После Ропшы мы пошли в направлении на Кипень, там немцы контратаковали, был очень сильный минометный огонь. Причем я впервые увидел то, что у нас называли «ишаками» — миномет из 10 стволов. Он так своеобразно скрипел, за что его и называли «скрипач» или «ишак».
Я был ранен, привезли меня в госпиталь. Я поразился, какие мастера эти врачи. Там палатка, в ней так тесно, что еле-еле можно пройти. Я лежу, мне делают операцию, рядом другому бойцу осколок удаляют, он ему по всем ребрам прошелся. Смотрю: ему такими согнутыми вилками рану раздвигают.
У меня кость была задета, рана — 6 на 18 сантиметров, и меня отправили в Ленинград. В госпиталь положили, операцию сделали, вырезали 34 кусочка, через день — в баню рану прогревать.
Беляев Павел
Когда шли бои под Нарвой, наши части захватили один бронетранспортер, на котором стоял смонтированный шестиствольный миномет, как у нашей «катюши». Миномет убрали, и мы использовали бронетранспортер для эвакуации раненых.
Мне оказала очень большую помощь Фаина Павловна Лаврова, которая командовала девочками-медиками. Сколько у них было храбрости, мужества! Я как-то сказал, что если бы наша часть состояла в большинстве из девушек, то победа была бы раньше. Не было случая, чтобы по вине медицинской службы не оказали своевременной помощи, не было эпидемических заболеваний.
Под Нарвой я первый раз увидел пленных немцев. Смотрю: идет группа. Холод — 37 градусов мороза, у них курточки серого мышиного цвета, утепленные, правда. Ботинки вставлены в галоши, плетенные то ли из соломы, то ли из лыка — эрзац-валенки называются. На головах пилотки, а сверху пилоток шали.
Один из пленных оказался русским. У нас девочка, санитарный инструктор, узнала его. Говорит: «Мы вместе с ним работали на заводе». Она стала задавать ему вопросы, но он не отвечал, стыдно было.
Коршунов Александр
Началась сильная пальба. Впереди Пулковские высоты все в огне, и ракеты сыплются прямо кучами. Нам дали команду — идти за танками. Сначала в Пулково, потом в деревню Виттолово. Там бои были сильные — Виттоловский котел, очень много солдат погибло, но немцев оттуда выгнали. Потом мы шли на Гатчину, сам город обошли у Вороньей горы. Тут мы остановились немножко, передохнули и нам сказали забираться на гору. Я прямо с пулеметом шел. Плачу, устал тащить его, а идти надо. На ночь мы остановились в большом противотанковом рву, утром должны были идти в атаку. Ночь была лунная, светлая, смотрим: немцы идут, два эшелона. Командир подбегает ко мне, говорит: «Пулеметчик, давай огонь». Я отвечаю: «Товарищ командир, не могу, ну не стреляет, замерз совсем». А он на меня кричит: «Я тебя застрелю, если сорвешь мне бой». Что делать? Ну, я взял, пописал на пулемет, и он заработал. Немцы отступили. Наши кричат: «Вперед, в атаку!» Все побежали. Так добрались до Сусанино. Там переночевали и рано утром, еще темно было, пошли на Вырицу. В Вырице сразу всех кинули в бой. Немцы отходили. В некоторых районах завязывались сильные бои, нам очень доставалось там. Бились за каждую деревню, за каждый огневой пункт.
Мой самый тяжелый бой — это освобождение Ленинграда. Много там погибло и наших, и немцев. Мы штурмовали, они шли на нас, мы стреляли в них из траншей, из землянок. Там все так перемешалось, что жуть стояла.
Широкогоров Иван
Я попал в 30-ю гвардейскую танковую бригаду[48], в мотострелковый батальон сначала командиром взвода, потом стал командиром роты. С этой бригадой пошел 15 января 1944 года от Пулковских высот на Красное Село, дальше — на Русско-Высоцкое, оттуда — на Красную Мызу, там бригада получила задание перерезать отступление немцев из Гатчины в Прибалтику, занять населенные пункты Большие Губаницы и Волосово. Мы пришли уже под вечер в Губаницы. Завязался жестокий бой. Мы шли в атаку вместе с танками. На каждом танке разместились автоматчики, как второй экипаж. Деревня горела, и мы были освещены, как будто днем. А когда летит на тебя рой трассирующих пуль, хочешь, не хочешь, но испытываешь страх. Наш командир бригады полковник Хрустицкий дал команду: «Делай, как я!» и устремился в бой. Его танк подбили, Хрустицкий сгорел вместе с экипажем. Губаницы и Волосово мы взяли в 9 часов утра 27 января. Битва была ожесточенная. Мы в этом бою потеряли много машин, из 43 танков Т-34 осталось всего 19. Хрустицкому Владиславу Владиславовичу посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
Муштаков Порфирий
Новгородско-Лужская операция начиналась так: главный удар — севернее Новгорода, с нашего плацдарма западнее реки Волхов. Второй удар, одновременно с первым, — с юга. Это не мощный удар, но очень эффективный. «Катюши» дали такие залпы, которых фашисты просто не ожидали. 14 января по единому стратегическому замыслу Волховский и Ленинградский фронты начали наступление. 2-я ударная армия была переброшена на Ораниенбаумский плацдарм, и тоже начала наступление. Фашисты стали метаться, но было уже поздно.
Я наблюдал, как «катюши» били по опорным пунктам. Представляете, тысячи снарядов вылетели за какие-то минуты. Все горело, разрушалось. И когда я за передовым танком двигался и опорные пункты рассматривал, это была картина… Поражение немцев было потрясающим.
Мне приходилось допрашивать одного гауптмана — капитана, командира разведывательной бригады. Он перенес наш массированный огневой удар реактивных систем и ствольной артиллерии. Когда я его спрашивал, как он это пережил, он схватился за голову и сказал: «О! Что-то страшное, что-то страшное. У вас и бог за Сталина!» Я ему говорю: «Варум? Найн-найн. Их бин атеист».
Белоусова Татьяна
В 1944 году, после снятия блокады Ленинграда, наша дивизия получила название Красносельская, а полки стали именоваться Ленинградскими.
Перед решительным боем была такая артподготовка, что мы все оглохли. После нее как-то быстро мы стали двигаться.
Было 3 замечательных дня, которые сохранились в моей памяти. Это 12 января, когда прорвали блокаду Ленинграда, 14 января, когда полностью сняли блокаду, и 9 мая, когда кончилась война. Это самые счастливые дни во время войны. Все с ума сходили, прыгали, радовались, целовались. Стреляли в воздух из чего только возможно было. Обнимали друг друга.
Новоселов Николай
Я участвовал в снятии блокады Ленинграда на Ораниенбаумском пятачке со 140-й бригадой ПВО. Командовал ею тогда майор Бушков Анатолий Николаевич. Позже он стал генерал-полковником, чудесный человек был, хороший командир. После освобождения Ленинграда мы продвинулись к Усть-Луге, тогда меня назначили флагманским специалистом по связи. В скором времени меня направили на учебу в Ленинград. Ленинградцы, конечно, каждого военнослужащего встречали великолепно. Отношение гражданского населения к военным морякам и так было особенным, но тут творилось что-то невероятное. Встреча была исключительная.
Скворцов Александр
Стояли мы в Дачном с 85-й дивизией[49] до начала наступления в 1944-м.
В 1943 году нас отвели в деревню помыться из шланга водичкой тепленькой, потому что грязные были, конечно. Дали подворотнички. После этого привели обратно, и начали мы открыто готовиться к наступлению. У нас уже было достаточно вооружения, мы стреляли, не считая патронов. Немцы начали побаиваться.
Потом меня забрали в разведку, ходил к немцам в тыл. Они тоже чувствовали, что дело приближается к чему-то боевому. Перед наступлением нам дали 10 дней, мы отдыхали в Щемиловке в деревянных бараках, а потом — обратно в Пулково.
Мы взяли Ропшу, встретились со 2-й ударной армией, которая наступала с Ораниенбаумского пятачка, чуть не перестреляли друг друга. Командование не согласовало между собой пароли и сигналы.
Мы брали Воронью гору. Это тяжелый был бой. Решил задачу лыжный батальон, он сумел первым подняться на гору, мы за ним забрались. Это было 27 января 1944 года.
Мы услышали, что сзади стреляют. Не впереди, а сзади. Командир взвода спрашивает: «Товарищ лейтенант, а что это?» А это Ленинград салютовал полному освобождению от вражеской блокады.
Ленинград был полностью освобожден от вражеской блокады. 27 января 1944 года от канонады сотен орудий в городе из уцелевших окон вылетали стекла, а некоторые люди падали в ужасе на снег. Другие бросались к ним и кричали: «Вставайте, не бойтесь, это салют! Это победа!» Впервые за всю историю Великой Отечественной войны Сталин разрешил провести салют победы не в Москве.
К 1944 году Красная армия ценой огромных потерь приобрела сплоченность и боевой опыт, не уступавшие вермахту. Солдаты немецкой группы армий «Север» отходили к Пскову так же быстро, как наши войска отступали в 1941-м. Но стремительное наступление наших войск было остановлено. Вдоль по реке Великой войска вермахта подготовили мощную линию обороны «Пантера». Ее строили почти два года. Этот рубеж немцы называли воротами в Прибалтику, которые должны быть закрыты намертво. Овладеть Нарвой и Псковом к 15 февраля, согласно планам командования, советским войскам не удалось.
