Через некоторое время мы были уже на НП бригады 1-го чехословацкого корпуса. Начальник штаба быстро перенес на карту свежие данные о противнике, которые привезли офицеры штаба 8-й стрелковой дивизии.
— Спасибо за помощь,— сказал он по-русски.— Еще раньше ваш комдив сообщил нам о том, что в нашем районе сосредоточиваются немецкие танки. Мы решили оборону занять по берегу ручья.
С НП была видна цепь стрелков. Она стремительно, упругой волной катилась по холмистому предгорью.
— Почему атакуете, не закрепляетесь? — поинтересовался я.
— Хотим сбить отряды прикрытия противника и выйти к ручью, что за этой грядой. Очень удобный рубеж, особенно в противотанковом отношении.
В том, что этот рубеж действительно удобный, мы убедились примерно через два часа, когда противник пошел в атаку. Подходы к ручью сильно заболочены. Танки врага вынуждены были повернуть в сторону, искать обходы и подставили борта под огонь чехословацких пушек. К концу боя перед наскоро окопавшимися чехословацкими стрелками чадило несколько машин. Атака гитлеровцев захлебнулась.
— Хорошо воюете,— сказал я командиру бригады.
Комбриг улыбнулся:
— Стараемся не отставать от вас... Посмотрите налево.
Я поднес к глазам бинокль. Впереди и левее, перед позициями нашей 8-й стрелковой дивизии, тоже пылало несколько черных костров.
С наступлением темноты, когда фашисты наконец-то угомонились, на обратных скатах высот запылали десятки маленьких смолистых костров. Солдаты теснились у пылающего сушняка, тянули к огню озябшие руки, угощали друг друга махоркой, нехитрой снедью. Чехословацкая речь сливалась с «оканьем» ярославцев, «аканьем» москвичей.
У одного из костров низенький чех в чем-то горячо убеждал молодого русского парня. Тот крутил головой, смеялся. Добровольный переводчик, отчаянно жестикулируя, переводил их своеобразный диалог.
— Ты видел, какие красивые у нас девушки? — кричал чех.
— Видел,— отвечал наш солдат,— очень красивые...
— О чем они говорят? — спросил Паршин у плотного сержанта-сибиряка.
Тот покрутил ус, рассмеялся.
— У них тут целая история. Этого чеха во время вчерашней контратаки оглушило и землей присыпало. А наш его с нейтралки вынес. Чешский солдат нынче вроде как отошел и начал насчет своего спасителя интересоваться. Вот ребята их и свели. Чех узнал, что русский холостяк, и говорит: «Я за тебя свою сестру посватаю». Вот они и толкуют... по-родственному.
— А далеко ли дом чеха?
— Километров двадцать, впереди деревня его.
— Ее еще освободить надо,— заметил Паршин.
— Возьмем,— спокойно ответил сибиряк.
И такая железная уверенность прозвучала в словах солдата, что мы с Паршиным невольно переглянулись.
Не хотелось мне уходить от этих костров, но нужно было торопиться в штаб. Отъезжая, оглянулся. Костры теплились десятками крохотных светляков. Подумалось: «Костры братства, дружбы».
Бои в этом районе шли, не переставая, еще два дня. Нашей 8-й стрелковой дивизии и бригаде 1-го чехословацкого корпуса удалось отстоять свои рубежи. А потом мы вместе двинулись вперед.
Какой большой и трудный путь прошли мы по Чехословакии!
Начинал от Карпат нашим дивизиям пришлось с боями преодолеть Прешовские и Словацкие Рудные горы в Словакии, Низкие и Высокие Татры, Липтовские и Большие Татры, хребет Яворник и Яблуновские горы. Почти до самого конца войны корпус вел боевые действия в горно-лесистой местности.
Бои в горах потребовали от наших войск огромных усилий. Путь преграждали громады хребтов, покрытых большей частью густыми лесами, скалистые гребни и обрывистые пропасти вставали на пути. Малое количество дорог, глубокий снег, изменчивая погода, постоянные туманы, облака, низко нависающие над горами,— все это крайне затрудняло наступательные действия.
К тому же противник заблаговременно создал здесь прочную глубоко эшелонированную оборону. Во многих местах стояли в засадах неприятельские танки, пушки. Стоило показаться на дороге, как замаскированные пулеметы начинали бить по заранее пристрелянным ориентирам, по мостам, дорогам, теснинам. И все же наши полки и дивизии настойчиво и упорно проникали в глубину обороны, обходили по горным тропам и блокировали высоты. Мы шли вперед, и не было силы, способной остановить это грозное движение.
Что же помогало нашим бойцам? Какая моральная сила дг лгала их вперед? Пока мы не пересекли границу, каждый солдат жил лишь одним стремлением: как можно скорее изгнать фашистского зверя с родной земли. Ну а здесь, за границей? Дело в том, что и здесь каждый боец чувствовал себя так, словно он находился на родной земле и освобождал ее от гитлеровской нечисти.
В это время усилился приток заявлений с просьбой принять в ряды партии. Это и понятно. Воины глубоко сознавали свою благородную освободительную миссию, гордились великими победами, которых они добились под руководством Коммунистической партии. В те дни героизм стал нормой поведения советских воинов. И герои, лучшие наши люди, обращали к партии идущие из глубины сердца слова: «Если погибну — считайте меня коммунистом!», «Без партии не мыслю своей жизни...» Вот характерные цифры. Только в 8-й стрелковой дивизии число воинов, принятых в партию в феврале, по сравнению с январем выросло вдвое, в комсомол — в полтора раза.
Большую работу проводили в те дни армейские агитаторы и пропагандисты. Они широко разъясняли бойцам и офицерам, что собой представляет Чехословакия, какие народы здесь живут, каков социальный уклад страны. Политотдел 18-й армии отпечатал большим тиражом и разослал в войска тексты соглашения Советского правительства с правительством Чехословакии, договора о дружбе. Политработники посвятили этому документу десятки докладов, бесед, разработали специальные темы для политзанятий с молодыми бойцами.
Но несмотря на то что мы были в дружественной стране, солдаты очень тосковали по Отчизне, по родным и близким. Нужно было видеть, с какой жадностью слушали они беседы о жизни в родной стране, с каким восторгом и гордостью рассказывали местным жителям о Советском Союзе, о социалистическом обществе. За границей каждый наш солдат становился агитатором Советской власти. Мне пришлось присутствовать на беседе агитатора рядового Сеидназарова. Просто и убедительно он говорил о великой силе советского патриотизма:
— Когда я произношу слово «Родина», то думаю не только о моей Киргизии. Вижу Украину, за которую дрался, Белоруссию, освобожденную от фашистов, и Москву — мать всех советских народов. Весь Советский Союз вкладываю в одно слово — Родина. За нее мы воюем. Ее честь, свободу и независимость мы отстаиваем далеко за рубежом!
В первых числах февраля перед нашим корпусом была поставлена задача наступать вдоль южного берега реки Ваг в общем направлении на город Ружомберок. Это была одна из частных операций общего наступления 4-го Украинского фронта.
По замыслу командования фронта, цель операции главных сил состояла в том, чтобы, нанеся поражение вражеским войскам, преодолеть горные хребты и выйти на дальние подступы к Моравско-Остравскому промышленному району.
Три армии ломали сопротивление врага: 38-я (командующий генерал-полковник К. С. Москаленко), 1-я гвардейская (командующий генерал-полковник А. А. Гречко), 18-я (командующий генерал-лейтенант А. И. Гастилович). Поддерживала наступление с воздуха 8-я воздушная армия (командующий генерал-лейтенант авиации В. Н. Жданов). В составе 18-й армии вместе с нашим корпусом мужественно сражался 1-й чехословацкий армейский корпус под командованием генерала Людвика Свободы.
Наш корпус действовал на левом фланге 18-й армии.
Со 2 по 13 февраля 138-я стрелковая дивизия пыталась прорваться юго-западнее местечка Илианово, но успеха не имела. Илианово так и осталось у противника. 13 февраля комкор Медведев приказал 8-й стрелковой дивизии атаковать противника несколько севернее этого населенного пункта. После сорокаминутной артподготовки полки дивизии ворвались в первую траншею. Завязалась рукопашная схватка.
Вскоре последовала сильная контратака, и наши части отошли на прежние позиции. Враг оборонялся упорно. Он крупными силами прикрывал дальние подступы к стальному сердцу Чехословакии — Моравско-Остравскому промышленному району.
Полмесяца мы бились на этом участке. Противник занял очень удобные для обороны рубежи по реке Ваг и отрогам хребта. Он просматривал всю глубину боевых порядков, и поэтому мы не могли использовать фактор внезапности. Неудачи объяснялись и рядом других причин. Скалистые хребты, покрытые глубоким снегом, не позволяли маневрировать. Все теснины, ущелья, дороги, перевалы фашисты заминировали. Всюду завалы, «сюрпризы» и множество других серьезных препятствий.
