крушения всей власти в рейхе, которое может произойти, если меры по социальной децентрализации будут реализованы со скоростью, предусмотренной заговорщиками. Из других свидетельств становится ясно, что группа Бека — Гёрделера не хотела иметь ничего общего с Гиммлером, но вначале они не возражали, если бывшие нацисты типа Попица и Лангбена сделают что-нибудь такое, что посеет смущение в рядах нацистов.
Арест Лангбена, положивший конец беседам с Гиммлером, произошел весьма забавным образом. В сентябре 1943 года Лангбен поехал в Швейцарию, чтобы озвучить представителям союзников, с которыми он поддерживал контакты, мысль о том, чтобы для свержения Гитлера использовать Гиммлера. Какая-то шифровка, отправленная неким агентством союзников, но не американским и не британским, была расшифрована гестапо. У Гиммлера имелось множество врагов среди тех, кто был близок к Гитлеру, в особенности следует отметить Бормана, завидовавшего усилению влиянию и власти Гиммлера. Непосредственный подчиненный Гиммлера, печально известный обергруппенфюрер Мюллер, был одним из самых отвратительных людей во всей иерархии СС, который тайно интриговал против Гиммлера. Враги Гиммлера проследили, чтобы расшифрованное сообщение дошло до Гитлера. Гиммлеру не оставалось ничего иного, как действовать.
Конечно, он был не заинтересован в том, чтобы отправить Лангбена под суд, и не делал этого еще год. Попица, не меньше Лангбена замешанного в этом деле, даже не стали арестовывать до тех пор, пока под шумок общей облавы после 20 июля Гиммлер не смог прикрыть себя, зачислив этих двоих в общий список заговорщиков. Но даже тогда он проследил, чтобы их судили отдельно и с особыми предосторожностями. Среди документов, лежавших в папке с обвинительным заключением, я обнаружил следующее письмо шефа полиции безопасности (СД) Эрнста Кальтенбруннера министру юстиции:
«Я знаю, что в скором времени в Народной судебной палате должен состояться суд над бывшим министром Попицем и адвокатом Лангбеном.
Ввиду известных вам фактов, а именно встречи рейхсфюрера СС с Попицем, я прошу вас проследить, чтобы, когда дойдет до дела, публика не была допущена на процесс.
Предполагаю, что вы согласитесь, чтобы я отправил в суд около десяти своих сотрудников, которые выступят в качестве аудитории. Что же касается присутствия других лиц, я прошу у вас права отказать им в допуске».
Мисс Саар, которая была арестована в то же время, что и Лангбен, рассказывала мне, что на бесконечных допросах в гестапо ей постоянно задавали один и тот же вопрос: «Когда доктор Лангбен последний раз виделся с Гиммлером?» Ответ на этот вопрос, а также все свидетельства их последней встречи в обвинительном заключении не упоминались. На самом деле имела место еще одна встреча, произошедшая после возвращения Лангбена из Швейцарии, но, очевидно, до того, как Гимлер узнал о расшифрованном сообщении. Лангбен рассказал мисс Саар, что коснулся вопроса о физическом уничтожении Гитлера только мимоходом; что Гиммлер был настроен серьезно, задавал существенные вопросы, но не пытался узнать никаких имен. Кроме того, мисс Саар сказала мне, что заключенные из соседней камеры в тюрьме на Принц-Альбрехт-штрассе говорили, что Лангбена стали пытать только после того, как ему был вынесен смертный приговор, но и тогда это делалось не с целью получения информации. Гиммлер хотел отправить Лангбена на смерть, но не хотел, чтобы он говорил.
Заигрывание Гиммлера с заговорщиками, строившими планы против фюрера, больше не повторилось до самых последних дней, когда он попытался заключить сепаратный мир при посредничестве Швеции. Гитлер перед смертью знал, что Гиммлер тоже предал его. 29 апреля 1945 года в своем так называемом «политическом завещании» он написал: «Перед смертью я исключаю бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера из партии и снимаю его со всех государственных должностей».
Геринг тоже был исключен, и Гитлер объяснил нам почему: «Геринг и Гиммлер помимо предательства меня лично нанесли неизмеримый ущерб стране и всей нации, участвуя в тайных переговорах с врагом, которые они вели без моего ведома и против моей воли, а также пытаясь незаконно захватить власть в государстве».
Подготовкой антинацистского переворота занимались очень разные люди. Они смогли отложить в сторону свои многочисленные разногласия и подчинить себя выполнению общей задачи. Однако их неспособность договориться о том, куда смотреть — на Восток в сторону коммунизма или на Запад в сторону демократии, — оставалась самой серьезной угрозой единству. Большинство заговорщиков предпочитало Англию и Соединенные Штаты, а некоторые даже надеялись, что после устранения Гитлера они смогут сдаться Западу и продолжить войну против Советов. В Вашингтоне и Лондоне знали о проблеме, и это было одной из причин, почему заговорщики не получали поддержки от Соединенных Штатов и Британии. На все, что исходило из Германии, в лагере союзников смотрели с вполне естественным подозрением, и предложения подобного рода воспринимались как попытки расколоть альянс, который определенно выигрывал войну, пока оставался единым.
Проблема Восток — Запад веками терзала Германию. Немецкие политики слишком часто пытались играть на стороне Востока против Запада или наоборот, переходя то на одну, то на другую сторону, чем нарушали равновесие в Европе. Эти колебания германской политики отражали старое историческое деление немецкого народа. Прусских монархов и помещиков прельщали автократические методы царских правительств. Позднее их место заняли те немцы, для которых такой же привлекательностью обладал тоталитаризм Кремля. Вместе с тем немецкие либералы всегда тяготели к демократическому Западу. Бисмарку удавалось ловко чередовать обе тенденции. Однако этого нельзя сказать о его преемниках. И дважды за четверть века Германия обнаруживала, что воюет и с Западом, и с Востоком, хотя первоначально была решительно настроена избежать войны на два фронта.
Гитлер ненавидел Советскую Россию. Но он без колебаний заключил с ней пакт в 1939 году, чтобы сделать свои странные «ухаживания» за Англией более эффективными. До самого конца Гитлер уповал на конфликт между Востоком и Западом. Генерал СС Вольф, который говорил с ним за несколько дней до финала, рассказывал мне, что Гитлер сказал ему: «Нам нужно продержаться еще пару месяцев! Тогда англо-американцы начнут драться с русскими, и мы присоединимся к той или иной стороне, мне все равно к какой». Этих двух месяцев у Гитлера не оказалось. Всего через десять дней англосаксонские и русские войска встретились в самом сердце Германии, но конфликта, на который он надеялся, так и не произошло.
Заговорщики были достаточными реалистами, чтобы предвидеть, что Германия, пережившая Гитлера, не будет ни военной, ни политической силой и окажется под контролем победителей. Но кого из победителей? Что лучше для Германии, стать сателлитом коммунистической России, которой нужно ее промышленное производство и высокий
