Трубку в центральном посту поднял сам командир.
— Сокирченко слушает.
Я набрал воздуха и, стараясь придать голосу безразличную официальность, затарахтел:
— Товарищ каперанг! Распорядительный дежурный лейтенант Белов. Комдив приказал срочно, сейчас же от вас вахтенного штурмана на РБ-407.
Буксир на нашем пирсе у ПКЗ. Дайте фамилию офицера, мне необходимо доложить оперативному.
Сокирченко возмутился:
— Какого хрена! Мне в понедельник в море, стрелять! Я сейчас позвоню комдиву! Никого не дам! Нашли дойную корову! Комдив у себя?
Врать так врать. Я пошел напролом.
— Товарищ каперанг. Комдив уже уехал, а взять приказал от вас. Куда уехал — не знаю, а в штабе больше никого. Суббота ведь.
Сокирченко бушевал еще минут пять, посылая проклятья всем тупоголовым штабистам, и, немного успокоившись, спросил:
— Куда идет буксир?
Куда он идет, я не знал. Но ответил бодро и уверенно, зная, что с корабля комдиву домой не позвонишь:
— Да в Оленью губу. Часа полтора туда и столько же обратно. К ужину будет на борту ваш штурман. Не пропадет.
Сокирченко уже совсем расслабился.
— Чего ж ты сразу не сказал, что такая ерунда. Пиши. Старший лейтенант Голубев. Где буксир? Пусть к 13-му пирсу подойдет, заберет его. Побыстрее чтобы. Он мне вечером нужен будет, решение на переход в полигон готовить.
Я выскочил на верхнюю палубу, договорился с буксиром и принялся звонить оперативному.
— Товарищ кавторанг! Ваше приказание выполнено. Сейчас буксир заберет старшего лейтенанта Голубева с 13-го пирса.
— Хорошо лейтенант. Служи пока.
Мне и самому стало интересно, куда же идет буксир.
— Товарищ кавторанг. А куда буксир направляется?
— Лейтенант, ты что с Луны свалился? В Гремиху на десять суток, обеспечение буксировки кораблей отстоя. Думаешь я из-за ерунды тебя строил и свои нервы портил!
Я положил трубку. В иллюминатор был виден буксир, спешащий к выходу из бухты. На борту чернела одинокая фигурка в шинели. Мне стало стыдно.
В обед появился неуловимый старпом, выспавшийся и довольный, и до смены с вахты уже никуда не уходил. Мы пили чай, вели светские разговоры, курили. Но я благоразумно сел подальше от телефона, и его поочередно поднимали старпом и дежурный по штабу.
В пять вечера мы благополучно сменились. Проспавшийся СПНШ вызвал «уазик» и захватил нас в поселок. Выходные мои прошли спокойно в лоне семьи. В понедельник мой командир сообщил мне, что Сокирченко обещал по приходе в базу оторвать мне детородный орган вместе с корнями или на худой конец сделать обрезание. Когда я рассказал за что, мой начальник изошел хохотом, а потом вставил мне по первое число. С Сокирченко в море отправили нашего штурмана Паринского, вытащив из постели в пять часов утра.
Еще через две недели в экипаж заглянул незнакомый старлей. Узнав, кто здесь Белов, он нашел меня и протянул руку.
— Будем знакомы. Голубев Костя. Очень посмотреть на тебя хотел. Я вообще не обижаюсь, вот только на десять дней без зубной щетки и с тремя сигаретами хреновато из дома уезжать. Но зато с друзьями повидался. Они помогли. Спасибо, старик!
Расстались мы друзьями, поздно вечером, изрядно отметив возвращение блудного штурмана в местном злачном заведении под названием «Мутный глаз». От Сокирченко я прятался еще долго. Правда, при встрече он мне ничего не оторвал, а только посмеялся.
Автономке конец, путь на базу далек…
Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
Из песни
Случилось это не так давно, лет пятнадцать назад, где-то в середине восьмидесятых, и само собой, как и все, что происходит на флоте, — чистая правда.
Лейтенант Валя Поспелкин закончил училище не с красным дипломом и синим лицом, а, как и большинство, с синим дипломом и красным лицом. То есть крепким середняком, таким, из каких и получаются настоящие флотские инженеры. Но, видно, лицо его было покраснее других, и посему распределили Валю к месту будущей службы, не спрашивая его согласия. На Камчатку.
Край, конечно, благословенный, но уж очень далекий. Валя, однако, не сильно обиделся, хотя и не очень собирался на Дальний Восток, назначение принял как должное, а чтобы не особо скучно было одному в краю вулканов и гейзеров, быстренько женился после выпуска на своей однокласснице Марише, добросовестно ожидавшей его все пять лет учебы в училище. Оба они были коренными севастопольцами, а посему никуда отдыхать не поехали, а весело проплескались месяц отпуска в теплом Черном море, а после, подхватив чемоданы, вылетели в далекие края.
До того на Камчатке Валя не был. Стажировку проходил на Севере и был приятно поражен красотами места, где ему предстояло служить Родине. Более практичная, как и все женщины, Мариша тоже повосхищалась видами Авачи, но, узнав у торговавшей в аэропорту бабушки цену ведра картошки, впала в легкий ступор и приходила в себя всю дорогу до Рыбачьего. На эти деньги в родном Севастополе можно было купить целый мешок картошки и еще на остальные овощи осталось бы. В штабе флотилии, изучив предписание Вали, почесали затылки и отправили его в дивизию, носившую славное прозвище «банановая». В советском Военно-морском флоте было несколько дивизий атомных подводных лодок, носивших титул «банановых». Корабли этих соединений уходили не как все на три месяца под воду нервировать супостата, а по-особому. Например, дивизия, в которой предстояло служить Вале, посылала корабли на далекую вьетнамскую базу Камрань. Лодка торжественно провожалась в автономку, уходила, погружалась, чапала в подводном положении около месяца до берегов Вьетнама, там всплывала и швартовалась в базе. Месяцев шесть-семь корабль и экипаж парились на жарком тропическом солнце, неся боевое дежурство по большей части у стенки пирса, потом снимались с якоря и таким же манером в подводном положении возвращались в родную базу на Камчатку. Такая автономка носила название «бананового похода» и длилась в среднем месяцев девять, почти как у дизелистов. Вот в такой дивизии и предстояло служить нашему герою.
В отделе кадров дивизии лейтенанту обрадовались как родному. Лейтенантов во все времена не хватало. Ни диплом, ни личное дело никто не изучал, вместо этого кадровики торжественно сообщили Вале, что его экипаж сейчас на контрольном выходе перед боевой службой, что у него есть еще пять свободных дней перед их приходом и что он должен радоваться тому, что попал в такой боевой экипаж.
Сообщение Валентина, что с ним приехала молодая жена, немного покривила сладкие лица кадровиков, но они совладали с эмоциями и отправили молодого офицера в политотдел. Душевный замполит второго ранга тоже с большой внутренней теплотой отнесся к зеленому лейтенанту и, изучив его бумаги в течение буквально пяти минут, выправил Вале бумагу, по которой тому должны были предоставить комнату в офицерском общежитии. В общежитии к бумаге отнеслись с пониманием, и через два с половиной часа Валентин и Мариша оказались в немного запыленном номере с двумя казенными кроватями, колченогим столом, парой стульев, шкафом довоенных времен и даже отдельным туалетом. Супруги были поражены четкостью и сервисом военных органов, ибо, по рассказам очевидцев, такое умильное отношение военных органов к молодым офицерам было, мягко говоря, нетипичным.
Все прояснилось через шесть дней, когда из морей вернулся Валин «пароход». Выяснилось, что милосердие штаба было совсем не бескорыстным. Просто-напросто Вале предстояло через пять дней уйти со своим кораблем на боевую службу, в самый настоящий «банановый» поход. А политорганы просто подстраховывались. Командир Вале попался, правда, очень боевой. Гроза врагу — отец матросу. Вдобавок ко всему, по причине нервной семейной жизни, капитан 1 ранга придерживался мнения адмирала Макарова, что в море — значит дома, что и внедрял среди своих подчиненных в приказном порядке. Офицеру Вале пришлось принять это как должное, и сообщить обалдевшей от известия Марише, что скоро он ее покинет примерно на девять месяцев. Так и случилось. После шести бессонных напряженных ночей Валя чмокнул жену в щеку, сунул ей в карман свое трехмесячное жалованье и умчался служить Родине в далекий Индийский океан.
Корабль, на который попал Валя, был, мягко говоря, не новым, проекта 675 с грозным прозвищем «стратегический забор». Бродить по морям несколько месяцев подряд старичку-ракетоносцу было уже не по силам, а вот стоять на взводе у пирса в Камрани, он годился, да и пульнуть ракетами мог еще о-го-го!
По дороге в солнечный Вьетнам Валю, как и положено, дрессировали по полной катушке на предмет знания специальности и устройства корабля. Юношей Валя был совсем не тупым, поэтому уже через месяц неторопливого перехода умудрился сдать зачеты на самостоятельное управление и заступить на вахту ГЭУ, совершенно не дублируясь старшими товарищами. Благополучно прибыли в Камрань. Пришвартовались. И потекло боевое дежурство. Текло оно достаточно однообразно, без всплесков и неожиданностей.
