197
Этим жестокостям в темной массе вряд ли приходится удивляться. Среди нее, как мы знаем, всеми мерами распространяли «разные суеверные слухи». Ей внушали эти жестокости и подавали пример… Война полна ужасами, иногда почти неизбежными там, где дело идет о самосохранении. Ужасную картину при отступлении около Гжатска рисует в своих воспоминаниях Сегюр: «Мы были изумлены, встретив на своем пути, видимо, только что убитых русских. Замечательно было то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. Нам было известно, что перед нами шло около двух тысяч русских пленных и что вели их испанцы, португальцы и поляки». Рассказывая о возмущении со стороны Коленкура и др. этой «бесчеловечной жестокостью», Сегюр добавляет, что «на следующий день эти убийства прекратились. Наши ограничивались тем, что обрекали этих несчастных умирать с голода за оградами, куда их загоняли словно скот. Без сомнения, это было жестоко; но что было делать? Произвести обмен пленных? — Неприятель не соглашался на это. Выпустить их на свободу? — Они пошли бы всюду рассказывать о нашем бедственном положении и, присоединившись к своим, они яростно бросились бы в погоню за нами. Пощадить их жизнь в этой беспощадной войне — было бы равносильно тому, что принести в жертву самих себя. Мы были жестоки по необходимости» (русс. пер., 112); по словам Росса, жестокость над пленными производилась по приказанию Наполеона (рус. пер., 202). Вряд ли, однако, это было так. Жестокость порождает жестокость. Но с тем большим вниманием историк должен остановиться на фактах, свидетельствующих о гуманности к врагу. Мы встречаемся на ряду с рассказами о жестокостях с фактами незлобивости и жалости к полуголодному, умирающему врагу, т. е. к врагу, который уже не мог быть «хищным зверем». Мы знаем факты, когда крестьяне спасали французов от зверства казаков (см., напр., воспоминания Комба). Народная масса проявляет по отношению к врагу подчас более гуманности, чем люди культурные, люди общества. Мы слышим нередко рассказ об издевательствах над пленными, с которыми обращаются, как «с собаками» (см., напр., письма Волковой 18 ноября и 2 декабря о тамбовском губернаторе. «Жестокое обращение с обезоруженным врагом в Тамбове побудило даже вмешаться Кутузова»). Друг и поклонник Ростопчина А. Я. Булгаков, когда ему приходится говорить о пленных французах, выражается не иначе: «пусть околевают эти негодяи». Раненый француз, оставшийся в Москве, начальник обоза главной квартиры Газо рассказывает, что при вступлении русских в Москву было перебито более 2.000 раненых французов, расположенных по частным квартирам. Но и просвещенный гр. Ростопчин мало чем будет отличаться от закоснелого в невежестве донца. Свое свидание с Газо он закончил «неприличной бранью» и велел поместить французских раненых в подземелье, где будет ежедневно умирать по тридцать человек («Р. Ст.» 1893 янв., 32). Ред.
У Студенки был брод, случайно открытый кавалерийской бригадой Корбино. Ее обманом увел от корпуса Удино баварский генерал Вреде. По пути Корбино обнаружил обман и решил вернуться к своему корпусу. Брод у Студенки показали ему крестьяне (Marbot, Mem., III, гл. 18). Ред.
Многие из участников переправы указывают на то, что она производилась недостаточно энергично. Марбо (там же) утверждает, что мосты были пусты в ночь с 15 на 16. Фабер-дю-Фор говорит в своих мемуарах (Stuttg., 1843), что даже в следующую ночь они не все время были заняты. Дело в том, что отсталых никакими силами нельзя было принудить перейти на другой берег, пока не показался неприятель. Тогда только они массами стали бросаться на мост, затрудняя действия Виктора. В конце концов, отсталые и обезоруженные и привели к катастрофе. Ред.
По другой версии Партуно уже выступил из Борисова и, заблудившись в дорогах, угодил в самый центр армии Витгенштейна. Результат, впрочем, был один. Ред.
Точно счастье хотело доказать, что оно может решительно отвернуться от Наполеона. Если бы морозы ударили тремя днями раньше, не было бы никакой катастрофы. Не успели французы переправиться, как Березина замерзла. То же было и на зембинских болотах. Чичагов не сжег моста. Французы прошли, сожгли их, а мороз превратил болото в гладкую, крепкую поверхность. Ред.
И еще многое было… продано, вероятно, не без ведома самого Маре, герц. Бассано. Так, из 600.000 барашковых полушубков, хранящихся в цейхгаузе Вильны, не осталось ни одного. Все были проданы. Операции по заготовлению убойных быков производились лишь на бумаге («Рус. Арх.», 1872, 2.231). Ред.
