После первых двух-трех недель субботний поход в ресторан стал своего рода ритуалом. По утрам, как с незапамятных времен было заведено в Вооруженных силах, экипаж собирали побездельничать. Официально мероприятие называлось ПХД, что в переводе значит — парко-хозяйственный день. Ну скажите на милость, какой офицер или мичман после недели, посвященной не только учебе, но и в равной степени уборке территории центра, в субботу утром снова начнет мести дорожки и собирать бумажки? Только сумасшедший. Так, коротая время в перекурах и трепотне, мы дожидались заветной раздачи отпускных билетов, мчались в гостиницы, переодевались, а дальше. Свобода!
Ужинали мы почти всегда в городишке Кейла, что на полпути от нас к Таллину. Ужин, как правило, растягивался до глубокой ночи, а точнее — до последней электрички на Палдиски. В Таллин ездили в основном по воскресеньям, с утра погулять, в пивных ресторанах посидеть, горячего вина в Девичьей башне попить. Отдохнуть от привычных лиц, одним словом.
Через полтора месяца у народа постепенно начали подходить к концу деньги. Ко всему прочему, командир официально объявил, что на Севере мы и на фиг никому сейчас не нужны, поэтому командование флота доверяет нам ответственную задачу подготовки центра к общефлотскому слету адмиралов. Люди в погонах зароптали. Что за дела? Пошел второй месяц, деньги кончились, отъезд отложился на неопределенный срок, хоть сигареты-то купить надо на что-то? На докладах командиров боевых частей началось брожение. Командиру открытым текстом передавалось законное недовольство личного состава финансовым вопросом. Командир оказался с нами солидарен. В те недалекие застойно-советские времена денег на зарплату почему-то всегда хватало, несмотря на загнивающий строй и большевистскую идеологию, а поэтому командир получал свою зарплату вместе с экипажем, а не так как ныне, когда командиры всеми правдами и неправдами получают деньги сами по себе и желательно месяцев на пять вперед. Так вот, наш командарм, со вздохом осмотрев тощий кошелек, дал приказ готовить гонца в Гаджиево за нашим денежным довольствием.
На тот момент нашим экипажным финансистом трудился капитан-лейтенант Носков Серега. Мужик компанейский, с юмором, Серега от природы был слегка подслеповат, но очки носить стеснялся, отчего имел вечно рассеянный вид и постоянно выглядел слегка поддатым. Впрочем, он и на самом деле был не дурак заложить за воротник, за что периодически и страдал. Дело в том, что Серега подшофе становился абсолютно неуправляем, лез куда ни попадя, короче говоря, из тех, кто вечно ищет на свою задницу приключений. На практике это выглядело примерно так: после третьей стопки глаза у Сереги покрывались мутноватой поволокой, как у крокодила, он закуривал сигарету, причем стряхивая пепел вокруг себя, не обращая ни на кого внимания, и неожиданно обращался к кому-нибудь из компании или просто к сидящим за соседним столиком с дурацкой фразой вроде «а по морде?».
Незнакомых с особенностями Серегиного характера такое обращение мало радовало, и начинал развиваться конфликт, частенько переходящий в недостойный флотского офицера мордобой. Своих Серега мало-мальски слушал и в пьяном состоянии, поэтому во время наших банкетов в общественных местах контроль за ним старались не терять и своевременно приструнивали. И все же Серегу держали финансистом. Отчасти оттого, что экипаж долго сидел на берегу и других кандидатур было не густо, отчасти оттого, что общительный Носков был в прекрасных отношениях со всей финчастью и постоянно скреплял их либо бутылкой (с мужчинами), либо конфетами (с женщинами), отчего иногда проворачивал дела, невозможные при стандартном подходе. Так вот, именно его отрядил командир в родную базу за деньгами, снабдив необходимыми бумагами и пачкой чистых листов с печатью на всякий случай. И предстояло Носкову получить наши кровные аж за два месяца. А учитывая, что тогда грабили и обирали гораздо меньше, чем ныне, караул сопровождения Сереге не выделили, посчитав это за барство. Оперативно собравшись, Серега вечером того же дня отбыл в пункт постоянного базирования.
В связи с окончательным оскудением кошельков мы были вынуждены в ближайшую субботу отменить традиционный поход в Кейлу и довольствоваться малым, то есть посиделками в номере. Надо ли говорить, что Серегиного возвращения большинство народа ожидало как манны небесной. Всю следующую неделю экипаж провел в гаданиях, успеет или не успеет Носков подъехать к выходным. И Серега не подкачал! Приехав поздно вечером в пятницу, в субботу утром он уже стоял на построении, сжимая в руках объемистый дипломат, набитый вожделенными ассигнациями. Народ был в полном восторге. Сразу после официальных объявлений в казарме был выставлен стол, и к нему выстроилась очередь из офицеров и мичманов. Выдача довольствия продолжалась до обеда. Между делом Серега, лихорадочно разрывающий пачки с купюрами, успел шепнуть нам, что вечером обязательно присоединится ко всей честной компании и тоже поедет в кабак. Мы, естественно, не возражали против такого компаньона.
В 17.30 наше сообщество стартовало посредством электрички в направлении Кейлы. Ядро компании составляли молодые старшие лейтенанты одного года выпуска: громогласный здоровяк-акустик Дуев Юра, язвительный штурманенок Лукашевич Серега, его не менее язвительный командир «большой» штурман каплей Тетюев Шура, комдив три Валовик Андрей и два лейтенанта, Саша Палехин и я. Ну и, само собой, Носков. Серега раздавал деньги до упора, стараясь выдать всем и все, и поэтому присоединился к нам только на перроне вокзала, запыхавшийся, но веселый.
Ресторан в Кейле был популярен не только среди вояк многочисленных частей, расположенных вокруг, но и у местного населения, и попасть в него по субботам было проблематично. Либо приходи к открытию, либо имей свою лазейку. Мы имели лазейку. Как-то раз, пытаясь пробиться в переполненный ресторан, мы с Палехиным разговорились со стариком-швейцаром Петровичем, и выяснилось, что он капитан 2 ранга запаса, осел в Эстонии лет двадцать назад, а швейцарствуя, прирабатывает к пенсии. Закрепив знакомство несколькими десятками рублей и бутылкой водки, мы получили доступ в ресторан в любое время независимо от наличия свободных столиков, а внутри уже разбирались с официантками отдельно и, как правило, успешно. Либо нам выносили из подсобки отдельный стол, либо подсаживали к кому-нибудь. К тому же в ресторане существовала практика резервирования мест, когда можно было заказать столик на следующий выходной, не платя за это ни копейки, и зная точно, что твое место будет свободно как минимум два часа после вечернего открытия ресторана.
Так произошло и в этот раз. И хотя у входа в ресторан теснилась внушительная толпа жаждущих водки, женщин и музыки, Петрович, без вопросов и не обращая внимания на возмущение других соискателей свободных мест, пропустил нашу компанию вовнутрь. Знакомая официантка получила причитающуюся ей «премию» и начала нас рассаживать. К сожалению, вместе за один стол нам попасть не удалось, поэтому Носков, Лукашевич и Тетюев оказались за одним, а Дуев, Палехин, Валовик и я — за другим столом, поодаль друг от друга.
Не знаю, что заказывали за другим столом, а мы, не заглядывая в меню, попросили традиционный набор. Эскалоп с гарниром, салат «Столичный», две бутылки водки и бутылку «Вана Таллинна». Эскалопы здесь творили замечательные, чуть ли не в три раза больше, чем в ресторанах средней полосы и Крайнего Севера, сочные и из хорошего мяса. Ну а салаты во всех кабаках Советского Союза были одинаковы по рецептуре и составу, словно творились по единой для всех инструкции Министерства пищевой промышленности.
Выпили. Закусили. Поговорили. Сначала о жизни, а потом, естественно, свернули на службу. Расстроились и снова выпили. После третьей начали приглядываться к залу. Даже на пьяный глаз четко просматривалось деление сидящих за столиками на две группы. Шумно что-то обсуждающие, размахивающие руками и непрерывно курящие мужчины в обрамлении большого количества бутылок и тарелок, несомненно, являлись представителями русской нации и самой ее лучшей части — офицерства. Другая группа людей была в явном меньшинстве, сидела тихо, скромно, без лишнего шума и чрезмерного раблезианства на столе. Это было местное население. Из-за их столов слышались приглушенные разговоры на эстонском языке, но все же главным их отличием было присутствие за столами женщин. Да-да. Именно женщин. К величайшему нашему разочарованию, эстонские женщины относились к нам безразлично. То ли им своих мужчин хватало, то ли общение с иноземцем считалось неприличным, но аборигенки обходили нас за три версты, и в контакты старались не вступать, за исключением постоянно проживающих в Эстонии соотечественниц и девушек самой древнейшей профессии. Но так как первых было не так много, а со вторыми в те времена никто из нас не умел толком общаться и обращаться, то в большинстве случаев мы коротали ресторанные вечера в сугубо мужских компаниях, изредка пытаясь пригласить на танец эстонских дам. Да и, честно говоря, не особенно хотелось! Танцуешь, шепчешь девушке на ухо приятности всякие, а она мурлычет тебе в ответ не на могучем русском, а на тягучем эстонском, хотя русский знает, стерва белокурая! А ты думай, что она там верещит тебе — может, рассказывает гадости всякие и какой ты на самом деле козел, офицер военно-морского флота. Одним словом, мы сами старались на знакомства не навязываться и контачить с местными только по мере надобности.
