Ознакомительная версия.
Летом 1931 года крупным шпионским скандалом были омрачены и без того сложные польско-советские отношения. Начало успешной разработки советских дипломатов и их польского агента было положено 20 мая 1931 года в 19.50, когда бригада наружного наблюдения, следившая за автомобилем советского диппредставительства, установила факт конспиративной встречи вице-консула советского полпредства Гребенчикова с неизвестным поляком. Собеседники, отъехав от места встречи, начали оживленную беседу. По ее завершении Гребенчиков попрощался с неизвестным, который пешком, в сопровождении «наружки», проследовал в центральные кварталы Варшавы, где и ускользнул от слежки. Обстоятельства встречи заставили польских контрразведчиков признать, что на этот раз они вышли на действительно «крупную рыбу». Примечательно, что сотрудники «наружки», осуществлявшие наблюдение, пользовались одним автомобилем и несколькими велосипедами.
К дальнейшей разработке Гребенчикова и поиску его неизвестного агента были привлечены значительные силы наружного наблюдения, пока 1 июня удача вновь не улыбнулась полякам. В автомобиль полпредства, имевшего номерной знак W23824D, сел польский офицер в форме (!) в звании майора. После завершения очередной встречи «наружке» удалось скрытно «довести» неизвестного до дома № 44 на Францисканской улице. Первичные проверочные мероприятия ввергли польских контрразведчиков в «шоковое» состояние: советским агентом оказался майор Войска Польского Петр Демковский, до своего ареста исполнявший обязанности начальника реферата IV отдела Главного штаба Войска Польского[353].
11 июля в 18.00 польский офицер в штатской одежде проследовал в Центральную военную библиотеку, где находился около двух часов. В руках у него была толстая папка. Выйдя из библиотеки, сел в трамвай, на котором проследовал на улицу Польную, где его уже поджидал известный польским контрразведчикам автомобиль полпредства.
Решение о захвате разведчика и агента с поличным принял ответственный за операцию поручик Юлиан Дзевульский, когда ему доложили об очередной тайной встрече советского военного дипломата с польским офицером. Он лично участвовал в операции, находясь в некотором отдалении от места захвата. Перегородив дорогу автомобилю полпредства, поляки открыли его заднюю дверь, где обнаружили майора Демковского и советского военного атташе в Варшаве комбрига Богового. В изъятой папке находился многостраничный документ Главного штаба Войска Польского с грифом «совершенно секретно».
После проверки документов Богового, обеспечивших ему дипломатическую неприкосновенность, его отпустили восвояси. Демковского же доставили в здание расположенного на улице Брацкой, 18, отделения IIб (контрразведывательного), где его начальник майор Шалиньский и начальник 2-го отдела Главного штаба подполковник Тадеуш Пельчиньский провели первый допрос. Было 20 часов 15 минут (!).
В ходе допросов выяснилось, что в конце апреля Демковский обратился в советское полпредство с просьбой о выдаче разрешения на переселение в Польшу его отца, проживавшего в СССР. В советском диппредставительстве он встретил своего знакомого по участию в военных маневрах 1928 года комбрига Богового. Последний пообещал Демковскому оказать содействие в решении его вопроса. В знак благодарности майор спросил, чем он может быть полезен Боговому. Далее последовала беседа в направлении выяснения возможностей Демковского поставлять советским властям требующуюся им информацию военного характера. Такой поворот стал возможен после того, как Демковский сообщил собеседнику, что он с юности испытывает симпатию к коммунистическому движению и только в силу жизненных обстоятельств не стал его активистом. По его словам, в Советском Союзе, кроме отца, у него проживают родные брат и сестра, являющиеся членами партии большевиков.
На просьбу Богового достать мобилизационные документы польского Главного штаба Демковский ответил отказом, пояснив, что по роду своей служебной деятельности он доступа к таким материалам не имеет. Взамен он предложил представить документацию 4-го (расквартирования войск) отдела и часть документов оперативного отдела Главного штаба, которые он может изредка получать для служебных надобностей.
По результатам дальнейшего расследования и судебного разбирательства выяснилось, что Демковский за полгода сотрудничества передал Гребенчикову и Боговому большой объем секретной документации, включая такие важные материалы, как:
— «План боевой подготовки польской армии на 1931 год»;
— «Штатное расписание Главного штаба»;
— «Отчет 2-го отдела о деятельности польской контрразведки за 1929 год»;
— «План обороны страны «С» с многочисленными приложениями, и много другой служебной документации IV отдела Главного штаба.
Польская контрразведка установила, что большинство переданных советским военным представителям документов имело гриф «совершенно секретно» и относилось к строго охраняемой государственной тайне.
18 июля 1931 года в 19.25 бывший майор Войска Польского Петр Демковский по приговору военного трибунала был расстрелян. Боговой, воспользовавшись дипломатической неприкосновенностью, через Данциг отбыл на родину[354].
«Дело Демковского» служит примером немыслимой беспечности и исключительного непрофессионализма Богового и Гребенчикова, которые в светлое время суток (!), на служебной машине полпредства (!!), известной всем полицейским Варшавы, проводят встречи с ценным источником информации, предпринимая лишь жалкие, неуклюжие попытки обнаружить за собой наружное наблюдение (один автомобиль и велосипеды «наружки»). Интересная подробность: водитель автомобиля Иван Соколов, ни до непосредственного захвата, ни пока Демковского «с правой стороны» заднего сиденья автомобиля в течение минуты выволакивали польские контрразведчики, не удосужился предпринять никаких действий, чтобы спасти агента.
В истории советской разведки имеется немало примеров, когда профессионально грамотные и самоотверженные действия оперативных водителей позволяли разведчикам и агентам выпутываться из самых неприятных ситуаций. Другой немыслимый пример непрофессионализма советских военных дипломатов связан с проведением встречи в автомобиле полпредства с ценным источником, одетым в военную форму[355].
Во второй половине того же 1931 года польской контрразведкой была вскрыта деятельность еще одного агента советской разведки. Подробности разработки нам не известны, известно лишь, что основанием для ее заведения послужили сведения о неблагополучном положении дел в польском посольстве в Бухаресте. Незбжицкий был направлен в румынскую столицу с щекотливой миссией подтвердить или опровергнуть ранее полученную информацию о фактах несанкционированных контактов польских дипломатов в Румынии с лицами, подозреваемыми в работе на иностранные разведки.
Сложность его задания была также связана с тем, что тогдашний польский посол Ян Шембек имел в центральном аппарате польского МИД авторитетных покровителей, и, соответственно, Незбжицкому для выполнения его задания предстояло пройти между «Сциллой и Харибдой» ведомственных интересов и противоречий между МИД и разведкой.
В отчете от 10 июня 1931 года в Центр он писал: «Обстановка в здешнем посольстве просто ужасная. Атмосфера пронизана эротизмом, причем доминирует гомосексуализм. В результате проведенной проверки подтверждены сведения о контактах Лубы с Марией Шварц, несомненно, являющейся агентом ГПУ»[356].
Ярослав Луба в то время исполнял обязанности польского вице-консула в Бухаресте. Его жена София Луба, вместе с рядом других сотрудников польского консульства, также была заподозрена Незбжицким в контактах с советской разведкой. Выяснилось, что проверяемые действительно поддерживали какие-то подозрительные отношения с представителями некоего акционерного общества «Романа Африкано», «под крышей» которого якобы действовала резидентура ОГПУ.
В связи с тем что добыть убедительные для ареста факты шпионской деятельности указанных лиц не удалось, «афера» была ликвидирована путем ареста Сигуранцей ряда местных граждан и увольнением с дипломатической службы некоторых поляков, включая Лубу[357].
Непосредственно перед началом Второй мировой войны у польской контрразведки появились какие-то основания подозревать в шпионаже командира дислоцированного в г. Дубне пехотного полка полковника Яна Скоробогать-Якубовского. Когда последний после 17 сентября отдал приказ подчиненным войскам не оказывать сопротивления наступавшим частям РККА, подозрения в его адрес еще больше укрепились.
Советская внешняя разведка в 1920–1930-е годы создала себе прочные позиции в польских спецслужбах. Кроме упоминаемых выше «68-го» и группы Вечоркевича, в ее агентурную сеть входило как минимум три агента. Одним из наиболее результативных источников в аппарате польской военной разведки был ротмистр Владислав Бораковский, исполнявший обязанности начальника секретариата отдельного реферата «Россия» 2-го отдела Главного штаба. Его вербовочная разработка и последующее привлечение к сотрудничеству проходили по известному нам по «делу Лепяжа» сценарию. Причем эта операция демонстрирует высокий профессионализм участников, согласованность их действий при четком разделении функций и задач, стоявших перед исполнителями[358].
Ознакомительная версия.
