легко понять, куда двигаться дальше, так как дымовая завеса не позволяла определиться с направлением. За нами бегут солдаты другой роты – они сместились правее. Пехотинцы устремились вперед через наш центр – им следовало быть где-то на левом фланге. А в самом начале и мы сами чересчур сместились вправо. Но сейчас, во время атаки, все займут назначенные им места.
Заняв очередной ров, чтобы укрыться от вражеского огня, мы обнаружили семьдесят или восемьдесят большевиков, которых предстояло прикончить, выбить вон или захватить в плен. Завязалась рукопашная, и лишь немногим из советских солдат удалось выйти из нее живыми. Но и у нас тоже появились потери. Был тяжело ранен лучший и самый добросовестный из всех парней, что мне довелось повстречать за всю войну, наш санитар ефрейтор Хандлер. Были выбиты еще несколько человек, пользовавшиеся всеобщей любовью. В соседней роте пал неубиваемый лейтенант Несер, тоже прекрасный человек. А теперь он лежит у реки Тим…
Мы вышли к нашей первой цели, Нижнему Долгому, точнее, к тому месту, где оно стояло несколько часов назад. Огнем наших реактивных минометов несколько деревянных избушек были превращены в груды головешек. От всего лежали лишь жалкие остатки – несколько прочных деревянных балок и немного домашней утвари. Испуганное гражданское население выползало из подвалов со страхом в глазах. Плачущие дети, дрожащие от ужаса взрослые, апатичные старики – вот что такое сейчас было Нижнее Долгое. Боже правый, как мы благодарны тебе за то, что эта война не идет на немецкой земле.
Теперь перед нами следующая цель – Грачевка. Сначала мы должны выйти к ее юго-восточной окраине. Мы снова атакуем широкой, огрызающейся огнем цепью, зачищаем местность, а затем вынуждены использовать все наши силы, чтобы выкурить нескольких оставшихся солдат противника, которые бились до конца в своих укрытиях. Но мы быстро идем вперед. Вперед, мимо советских солдат, разгромленных и уходящих в тыл, мимо мертвых, мимо окопов и блиндажей, мимо позиций вражеских орудий, которые они бросили в попытке спасти свои шкуры… мы даже не смотрим в их сторону: вперед, вперед – таков всеобщий настрой.
Через низины и долины, через холмы и высоты, где наш авангард подавляет очаги сопротивления, а потом в быстром темпе мы рвемся через клочок земли, простреливаемый огнем противника, и выходим к своей следующей цели.
Теперь – до третьего рубежа, к высотам южнее Успенского. Оттуда всего несколько метров до железной дороги Курск – Воронеж и несколько километров до Мармыжи, арены тех ужасных боев во второй половине декабря 1941 г. Как они выглядят теперь?
Мы рвемся вперед, километр за километром. Советские войска, похоже, отошли, и в результате нашего броска на юго-восток мы оказываемся позади советских эшелонов. Стоит удушающая жара, и все мы потные, грязные, уставшие и постепенно накапливающие чувство голода (это тоже произойдет чуть позднее)… Но мы идем вперед и вперед. Я начал вспоминать первые дни войны в Польше – они были похожи. Снова несколько полей высокой пшеницы, как я ненавижу их, через которые нам нужно пройти. И что любопытно (я что, совсем дурак?), я продолжаю наставлять своих солдат, напоминая им о минах, здесь, в 10 км за Тимом.
Наступает полдень. И день продолжается. Вперед, вперед… Как и всему в жизни, придет конец и этому маршу. Пройдя 17 км, в 14.30 мы наконец вышли к высотам южнее Успенского. Не успел я обсудить то, что следует теперь делать, – командир роты и батальонный адъютант сейчас находятся на левом фланге, – как это произошло.
Неожиданно рядом со мной раздался взрыв. Никакого воя снаряда, ни свиста, лишь глухой кашляющий звук минометной мины. Мелькнуло ли что-то в воздухе или просто сработал инстинкт?
За долю секунды я распластался на животе. Как раз вовремя, так как сразу же раздался следующий взрыв. Голова внутри разорвалась, и думаю, что барабанные перепонки в ушах взорвались. Что со мной произошло? Я ощупал свой череп – все в порядке. Прекрасно. Грудь – ничего. Руки – тоже ничего. Я смог пошевелить верхней частью туловища. Ноги – брюки на коленях разорваны в лохмотья. Из левой ноги течет кровь. Я ранен.
После трех лет на фронте, после четырех кампаний я попал под мину.
Я был готов зарыдать от злости. Сейчас, когда мы наконец снова идем вперед, когда можем пробивать себе путь на восток, почему-то должно было произойти нечто подобное. Тщательно, втайне надеясь, что со мной не случилось ничего серьезного, я осматриваю левую ногу. Из колена течет кровь. Значит, здесь осколок.
Я поднял ногу вверх, но осколок не вышел, он сидит внутри. Ох-ох! Санитар из пехотного подразделения, который отстал от своих и которого я захватил с нами, чтобы потом через наш батальон отправить обратно к своим, перевязал меня. Неожиданно мне показалось, что со мной произошло худшее: я потеряю эту ногу! Нет, нет! А затем: она будет негнущейся, как доска. Страшно.
Вскоре подошел лейтенант Шемм. Он очень взволнован. Кто займет мое место? Я предложил своего старого товарища Майера-второго. Согласен. Я попросил его подойти, чтобы объяснить ему все.
– Итак, Майер. Ежедневный рапорт выглядит следующим образом… здесь мой блокнот с листами, над которыми работает каждый.
– Эй, Прюллер, обер-фельдфебель Хейндль тоже ранен, вы можете отправиться с ним.
– Да-да, одну минуту. А теперь смотри сюда, здесь секретные сведения… боеприпасы… довольствие…
– Прюллер, ну давайте же… Вы едете?
– Машины, которые будут в твоем распоряжении… бензин… Теперь еще одно: тебе нужно послать в лес разведывательную группу и…
– Проклятье, Прюллер, оторвите свою задницу от этого…
– Подождите секунду, ради бога… теперь – не забудь вести записи в этих личных делах… и… и…
Мне нужно было сказать так много.
Лейтенант Шемм желает ободрить меня. Он говорит, что осколок удалят в пункте первой медицинской помощи и я смогу остаться в роте. Но я знаю, что означает осколок в колене. Вот для нас уже готов «Штайр», туда загружают еще двух раненых – Хейндля и старшего солдата Тёпля из 4-го взвода. С помощью санитара мне удается сделать несколько шагов, и вот я тоже внутри.
С болью в сердце я оставляю своих чудесных товарищей, с которыми вместе я провел в роте три с половиной года, с которыми уехал на фронт. Увижусь ли я с ними снова? Пусть Бог пребывает с вами, солдаты моей родной 6-й роты, пусть вас не оставляет солдатская удача.
Пункт оказания первой помощи был развернут в нескольких больших палатках. Пришлось немного подождать, пока очередь дойдет до меня. Мною сразу же занялись – ногу
