Эти тайные операции включают: пропаганду; экономическую войну; превентивные прямые действия, включая саботаж, противодействие саботажу, разрушения и эвакуацию; подрывную работу против иностранных государств, включая помощь подпольному движению сопротивления, партизанам и эмигрантским группам освобождения, поддержку антикоммунистических групп в странах свободного мира, находящихся под угрозой. В число таких действий не входит вооруженный конфликт с участием регулярных вооруженных сил, шпионаж и контршпионаж, прикрытие и обман в интересах ведения военных операций»[6].
Увеличение масштаба тайных операций вызвало необходимость не только в штате высококвалифицированных сотрудников, в совершенстве владеющих методами подрывной работы, но и в специальном органе, который организовывал бы и осуществлял эти операции в различных уголках земного шара.
Именно для этих целей в ЦРУ в конце 40–х годов был создан полуавтономный Отдел политической координации (ОПК), который получал указания политического характера непосредственно от госдепартамента и министерства обороны. В директиве о создании ОПК содержались ссылки на «подрывную деятельность СССР» и пространные спекуляции по поводу «советской угрозы». Это, по мнению авторов директивы, служило убедительным обоснованием решения открыть ОПК «зеленую улицу» для проведения различных тайных операций, включающих подрывные действия политического, экономического и идеологического характера.
Общий штат ОПК в 1949 году насчитывал 302 сотрудника; в 1952 году он возрос до 2812 сотрудников. В дополнение к этому 3142 человека выполняли различные задания за рубежом, работая на договорной основе. Бюджет ОПК в 1949 году составлял 4,7 миллиона долларов; в 1952 году он подскочил до 82 миллионов долларов. В 1949 году ОПК располагало за рубежом 7 отделениями, в 1952 году персонал ОПК работал в 47 отделениях.
Фундаментом деятельности ЦРУ за рубежом с самого начала был оголтелый антисоветизм. Белый дом насаждал представления о Советском Союзе как об «агрессивной силе», и тайные операции ОПК разрабатывались и осуществлялись на основе такого представления. В директивах Совета национальной безопасности, санкционировавших подрывную деятельность, прямо указывалось на необходимость «достойного ответа» на «советский вызов». Директивы СНБ, выпущенные в 1950 и 1951 годах, призывали к всемерной интенсификации этих операций.
Руководство ОПК со стороны госдепартамента и военных ведомств вскоре приобрело крайне расплывчатый характер, и это позволяло ОПК проводить многие операции по своему усмотрению.
Специальные операции ОПК должны были осуществляться в интересах различных ведомств. Государственный департамент поощрял политические акции и пропагандистские кампании для достижения своих дипломатических целей, в то время как министерство обороны требовало полувоенных операций по поддержке войны в Корее или по борьбе с партизанскими силами, связанными с коммунистами. Эти разнородные задания обязывали ОПК иметь в готовности широкий арсенал средств, включая специально подготовленные кадры и их техническое оснащение.
Создание ОПК и его своеобразное положение в ЦРУ породили две серьезные проблемы административного характера: соперничество между директором ЦРУ и ОПК и антагонизм между ОПК и Отделом специальных операций (ОСО).
Особенно серьезными были конфликты на уровне исполнителей. Каждый отдел имел в зарубежных бюро собственных представителей. Нередко, получая аналогичные задания, они использовали одних и тех же агентов и иногда пытались отбить их друг у друга. Острый конфликт между ОПК и ОСО в Бангкоке в 1952 году даже потребовал экстренного вмешательства помощника директора по специальным операциям Лаймена Киркпатрика. Причиной конфликта была попытка ОСО переманить на свою сторону важного местного чиновника, тесно связанного с ОПК.
В период с 1950 по 1952 год директор ЦРУ Уолтер Смит предпринял ряд мер для улучшения координации между двумя службами. В августе 1952 года ОПК и ОСО слились в Управление планирования. Слияние привело к резкому увеличению числа подрывных операций в ущерб тайному добыванию информации. Исполнители не без основания считали проведение подрывных акций более благодарной работой, так как их результаты быстро становились очевидными, тогда как длительная и кропотливая работа по вербовке агентуры требовала больших усилий и не сразу приносила плоды.
К 1953 году в целом сложилась та структура ЦРУ, которая сохранялась почти неизменной на протяжении последующих 20 лет. Корейская авантюра и дальнейшая эскалация «холодной войны» способствовали бурному росту ЦРУ. Его размеры по сравнению с 1947 годом увеличились в шесть раз.
Внутри ЦРУ были созданы три директората (управления). Управление планирования распоряжалось большей частью бюджета, кадрового состава и других ресурсов ЦРУ. В 1952 году на тайное добывание разведывательной информации и подрывные операции расходовалось 74 % общего бюджета ЦРУ и 60 % его кадрового состава были заняты в этой области.
К середине 50–х годов тайные операции уже стали неотъемлемой частью «продолжительного конфликта» с Советским Союзом и странами социалистического содружества. В сентябре 1954 года секретный доклад о тайных операциях ЦРУ был представлен президенту Дуайту Эйзенхауэру. Во введении к докладу содержалось поражающее своим цинизмом «концептуальное» обоснование необходимости тайных операций:
«В интересах национальной политики важным требованием является создание агрессивной, тайной, политической и полувоенной организации, более эффективной и безжалостной, чем та, которой пользуется противник. Никому не разрешается препятствовать быстрому, энергичному и надежному осуществлению этой задачи.
В настоящий момент ясно, что перед нами — непримиримый враг… В такой игре нет правил. Поэтому обычные нормы человеческого поведения здесь неприемлемы… Мы должны создать эффективные службы шпионажа и контршпионажа и научиться проводить подрывную деятельность, саботаж и побеждать наших врагов… Может оказаться необходимым познакомить с этим американский народ, чтобы он понимал и поддерживал эту в основе своей отталкивающую философию»[7].
Американский народ познавал эту «отталкивающую философию» задним числом. К сожалению, его согласия не требовалось для проведения тайных операций ЦРУ.
В 1955 году Совет национальной безопасности выпустил новую директиву о ведении подрывной работы — СНБ-5412, которая оставалась в силе до февраля 1970 года, когда был учрежден так называемый комитет 40. В директиве СНБ-5412 с военным лаконизмом и четкостью перечислялись основные задачи подрывной деятельности ЦРУ:
«создавать и использовать различные проблемы для противодействия международному коммунизму;
дискредитировать международный коммунизм, ослаблять силу его партий и организаций;
бороться с международным коммунистическим контролем в любых районах земного шара;
усиливать ориентацию на Соединенные Штаты со стороны государств свободного мира, подчеркивая, где это возможно, идентичность интересов этих стран и США, а также поощряя, где это следует, те группы, которые стремятся к развитию таких взаимных отношений, увеличивая желание и возможности этих народов и государств оказывать сопротивление международному коммунизму;
в соответствии с установившейся политикой развивать подпольное сопротивление и способствовать тайным и партизанским операциям в районах, где международный коммунизм преобладает или угрожает…»[8].
Особый раздел директивы был посвящен средствам и методам достижения поставленных целей: «Конкретно все это предполагает любые тайные операции, связанные с пропагандой, политическим действием, экономической войной, прямыми превентивными операциями, включая саботаж, антисаботаж, диверсию, меры по эвакуации или побегу после ее совершения; подрывные действия против враждебных государств или групп, включая помощь подпольному движению сопротивления, партизанам и группам беженцев, борющихся за освобождение, поддержку недовольных и антикоммунистически настроенных элементов в странах свободного мира, которым угрожает коммунизм; ложные планы и операции, а также все уместные действия, необходимые для достижения вышеперечисленного»[9].
Директива значительно изменила процедуры контроля и одобрения тайных операций. Функции совета по координации операций передали представителям государственного секретаря, министра обороны и президента. Специальной группе, как называлась теперь эта комиссия, поручалось рассматривать и одобрять планы тайных операций ЦРУ.
Теперь, казалось бы, каждая крупная акция ЦРУ находилась под жестким правительственным контролем. Однако директива СНБ-5412 не содержала четких критериев, определявших, какие тайные операции подлежали представлению специальной группе, а какие — нет.