— Валя! — крикнула Ольга.
Та услышала, но посмотрела совсем в другую сторону. Ольга окликнула ее еще раз, но Валя почему-то никак не могла понять, откуда доносится голос. «Она не ориентируется на звук», — догадалась Ольга.
Дука, узнав об этом, страшно расстроился.
— Может, пройдет контузия?..
Но кто на это мог ответить?
А Валя каждое утро спрашивала:
— Подросли, девочки, у меня волосы?
— Подросли, еще бы! Скоро можно будет косы заплетать. А там и шрам рассосется, — обнадеживали они Валю.
Вскоре отряд отправился на новую стоянку, к берегам Болвы. Там начинался Дятьковский советский район, образованный в тылу врага. Ольга шагала рядом с Валей и без умолку болтала, пытаясь рассеять тревогу и грусть подруги.
Ранним майским утром Жуков пошел на огород вскапывать землю. Его квартирная хозяйка Анна Андреевна Рыжкова с Галей Губиной перебирали картошку.
— Напрасно мы потеем, — Жуков с силой вогнал в суглинок лопату. — Какая без навоза картошка.
— Навоза не достать!.. — Рыжкова не договорила. К калитке подошли две незнакомые девушки.
— Вам кого?
Та, что постарше, замялась. Зачем-то открыла и закрыла сумочку. Помоложе, тонкая и гибкая, с бойким взглядом, спросила:
— Вы Жуков?
— Я.
— Мой дальний родственник, кажется, живет здесь?
Это был пароль.
— Нет, он выехал, ваш родственник, — отозвался Евгений и пригласил девушек в дом.
Гостьи оказались парашютистками Западного фронта. Старшая назвалась Дусей Лантуховой, а ее подруга — Раей Борзенковой. Они просили сведения о движении эшелонов через узел Брянска-второго.
— Галя, — позвал Жуков Губину, — поухаживай за гостями, я скоро вернусь.
Жуков незаметно скользнул взглядом по улице. Небрежной походкой прошел мимо полицейских, судачивших на лавочке, мимо женщин, шепчущихся о чем-то, и свернул к базару. У входа на базарную площадь, перед деревянным щитом с картой, утыканной флажками, остановился. Несколько зевак, задрав головы, смотрели, как молодой немецкий офицер, весело насвистывая, переставлял флажки за Дон, восточнее Ростова.
— Казак капут. Кавказ капут. Москва капут! — напыщенно объяснял он.
Подошел Иванов, худощавый, на вид совсем юноша.
— А ведь палка о двух концах.
— Тише ты, — шепнул Жуков.
— Голос у меня такой — не гнется. А палкой с двумя концами мы, дровосеки, называем тонкое полено. Им можно ударить любого, хоть и тебя, смотря за какой конец взяться.
Офицер громко захохотал:
— Гут!.. Гут!..
Офицер не заметил, как Жуков перемигнулся с Ивановым. Офицеру не до Жуковых. Он думает, что война скоро кончится.
А она, война-то, и возле самого офицера. Сейчас Жуков и Иванов, потомственные железнодорожники, разойдутся у карты в разные стороны, а через некоторое время опять встретятся.
Жуков сообщит о парашютистках.
— Теперь на два фронта будем работать — на Брянский и Западный.
— На три, — поправил Иванов. — Партизаны — тоже фронт.
Иванов — руководитель пятерки. В пятерке семнадцатилетние ребята Иван Кулик и Миша Батюков, девушки — Дуся Цыпляева и Люба Сафронова. Через Обухова Иванов установил связь с Яковом Андреевичем. Раз в неделю на улицу Третьего июля группа передавала все, что разведывала, добывала. Таких пятерок в Брянске было много. К весне тысяча девятьсот сорок второго года в них действовало более четырехсот подпольщиков. Степанов, Черненко, Васильев и Жуков держали в своих руках нити ко всем патриотическим группам.
«Верховному Командованию нужны точные сведения о движении фашистских войск на юг», — это задание передавалось из уст в уста. В тайники, созданные в разных концах города, доставляли лаконичные записи: «Эшелон с танками проследовал тогда-то, во столько-то часов… Танков 50. Чайка». Это от Алексея Мосина. «Механизированный полк на открытых платформах отправился на Орел. Коля». Работа врача Золотухина. «Ежедневно проходит три состава с горючим, в каждом по сорок цистерн. С девяти до двенадцати часов. Больной». Это постарался Обухов, — определял Жуков.
От Петра Лебедева в тайник поступил график движения эшелонов, добытый Карлом Вернером.
— У диспетчеров потребовали прогонять за сутки сорок поездов, — сказал Иванов. — И большинство — на юг.
Общими усилиями подпольщиков было установлено, что оба брянских железнодорожных узла перекачивают от пяти до двадцати тысяч солдат ежедневно. К тому же много военной техники. Все эти сведения шли в Москву, в штаб партизанского движения, в разведотдел Брянского фронта.
Принес Жуков нужные сведения и парашютисткам, представительницам Западного фронта. Отправилась со сведениями одна разведчица. Другой — бойкой Рае — было приказано остаться для связи в Брянске. Девушке нужна была прописка.
— Попытаемся устроить, — ответил Жуков.
Коллективно придумали Рае легенду о том, что идет она якобы из Калуги к матери в Орел, а в Брянске задерживается у родственника, чтобы помочь обработать огород.
В полицию Рая пошла вместе с Галей Губиной.
— Пусть твой родственник явится сам ко мне, — потребовал начальник полиции.
Жуков пришел к нему в тот же день.
— Где работаешь?
— Я инвалид, — и предъявил справку о болезни, которую выдал Золотухин.
— А почему на партийный учет не встал? — с ехидной усмешкой спросил начальник полиции.
— Я никогда не был коммунистом, — ответил Жуков.
— Ладно, проваливай. Справку выдам тогда, когда наведу о тебе справку.
— Вот подлюга, — думал Жуков, шагая по улице. В сердце зашевелилась тревога.
В коридоре послышались знакомые четкие шаги. Угловатые плечи молоденькой уборщицы Лизы вздрогнули, веник выпал из рук. Фон Крюгер… Лиза чувствовала отвращение к этому начиненному злобой человеку, до смерти боялась его змеиных глаз. Стоило ему посмотреть на нее, как сердце останавливалось, мысли путались. Лиза пыталась взять себя в руки, держаться просто и непринужденно, как это делала Прасковья Брылева, но ничего не получалось. Проклятый страх парализовал волю.
В конце коридора фон Крюгер остановился, открыл форточку и закурил. Занавеска слегка колыхалась от порывов майского ветерка. С четвертого этажа по лестнице шел майор Кнель. Увидев капитана, он подошел к нему и заговорил. Лиза прислушалась.
— Как генерал?
— Лют, как цербер.
— «Брудершафт» утвержден?
Лиза догадывалась, что этим словом засекречена какая-то операция. Убирая коридор, она подолгу задерживалась у замочных скважин, но обрывки фраз ничего не прояснили.
— Что это за мышка возится у тебя? — донесся голос майора.
— Славная дикарка, — ответил фон Крюгер. — Думаю взять ее в «дочери». Все не так одиноко будет.
— Очень неказиста, — Кнель разразился пошлостями. Ведро выпало из рук Лизы и покатилось по полу. Неловко наклонившись, она поспешно убирала воду. «Надо бежать отсюда…». — мелькнула мысль. — «Но… „Брудершафт“?! Нет, не могу, не имею права».
И Лиза почувствовала, что страх, гнетущий ее, проходит. Она увидела перед собой боевую задачу. Она решила дать бой!
На хлебный мякиш сделала отпечаток ключа крюгеровского сейфа. Яков Андреевич смастерил ключи. Вечером Лиза с гулко бьющимся сердцем подошла к стальному ящику, как к опасному хищнику. Ключ со скрежетом повернулся. Рванула дверку, но та не поддалась. Позабыв про всякую осторожность, она исступленно дергала ручку. Проклятье! Лиза чуть не плакала от досады.
Вечером вновь убирала прокуренный кабинет Крюгера. Здесь только что закончилось совещание. Офицеры порядком насвинячили. Пепельница, чернильный прибор и бронзовая статуэтка крестоносца были завалены окурками. Мусорная корзина утонула в ворохе скомканных бумаг. Под столом валялись бутылки из-под вина. Лиза вынесла их в кладовую под лестницу и принялась выметать мусор. Взгляд задержался на грязном листке с каким-то планом. Это же черновые наброски военного плана! Вот они, кружочки: Любохна, Слободище, Дятьково… А вот стрелы… Названия воинских частей.
Засунув листок под кофту, Лиза заторопилась к Якову Андреевичу.
Ольга протерла слипающиеся глаза и выскочила на улицу. Занимался июньский день, заливая все вокруг розовым светом. Небо, промытое дождем, сияло румянцем. Пели соловьи. Все дышало спокойствием. Будто и нет войны, нет смерти. Слободище спало крепким сном.
Вприпрыжку, как школьница, Ольга побежала на полянку, нарвала букетик полевых цветов, усыпанных слезами-росинками, вдохнула их крепкий настой. «Отнесу Коле Куриленко, целый день догадки будет строить, от кого цветы…»
Куриленко, молодой белокурый партизан, не сводил с Ольги глаз, и она давно это заметила.
Вдруг пронеслась черная тень самолета. Целая стая «юнкерсов» закружила над Слободищем, сваливая бомбы. Заухали минометы. В гулкие грозные взрывы влился бойкий лай пулеметов.