Но оказалось, что командир Валиного экипажа был тоже орел не промах, и прямо в кабинете адмирала вручил Поспелкину погоны старлея. После чего выяснилось, что конфликт исчерпан, все наказаны и вообще все в порядке. Напоследок адмирал посоветовал, а это то же самое, что и приказал, отпустить Поспелкина в отпуск за два года, чего Валя втайне желал, но на что совершенно не рассчитывал.
В общежитии Вале сказали, что жена его уехала при первых признаках беременности, а комнату его, естественно, кому-то отдали, сдав вещи коменданту. Они сохранились в целости и сохранности, и, получив ключ от нового номера, Валя, наконец, впервые за два года облачился в гражданскую одежду. С отпуском и деньгами его на удивление не обманули, и через неделю торжественно отправили отдыхать. Билетов на самолет, естественно, было не достать, и Валя, наотрез отказавшись ждать неделю-другую в аэропорту допосадки, взял билет на пароход и отчалил во Владивосток. Там он заглянул на свой БПК, вставший на завод ремонтироваться, раздал долги, попьянствовал с друзьями и, дав чудовищную по своим размерам взятку администратору аэропорта, купил билет на самолет в день вылета.
Дома его встретила жена, со скуки за два года превратившаяся из жгучей брюнетки в роскошную блондинку, упитанный годовалый сын, привыкший только к неподвижному папе на фотографии и агрессивно воспринявший его живьем, радостные родители и теща, абсолютно уверовавшая в то, что ее зять — непутевый гуляка, а не примерный семьянин и опора супруги. Так закончился первый автономный поход лейтенанта Валентина Поспелкина. Первый, но далеко не последний. Зато какой!
Министр обороны. Встреча вторая
Товарищи офицеры! На всякую непредвиденную случайность своя нежданная неожиданность всегда найдется, догонит и грязно изнасилует заодно.
Комендант, гарнизона пос. Оленья губа майор Кожакарь
С министром обороны мне пришлось встретиться еще один раз. Правда, с другим министром, в другой обстановке и уже в офицерском звании, но что-то неуловимо общее в этих встречах проскальзывает.
В том году, в апреле, мой экипаж вернулся из Северодвинска и ждал команды выехать в славный город Палдиски, в учебный центр. У нас поменялся командир, экипаж был в процессе перехода из одной дивизии в другую, так что с нами особенно не церемонились и запрягли во все возможные и невозможные береговые вахты. Пока не уедем. Ежедневно на разводе дивизионной вахты в Оленьей губе выстраивалась половина моего экипажа. Мне по лейтенантской молодости дежурство по части, камбуз и прочее не доверяли, оставив на меня патрули и дежурство по казармам. Потом лишили, слава богу, и патрулей, оставив только дежурство по казармам через день. Дежурный по казармам — типичный пример очень важного, ответственного и совершенно бесполезного берегового наряда, придуманного неизвестно когда и, наверное, с похмелья. Так же, как в свое время для борьбы с неуставными отношениями не нашли ничего лучшего, как ввести штатную вахту «дежурного по храпу». В кубрике у матросов ставился стол, лампа, стул, и офицер должен был сидеть с отбоя до подъема, и следить за тем, чтобы славные матросы не долбили друг другу морды. Слава богу, хватило ума позже отменить это нововведение. Дежурного по казармам потом тоже отменили, но тогда у него было два листа обязанностей и длинные ноги, чтобы носиться по казарменному городку, поскольку дежурный по дивизии использовал его в качестве запасного рассыльного.
Где-то за год до этого на Красную площадь плюхнулся немецкий авиатурист, спокойно долетевший до столицы, пока большие чины перекидывали ответственность друг на друга, решая, сбивать или не сбивать. В итоге он сам сбил с высоких кресел министра обороны и кучу других, поменьше рангом. Пришел новый министр, новая команда, засучили рукава и принялись перелопачивать все хозяйство, имитируя полнейшую и беспощадную перестройку. Сам министр, Дмитрий Тимофеевич, принялся разъезжать по округам и флотам, проверяя боеготовность и порядок. Как раз в апреле и подошла очередь Северного флота.
Что-что, а славные традиции встреч всевозможных комиссий и проверок на флоте крепки и отработаны. Апрель выдался снежный, морозный и ветреный, но, несмотря на природные трудности, смогли выкрасить все, торчащее из-под снега, лишние непрезентабельно выглядящие корабли вытолкнули в море, остальные надраили до нечеловеческого блеска. В день приезда министра припорошили свеженьким снежком всю грязь, даже возле котельных. Жителей попросили по возможности на улицу не выходить. Военных пригнали на службу на час раньше и позапирали: кого на корабле, кого в казарме. А я за вечер до этого исторического события в очередной раз заступил дежурить по казармам. Весь вечер и половину ночи, высунув язык и бренча кортиком, я носился по казармам, передавая важнейшие и первостепеннейшие целеуказания дежурного по дивизии насчет встречи завтрашнего гостя.
К полуночи все общие вопросы вроде бы решили, и я с чистым сердцем и гудящими ногами ушел в казарму покемарить причитающиеся мне четыре часа. Утром узнал, что пока я спал, на высшем уровне приняли решение в каждом подъезде казармы на входе поставить старшего офицера, не ниже капитана 3 ранга, дабы исключить просачивание матросов на улицу. Решение, прямо скажем, разумное. Матрос — организм непредсказуемый, выползает в самый ненужный момент, в самом ненужном месте, обязательно донельзя грязный и с дыркой на заднице. Хорошо, если не пьяный.
Естественно, сразу же я был послан проверять выполнение офицерами функций шлагбаумов. С ответственностью у старшего офицерского состава, несмотря на сильный мороз, все оказалось в норме. Во всех подъездах старшее офицерство вахту блюло свято. Мышь не проскочит. Я вернулся к дежурному по дивизии, доложил и получил милостивое разрешение прислониться к стенке в дежурке в ожидании новых команд. Где-то к одиннадцати позвонили из штаба флотилии и передали, что кортеж выехал к нам, в Оленью губу. И тотчас за этим раздался звонок от дежурного по бербазе, мол, из первой казармы левого подъезда туда-сюда шныряют моряки, а кавалькада должна подъехать именно к ней. Ходу машинам из Гаджиево до Оленьей — минут двадцать-двадцать пять, время есть; и дежурный по дивизии, сверившись со списком, выяснил, что дежурить в этом подъезде должен капитан 3 ранга Рожков. По всей видимости, он замерз и зашел в экипаж на первом этаже согреться. Получив приказ вытащить обмороженного офицера обратно на пост, я метнулся на улицу. Рожков и вправду продрог, сидел в Ленинской комнате, прислонившись к батарее, и смотрел телевизор. Выслушав меня, он коротко ругнулся, застегнул шинель и вышел. Так как с заданием я справился блестяще и в максимально короткие сроки, то было принято решение минут десять покурить в тепле, а уже потом лететь обратно с докладом.
По моим расчетам, принимая во внимание зимние дороги, ехать министру со свитой надо было еще минут пятнадцать. Тепло исключительно расслабляюще действует на организм военного, уже почти сутки упакованного в шинель, с повязкой на рукаве и кортиком сбоку. Прикипев к батарее, с окурком в зубах я ненадолго потерял ориентировку во времени и забылся. Через какое-то время внутренний служебный позыв встрепетнул меня, я одернулся, застегнулся и выскочил в подъезд. Вихрем пролетев мимо притоптывающего от холода Рожкова, я не обратил внимания на предостерегающий жест более бывалого военнослужащего и выскочил из казармы.
Бежать было уже некуда, да и незачем. Прямо передо мной, в двух метрах, тормозила черная «Волга». За ней еще пару «Волг» и целый караван «уазиков». На всякий случай я принял положение «смирно» и взял под козырек. Самый лучший вариант для военного — в безвыходной обстановке прикинуться пнем. «Волга» остановилась аккурат напротив меня. Дверь переднего сиденья открылась, из машины выскочил молодцеватый сухопутный полковник, оббежал автомобиль и открыл дверцу заднего сиденья. Оттуда сначала выпали две ноги с широченными алыми лампасами, а затем появился и весь министр обороны собственной персоной. В метре от меня, большой и грузный. Дмитрий Тимофеевич прищурился, огляделся вокруг. Кроме меня и полковника, ни одной живой души вокруг не было. Белоснежный снег, вымершие казармы. Из остальных машин никто не выходил, вероятно, ожидая общего сигнала. Министр еще раз огляделся, повернулся ко мне и протянул руку.
— Здравствуйте!
Вспомнив прошлый опыт, я напряг связки и гаркнул во всю лейтенантскую грудь:
— Здравия желаю, товарищ генерал армии! Дежурный по казармам лейтенант Белов. За время несения службы происшествий не случилось!
Министр кивнул, повернулся к полковнику и недовольно хмыкнул:
— Ну и что дальше?
Наверное, это и был сигнал. Из всех машин, как тараканы, поползли звезды, звезды, звезды. Много звезд, всех размеров и расцветок. А так как завет великого Суворова «Делай как я!» исключительно популярен среди командного состава, то все эти звездатые выстроились в очередь ко мне, повторить действия самого старшего начальника. Я как заведенный махал рукой и здоровкался без остановки. Генералитет жал мне руки, похлопывал по плечам, хвалил и пристраивался шлейфом к министру. Наконец, в общую струю попал какой-то местный адмирал. Сердечно тряся мою руку, с искреннейшей улыбкой до ушей он чуть наклонился ко мне и, продолжая жизнерадостно улыбаться, прошипел:
