«Обе страны вели работы совместно до 1940 года, затем был перерыв до 1942 года, и даже сейчас, по словам «К», от англичан многое скрывают. Даже Нильсу Бору, который находится здесь инкогнито под именем Николас Бейкер, всего не говорят».
На встрече 19 сентября 1945 года Голд передал Фуксу, предполагавшему в скором времени вернуться в Англию, условия связи на Лондон: Морнингтон-Кресент, первая суббота каждого месяца, в 8 вечера. Воспользоваться ими, однако, не пришлось. Предательство шифровальщика ГРУ в Канаде Гузенко указало западным спецслужбам английский след — физика-ядерщика Алана Нан Мэя. Одного этого было достаточно, чтобы МИ-5 и ФБР, каждая служба по своей линии, усилили наблюдение за советскими представителями и начали проверку всех лиц, имеющих отношение к созданию атомной бомбы. Эта рутинная операция вызвала столь же стандартную в таких случаях реакцию советской разведки — заморозить все оперативные контакты до наступления лучших времен. Предательство Гузенко усугублялось добровольным обращением в ФБР Элизабет Бентли, заявившей, что ей известны тайные агенты Москвы, в США.
О предательстве Гузенко лондонскую резидентуру информировал Ким Филби. В своем сообщении от 18 ноября 1945 года он излагал подробности о ходе расследования дела Мэя. Филби писал:
«Гузенко, шифровальщик учреждения Заботина, получил кличку КОРБИ.
МИ-5 располагала информацией о предстоящих четырех встречах Мэя с его лондонскими контактами. Встречи должны были состояться 7, 17, 27 октября и 7 ноября. Ни на одну из этих встреч ни Мэй, ни кто-либо из его контактов не явились. В Лондоне сейчас придерживаются твердого мнения, что Мэй, так же как и другие агенты сети Заботина в Канаде и США, были предупреждены о грозящей опасности».
По данным МИ-5, Мэй «не делает ни одного неверного шага» со времени своего прибытия в Англию. Он не установил ни одного подозрительного контакта. Не проявляет никаких признаков опасения и озабоченности, продолжая совершенно нормально работать над своими академическими исследованиями. Исходя из этого, МИ-5 пришла к выводу, что Мэй является серьезным объектом и, судя по всему, ни в чем не признается на допросе, если ему предъявят неопровержимые факты. Завершение этого дела долго откладывалось вследствие серьезных соображений политического характера. И это касается не только дружественных отношений с СССР вообще, но и проблемы будущего контроя над атомными секретами в частности.
Эттли намерен обсудить дело КОРБИ с Труменом и Макензи Кингом… Заинтересованные ведомства (МИ-5, ФБР и RCMP[22]) опасаются, что решение будет противоречивым или попросту невыполнимым, т. е. 1) потребует одновременного ареста всех подозреваемых лиц в Соединенном Королевстве, Канаде и США (что совершенно не соответствует возможностям RCMP, которая способна справиться только с шестерыми из них); 2) потребует ареста и допроса подозреваемых лиц без какого-либо официального объяснения причин (фактически это будет также невозможно, так как друзья и родственники начнут делать запросы и т. п.); 3) потребует ареста и судебного преследования подозреваемых лиц (при имеющихся в наличии материалах, обвинение на суде может быть легко опровергнуто).
…Материалы, подготовленные Министерством иностранных дел для Эттли, свидетельствуют об усилении тенденции к проведению энергичных мер. Они аргументируют целесообразность арестов, допросов и даже судебного преследования подозреваемых, а также, отзывая Заботина и советского посла в Канаде, резкого заявления в адрес советского правительства. Форин Офис не настаивает на широкой огласке этого дела, но считает, что боязнь гласности не должна удерживать нас от действий.
Однако некоторая информация, исходящая тоже из ФО, свидетельствует о том, что канадцы и американцы не демонстрируют такого же горячего энтузиазма и могут противиться линии ФО».
Следуя указаниям Центра о замораживании работы с источниками, лондонская резидентура и не пыталась выходить на встречи с Фуксом в Англии. Его судьба и местонахождение оставались неизвестными. Однако в августе 1946 года Кукин получил задание Центра направить на место встречи оперработника с тем, чтобы только проверить, придет ли на нее Фукс. Подходить к нему и разговаривать с ним категорически запрещалось. Центр хотел только убедиться, что Фукс жив, здоров и соблюдает условия связи.
Кукин передал задание Центра на исполнение Павлу Ерзину. Ерзин отправился на место встречи в обусловленное время, но Фукса там не оказалось. Возможно, потому, что он ждал Фукса на Морнингтон-Кресент в районе Сент-Панкрас, Сев. — Зап.1, но в Лондоне имеется еще две улицы с таким же названием, только в других районах, поэтому он просил Центр уточнить адрес места встречи.
Последующие события опередили ответ Центра. По двум независимым каналам — через знакомых среди немецких коммунистов-эмигрантов и через свои связи в английской Компартии — Фукс сам попросил об установлении контакта с советскими представителями. Ни тот, ни другой канал не имели выхода на советскую разведку — выстраивавшие их цепочки людей были всего лишь партийными коллегами Фукса. Хотя они и прошли школу партийной дисциплины, но, не будучи посвящены в особый характер отношений Фукса с Советским Союзом, они могли не придать должного значения необходимости скрывать его просьбу от окружающих, среди которых вполне могли оказаться агенты МИ-5. Точно так же они могли невольно выдать тайну Фукса микрофонам, через которые МИ-5 прослушивала коммунистов.
Цепочка немецкого канала связи включала трех лиц. Сначала Фукс обратился за помощью к жене Юргена Кучинского, который к тому времени уже выехал в Германию. Жена Кучинского, сама собиравшаяся последовать за мужем на родину, направила Фукса к Ханне Клопшток, а та в свою очередь доверилась руководителю немецких «земляков» Гансу Зиберту, который и связался с советскими представителями. Жена Кучинского была посвящена в обстоятельства привлечения Фукса сотрудниками военной разведки, однако не было ясно, рассказала ли она об этом Клопшток и Зиберту. В любом случае опасность компрометации Фукса была очевидна. Кукин считал, что следует немедленно связаться с ним и предупредить о необходимости соблюдать осторожность.
Предупреждение было бы запоздалым. На встрече с Ерзиным Ганс Зиберт передал информацию, записанную им со слов Ханны Клопшток. Она включала место работы Фукса — AERE,[23] Харуэлл, Беркшир, тел. Абингдон-620, доб. 73 — и рассказ Фукса о том, что в прошлый период его пребывания в Англии он был связан с Александром, а после отъезда последнего — с девушкой, проживавшей в Оксфорде. В Америке он поддерживал регулярный контакт со своим связным до осени 1945 года, когда он прекратился в связи с делом доктора Мэя. В Лондоне он должен был являться на Морнингтон-Кресент, что и делал несколько раз, но его связной не приходил. Тогда-то Фукс и, решил сам связаться с советскими представителями через Кучинского. Его жене он не раскрывал причину, по которой ему был нужен Кучинский. Жена Кучинского переадресовала его к Ханне Клопшток. Ей-то он и поведал свою историю. Фукс сообщил, что работает в секретном учреждении под наблюдением английской контрразведки и связаться с ним по телефону невозможно. Клопшток договорилась о встрече с ним в Лондоне, которая не состоялась по причине болезни ребенка, требовавшей неотлучного ее присутствия дома.
Итак, в дела Фукса было посвящено уже слишком много посторонних. Ганс Зиберт сказал, что он ручается за надежность Ханны Клопшток. В свою очередь биография самого Ганса Зиберта свидетельствовала о том, что разведка имеет дело с испытанным партийным товарищем. Начав заниматься партийной работой еще в школе, он, после окончания академии в Касселе по специальностям педагогика, философия и психология, преподавал в школах рабочих районов Касселя. Был уволен за партийную деятельность, а в 1933 году арестован гестапо, заключен в тюрьму, а затем отправлен в концлагерь. Выйдя из лагеря в 1935 году, Зиберт возглавил нелегальную партийную организацию, действовавшую под прикрытием Общества по работе с малолетними правонарушителями и детьми-инвалидами. В 1936 году организация была раскрыта гестапо, и он бежал в Англию.
Пока Центр выяснял все обстоятельства дела Фукса, наступила весна 1947 года, когда к Зиберту по партийной линии обратился сотрудник ЦК Английской Компартии, ответственный за связь с коммунистами-эмигрантами, Джимми Шилдс. Не вдаваясь в детали, Шилдс сказал Зиберту буквально следующее: «Товарищ, работающий в «Дейли уоркер», передал послание для нашей партийной группы о том, что «человек из Эдинбурга хочет увидеться с большой Ханной». Этим товарищем в «Дейли уоркер» оказалась Анджела Такетт, давняя и близкая знакомая Фукса. Фукс связался с ней через ее сестру, проживавшую в сельской местности.
