СС к уничтожению Гитлера, а на втором — двинуть армию против СС и свергнуть Гиммлера. Епископ Чичестер передал эту информацию Энтони Идену, но она не произвела впечатления на британское правительство.
Наиболее плодотворными оказались контакты немецких подпольщиков в Стокгольме с семейством известных шведских банкиров Валленбергов. Глава семьи Маркус Валленберг имел близкие связи с Брюннингом, когда тот был канцлером, а также с Гёрделером. После смерти Маркуса Валленберга контакты продолжились, особенно со стороны его сына Якоба Валленберга, который был членом шведской правительственной комиссии по экономическим связям между Швецией и Германией. Именно Якобу Валленбергу Гёрделер открыл свои взгляды на ситуацию в Германии и, в конечном итоге, на свои планы по свержению Гитлера. Якоб Валленберг в общих чертах передал мне содержание своих разговоров с Гёрделером:
«Очень давно, вероятно в 1940 году, мы обсуждали возможность государственного переворота в Германии. Я часто подчеркивал, что за рубежом удивлены отсутствием организованного антинацистского движения в Германии, особенно когда стало известно, что значительная часть населения страны и многие видные фигуры находятся в оппозиции нацизму. Гёрделер повторил, что эта критика не вполне обоснованна, поскольку почти 200 000 немцев отправлены в тюрьмы и концентрационные лагеря за противодействие режиму. Военный переворот невозможен без помощи со стороны армии, а такую помощь трудно обеспечить, пока продолжаются военные успехи.
В ноябре 1941 года Гёрделер сообщил мне о поражении немцев под Москвой. Во время своего приезда в феврале 1942 года он рассказал, что из-за такого тяжелого поражения Гитлер разжаловал и отдал под трибунал нескольких офицеров, хотя все знают, что виноват сам Гитлер. Большинство офицеров были оправданы трибуналом, но после этого в офицерских кругах возникло чувство ожесточения в отношении Гитлера. Это породило у Гёрделера новые надежды.
В апреле 1942 года Гёрделер снова приехал в Стокгольм и предложил, что нам [Валленбергам] нужно вступить в контакт с Черчиллем, с которым до начала войны Гёрделер общался лично. Ему хотелось, чтобы союзники заранее пришли к согласию относительно условий мира, в случае если ему и его товарищам по заговору удастся отправить Гитлера в тюрьму и свергнуть нацистский режим. Это был не первый раз, когда Гёрделер поднимал эту тему. Я всегда пытался дать ему понять, что никаких предварительных обещаний не будет. Чтобы его убедить, я организовал его встречу с моим братом Марком Валленбергом, который имел тесные связи с британцами. Мой брат тоже категорически заявил Гёрделеру, что получить какие-либо предварительные обещания не удастся.
Во время моих последних визитов в Берлин Гёрделер вернулся к этой теме, и у нас было несколько долгих дискуссий. Я объяснил ему, какому риску подвергнутся он сам и его товарищи, ведь если к этому вопросу будет допущено большое число людей в Англии и Соединенных Штатах, то неизбежно возникнет опасность утечки. Это его не испугало. Тогда я постарался дать ему понять, что он и его друзья должны добиваться изменений независимо от позиции Лондона или Вашингтона. Полагаю, этот аргумент произвел на него больше впечатления, чем риск, связанный с попыткой добиться поддержки союзников. Он сказал, что обсудит это со своими друзьями и даст мне знать. Прошло несколько дней, и он сообщил мне, что они убедились в правильности мысли о том, что нужно действовать, не дожидаясь обещаний от союзников. При этом он попросил, чтобы я связался с союзниками, как только гитлеровский режим будет свергнут.
В следующий раз я встретился с Гёрделером в феврале 1943 года. Он сказал, что решение Касабланкской конференции о безоговорочной капитуляции осложнило его работу с военными, поскольку некоторые из них настаивали, что, если германским войскам придется капитулировать, они хотят, чтобы ответственность за это нес Гитлер. Между тем катастрофа в Сталинграде заставила некоторых военных понять, что необходимо что-то делать, чтобы убрать Гитлера. Гёрделер рассказал мне, что у заговорщиков есть план осуществить государственный переворот в марте 1943 года, но он не уверен, что они смогут его реализовать, поскольку Гитлер предпринимает все мыслимые предосторожности. Он окружил себя охраной из 3000 человек и едва ли посмеет когда-нибудь еще появиться на фронте.
В мае 1943 года Гёрделер снова приехал в Стокгольм. Он знал, что мой брат находится в Лондоне, и просил его незамедлительно связаться с Черчиллем. Я также попросил его написать меморандум в отношении всех пунктов, которые готов принять новый режим, включая наказание военных преступников, возмещение ущерба, причиненного войной, разоружение, установление демократического режима и т. д. Гёрделер сделал это и передал мне подробный меморандум. Он просил также, чтобы, как только произойдет переворот, союзники перестали бомбить немецкие города, и народ Германии увидел, что они благожелательно настроены к новой власти. Кроме того, он хотел, чтобы в ближайшее время не производились бомбардировки Берлина и Лейпцига, так как эти города являлись центрами антинацистского движения и разрушение коммуникаций создало бы дополнительные трудности для осуществления переворота. Я связался с братом, который передал эту информацию британцам.
В августе я получил от Гёрделера сообщение, в котором он просил меня приехать в Берлин. Я придумал предлог для такой поездки и несколько раз встретился с ним. Он рассказал, что все готово к перевороту и он произойдет в сентябре, после чего заговорщики намерены без промедления отправить в Стокгольм некоего Фабиана фон Шлабрендорфа. Гёрделер просил меня убедить британцев прислать связного для встречи со Шлабрендорфом. Я ответил, что буду рад сделать это, как только произойдет переворот, и проинформирую союзников, что немец, представляющий новую власть, прибудет в Стокгольм, но не для проведения переговоров, а лишь для того, чтобы получить от союзников совет, как следует действовать новому правительству, чтобы добиться мира. На таких условиях я взял на себя это поручение.
На этот раз, как неоднократно до этого, Гёрделер упомянул о некоторых персоналиях. В особенности его интересовала перспектива Шахта. Шахт, видимо, хотел играть ведущую роль и считал, что подходит на должность министра иностранных дел, не понимая того, что он не пользуется расположением союзников и народ настроен к нему критически. Гёрделер сказал мне, что германские социал-демократы против включения Шахта в новое правительство, однако его можно было бы назначить главой Рейхсбанка. Гёрделер уже говорил о намерении заговорщиков, если переворот окажется успешен, сделать главой государства генерала Бека и сформировать временное правительство из военных, гражданских чиновников, а также представителей профсоюзов и лиц, представляющих интересы земель. Гёрделер считал, что в дальнейшем, после проведения выборов, ведущие позиции, скорее всего, займут социал-демократы. Гёрделер никогда не говорил мне, какую позицию в новом правительстве займет он сам.
В этот раз, как и в предыдущие, Гёрделер сказал,
