Он решил назвать случившееся тем, чем искренне его считал, — не только утратой, но и призывом к единству, точкой отсчета для всего предстоящего.
— Сегодня, — сказал он, — мы отдаем дань первому павшему солдату оперативной группы «Рейнджер», скорбим об утрате, которая на свой особый лад сплотила нас как воинскую часть в одно целое.
Вот чем он объявил потерю солдата — событием, сплачивающим 2-16 в одно целое, — и эти слова, казалось, повисли на секунду в воздухе, прежде чем опуститься на притихших парней. Среди них был Диас, и, сидя там с осколками в ноге, думал ли он так же, как Козларич? Думал ли так же Керби, сержант с рыскающими глазами? Думали ли так же другие двое из экипажа «хамви», которые были сейчас на пути в Штаты, потому что их ранило так серьезно, что воевать уже не придется?
Думали ли так же все остальные?
Не вопрос. Конечно, думали.
Ведь так сказал их командир, и так их командир искренне считал. Два месяца солдатам казалось, что они на войне, и вот теперь они действительно были на ней, Каджимат это доказывал, Каджимат служил этому подтверждением, и, как только служба кончилась, Козларич поспешил к себе в кабинет посмотреть, что на очереди.
Он включил компьютер. Его ждало свежее электронное письмо из армейского штаба, извещавшее его, что в целях более полного проведения в жизнь стратегии «большой волны» срок пребывания 2-16 в Ираке увеличивается с двенадцати до пятнадцати месяцев.
— Не беда, — сказал он.
Перечитал письмо.
— Больше будет времени, чтобы победить, — сказал он.
Еще раз перечитал.
— Все идет хорошо, — сказал он и пошел в соседнюю комнату сообщить новость майору Каммингзу, который задумчиво сидел за своим столом, немного тоскуя по дому, и Майклу Маккою, своему главному сержанту, который следил за мухой, ползшей по батальонному флагу США. Красная полоса. Белая полоса. Красная полоса. Белая полоса. Наконец Маккой потянулся к стопке извещений, оставшихся после поминальной службы по Каджимату, и взял грязную мухобойку, которая лежала на ней. Козларич застыл. Муха упала замертво. И «большая волна» могла катиться дальше.
Насилие в Багдаде, межобщинное насилие в Багдаде, то насилие, что грозило вырваться из-под контроля, теперь начинает утихать. И с уменьшением насилия у людей появляется больше доверия, а если люди испытывают больше доверия, у них возникает потребность принимать трудные решения, направленные на примирение, необходимое для безопасности Багдада и для того, чтобы страна выжила и процвела как демократическое государство.
Джордж У. Буш, 10 апреля 2007 года
От строения, которое Козларич получил для своего командного пункта, все остальные батальоны на ПОБ отказались, и перед тем, как эту двухэтажную коробку взял себе 2-16, ее использовали как склад. В стенах в нескольких местах после ракетных атак образовались глубокие трещины, и всякий раз, когда неподалеку взрывалась ракета, внутрь влетали облака пыли. У других батальонных командиров на ПОБ были довольно большие кабинеты, куда помещались диваны и столы для совещаний; в кабинете Козларича хватало места только для его письменного стола и трех металлических складных стульев. Это, в общем-то, был даже не кабинет, а отсек комнаты, которую солдаты перегородили фанерой. Он втиснулся по одну сторону от фанеры, а по другую находились Маккой, Каммингз и четыре неодушевленных предмета, чья важность, пока батальон был на базе, претерпевала изменения.
Мухобойка. Диспенсер для клейкой ленты. Книга под названием «Борьба с повстанческими движениями. Руководство 3-24». И большая картонная коробка с десятками ненадутых футбольных мячей.
Пока Козларич все еще полагал, что раздача мячей иракским детям, подбегающим к его «хамви» с криками: «Мистер, мистер», дает результаты. Ребенок принесет домой футбольный мяч; родители спросят, где он его взял; он ответит: «Американцы подарили»; родители будут рады; доверие с их стороны возрастет; увеличится их потребность принимать трудные решения, направленные на примирение; Багдад станет безопасным городом; Ирак процветет как демократическое государство; война будет выиграна. Впоследствии Козларич махнет на мячи рукой.
До диспенсера пока что никто не дотрагивался. Но впоследствии Каммингз начнет хлопать мух ровно с такой силой, чтобы оглушить насекомое, а затем будет приклеивать еще живую муху к куску ленты и бросать в мусорную корзину. Вот это будет давать результаты. «Ненавижу мух», — будет говорить он всякий раз, проделывая это.
Книга впоследствии покроется пылью. Но в первые дни после гибели Каджимата к ней все еще обращались; Каммингз заложил ее на странице 1-29 листком бумаги, где написал: «Побеждаем ли мы? Таблица».
Книга, выпущенная незадолго до отправки 2-16 в Ирак, впервые за двадцать лет отразила изменения в военной стратегии борьбы с повстанческими движениями. Объявляя о «большой волне», Буш ясно дал понять, что во главу угла в Ираке теперь ставится именно эта стратегия и руководство в той мере, в какой военным можно предлагать вести войну по учебнику, было посвящено различным противоповстанческим мерам. 282 страницы наставлений о том, что лучший способ победить врага — не убивать направо и налево, а «сосредоточиться на населении, на его нуждах, на его безопасности». Хочешь выиграть войну — завоюй доверие людей. Для солдат батальона 2-16 это был интересный поворот событий. «Не забывайте: мы пехотный батальон, — сказал однажды Каммингз. — Наша задача — уничтожать врага в ближнем бою. Мы единственный род войск, предназначенный для этого. Бронетанковые войска убивают издали. Авиация убивает издали. А пехотинец идет и, если нужно, убивает руками». Еще интереснее выглядел раздел руководства «Парадоксы борьбы с повстанческими движениями»: парадоксы звучали на подозрительно дзен-буддистский лад. «Порой чем больше применяется сила, тем менее она эффективна». «Лучшее оружие против боевиков — не всегда стреляющее». «Иной раз чем солиднее войска защищены, тем опаснее их положение».
В частном порядке Каммингз выражал сомнение в том, что такой тип войны подходит Козларичу:
— Он солдат. Только солдат, и ничего больше. Инструмент войны, и его тянет в эту драку, и вот почему я думаю, что он немного разочарован из-за того, что это не война в чистом виде, где он мог бы пойти вперед и сказать: «За мной, ребята», — потому что эта война требует чего-то другого. Чаепития, рукопожатия, политиканство — вот чего она требует. И тут он, по-моему, не совсем в своей тарелке. Потому что он командир боевой единицы, вожак, который может повести людей на смерть, если нужно. «За мной» — вот так, буквально.
Но Козларич, по крайней мере на той стадии, настойчиво утверждал, что ему нравится быть участником стратегии.
— Знаете, что забавно? Что именно это я и хотел всегда делать. Я всегда хотел быть солдатом и политиком одновременно, — сказал он однажды. Он сидел в своем кабинете и смотрел на висящую на стене карту, которая изображала зону ответственности (ЗО) батальона. Некоторые называли эту часть города Новым Багдадом, некоторые — Девятым Нисана (9 апреля) в честь того дня в 2003 году, когда Багдад был взят. У Козларича было для района свое название.
— Говнюшник, — сказал он, — но с очень большим потенциалом. Я часто вот о чем думаю: взять бы, к примеру, Федалию, — он показал на одну из худших частей ЗО, — и снести там все бульдозерами подчистую. За полгода у меня бы там возник перестроенный город. Я бы провел электричество. Провел бы чистую воду. Сделал бы канализацию. Построил бы школы. Построил бы дома, которые отвечали бы каким-то нормам безопасности. После этого переходим в Камалию и там делаем то же самое. Ломаем все к чертям и строим заново.
Необычайно подробная карта, на которую он глядел, была создана на основе спутниковых изображений. Федалия, Камалия, Муаламин, Аль-Амин, Машталь и все другие части ЗО были видны здание за зданием и улица за улицей, причем все улицы получили американские названия. Широкая улица с водоводом посередине, которую иракцы называли Дорогой канала, для американцев была маршрутом «Плутон»; пересекавшаяся с ней оживленная дорога, где постоянно подкладывали бомбы, была маршрутом «Хищники»; маршрут, на котором погиб Каджимат, назывался «Денем»; узенькая дорога, которой солдаты избегали, потому что там легко было устроить засаду, именовалась Дорогой мертвой девочки.
Откуда взялись эти названия? Кто была эта мертвая девочка и как она умерла? На данной стадии войны никто такими вопросами не задавался. Стремиться в Ираке не предполагать, а знать — сплошь и рядом напрасный труд; так или иначе, названия были уже жестко закреплены, и не только в ЗО батальона 2-16, но и по всему Багдаду, который карта тоже изображала. Район за районом Багдад являл себя Козларичу во всей полноте — восточная часть, в большой степени шиитская после нескольких лет жестоких этнических и религиозных чисток, вызванных войной, и западная, в большой степени суннитская. В западной части действовали ячейки Аль-Каиды, в восточной — боевики радикального религиозного деятеля Муктады аль-Садра — так называемая армия Махди (Джаиш-аль-Махди, у американцев сокращенно ДжаМ). В западной части американских военных атаковали террористы-смертники, в восточной применялись особо опасные СВУ — так называемые снарядоформирующие заряды (СФЗ), один из которых легко пробил броню «хамви» Каджимата. Батальон 2-16 находился в восточной части, и ее очертания на карте, когда Козларич на нее смотрел, с каждым днем казались ему все уродливее и уродливее, особенно продолговатый полуостров, который река Тигр, текущая с севера на юг и делящая город пополам, образует, поворачивая в одном месте на запад и затем обратно на восток. Форму полуострова корректно называли «каплевидной», но Козларич не всегда был корректен.
