Северный Париж
Если хотите иметь прелестных женщин — не истребляйте пороков, а то вы будете похожи на тех дураков, которые, страстно любя бабочек, истребляют гусениц.
Виктор Гюго
Кто из подводников не был в Северодвинске, тот вкусил флотскую жизнь не в полном объеме. Это легендарный город для моряка Северного флота. А ведь ничего особенного в нем нет. Два гигантских завода. Один строит подводные лодки, другой их ремонтирует. Две трети города на них работают. Оставшаяся треть их обслуживает. Каждый житель, хоть на чем-то завязан с флотом. Первоначально город назывался Молотовск, строился исключительно руками зэков в тридцатые годы. Кузницей же подводного флота Северодвинск стал благодаря усилиям всей страны. Сюда ехали бригадами со всех уголков Советского Союза. Сходились, создавали семьи. Роднились. Разноплеменная кровь разбавилась здоровой поморской, и в результате произошло маленькое чудо. Такого множества красивых женщин больше я не встречал нигде. Ну разве что еще в Крыму, где тоже переварилось множество рас и народов. Самый привередливый знаток женской красоты обязательно сыскал бы на улицах Двинска ту, о ком мечтал всю свою сознательную жизнь. Было бы желание.
Как и во множестве промышленных городов, местный мужской пол был озабочен двумя вещами: рыбалкой и алкоголем. Одно другое дополняло. Прискорбно, но это характерно для наших крупных промышленных центров. А женщины. Они по большей части такими хобби не увлекались. А видеть мужа только по вечерам в постели с постоянным перегаром, а по выходным оставаться одной — не каждая такое выдержит. Поэтому и разводов в Двинске на душу населения было многовато. Пьющий мужик — обуза. Женщина уходила, оставалась одна или с ребенком. Но тепла-то хочется. Хоть ненадолго, напрокат, на недельку создать видимость нормальной жизни с мужиком в доме, да и плоть, она тоже зовет. А тут как тут военморы. Ремонт или строительство. Несколько месяцев или несколько лет. Пьют, но в меру и со вкусом. Семьи свои сюда не каждый тащит. Условия военных гостиниц с душем в конце коридора и казенной мебелью с клопами — не фонтан, скажу я вам. И организм у моряка такой же, тело за долгие морские походы скучать по женской ласке начинает, а Двинск получается тоже вроде похода. Но не в море. Жены рядом нет, а других женщин — тьма тьмущая. Откровенно говоря, редко кто выстаивал перед такими соблазнами. Флотские жены об этом знали, догадывались. Отголоски до родной базы тоже периодически доходили. Да некоторые и муженьков своих иногда навещали, если экипаж надолго на заводе застревал. И если для нас Двинск был Северным Парижем, то для жен — городом кобелирования собственных мужей.
А начиналось знакомство любого офицера с экзотикой северодвинской жизни — с ресторанов. Более зрелое поколение помнит кабак РБН, в переводе ресторан «Белые ночи», те, кто помоложе, связывают свои воспоминания с рестораном «Приморский», в просторечье — Примус. Долг чести — по приезде посетить какое-либо злачное место. После наших-то «Мутных глаз»! Город, свобода, женщины. Со стопоров срывало враз. Самые примерные и то с катушек съезжали.
Замполит наш, Палов, поселился вместе со всеми в мужском флотском общежитии. Недельку прожил, а потом вечером глядим в окно, а он чемодан тащит, рядом с ним женская фигурка его форму на вешалке за спину закидывает. Подхватили шмотки и ушли. Так полгода и квартировал на стороне. А потом на выходные перед Новым годом его жена прилетала на побывку. Так мы всем этажом его прикрывали, пока мичманы зама по явкам разыскивали. Отбрехался.
В первый же свой заход в Примус стал свидетелем того, как на нашем неприступном старпоме Пал Пете повисла очень красивая куколка и уговаривала идти к ней. Мол, муж на двое суток рыбалить уехал. Не вернется, сто процентов. Старпом явно стеснялся дать согласие в присутствии молодого лейтенанта и убеждал страстную особу решить этот животрепещущий вопрос попозже, наедине.
Опытные военнослужащие, неоднократно бывавшие в Двинске, с первых же дней бросались восстанавливать старые связи. Молодежь пребывала в легком замешательстве. Нас, привыкших с недавних курсантских времен к легким победам, шокировало, что не мы выбираем, а наоборот. Отбирают, отбивают друг у друга, не спрашивая нашего разрешения, нас. Делят наше мужское достоинство, в буквальном смысле, на части. Потом это прошло, но сначала… Полный шок.
В первый же день в Примусе меня впервые в жизни пригласила танцевать женщина, к которой я сам побоялся бы подойти. Обольстительная, холеная красавица, в лучших годах, то есть старше меня лет на десять. Вся в ауре неприступности и грациозного обаяния породы. Не женщина — мечта! Она пригласила меня и, танцуя с очень большим чувством такта, рассказала о себе. После мы долго беседовали внизу, в фойе, обо всем: о нас, жизни, мужчинах, женщинах, любви, предательстве, отношениях. Потом она дала свой телефон и попросила обращаться, когда будет трудно и некуда будет пойти. Я вечером с полчаса разглядывал себя в зеркале, пытаясь найти что-то особо привлекательное. Не нашел. Кстати, только тогда я понял, что смущаться и бояться женщин глупо. На многое я стал смотреть по-другому. Что не имеет значения возраст, внешность, а важен ты сам, твои человеческие качества, твоя способность отдавать тепло. И все исключительно благодаря той одной встрече.
Окончательно же я понял, в каком городе нахожусь, когда в порыве желания воссоединиться с семьей, решил снять квартиру и вызвать жену с ребенком. Ребята подкинули адреса, где сдают комнаты, и я двинулся на поиски подобающего для себя и своей супруги угла. Первый же визит по одному из данных адресов полностью выбил меня из колеи. Звоню в дверь. Открывают. На пороге женщина лет двадцати восьми. Коротенький халатик. Кончается там, где начинаются ноги. Декольте максимально приближенно к пупку. Вся налитая, упругая даже на вид. Женщина Беломорья. Симпатичная. Откровенно осмотрела с головы до ног.
— Здравствуйте. Вы ко мне или дверью ошиблись?
— Да вот… Адрес… Комнату сдаете?
Женщина улыбнулась.
— Ко мне. Сдаю, сдаю. Да что в двери торчать. Проходите, поговорим. Чайку попьем.
Захожу в коридор. Снимаю шинель, разуваюсь. Женщина из шкафчика достает мягкие мужские тапочки.
— Берите, обувайте. Пол-то холодный. Идемте на кухню.
Прохожу, сажусь. Хозяйка у плиты с чайником суетится. Поставила. Быстренько на стол собрала печенье, плюшечки какие-то, пирожки. Села.
— Будем знакомы! Марина.
— Меня зовут Павел. Я бы хотел комнату.
Дама томно потянулась и, наклонившись грудью ко мне, проворковала:
— Да что ж вы, мужчины, сразу о деле! Успеется. Сдам я вам комнату, Паша, сдам. Не волнуйтесь. Посидим, поговорим, винца выпьем немножко.
Халат хозяйки скорее ее обнажал, чем прикрывал. Глаза мои непроизвольно начали тормозить на самых достойных выпуклостях и местах, и Марина это заметила.
— А вы безобразник, Пашенька. Разглядываете меня, как витрину. Да не смущайтесь! Шучу. На здоровье! С меня не убудет.
Налили чай. Попили, поговорили ни о чем. Марина встала, прошлась по кухне, как по подиуму. Дала осмотреть себя со всех сторон.
— Ну, Паша, пойдемте, комнатку покажу.
Вышли в коридор. А я когда заходил, внимание на расположение комнат не обратил. Выходим. А в коридоре всего одна дверь. Марина ее открывает. Комната. Широкая кровать, трюмо, шкаф, телевизор, столик журнальный. Марина на кровать — бултых. Халатик до подбородка задрался. Все нижнее белье как на показ. Ничего, заманчиво.
— Вот и комнатка! Нравится?
Тут-то я и сообразил, что квартира однокомнатная. Но на всякий случай решил провериться.
— Марина, а у вас что, одна комната?
Марина так интимно, с придыханием засмеялась.
— Господи, дурачок! Зачем нам две? Неужели не уместимся? Хоть сегодня переезжай. Не надо мне квартплаты никакой. Другим отдашь, чудилко ты мое!
Пришлось все объяснять. И про жену, и про ребенка. Мариночка очень расстроилась. Сникла прямо на глазах.
— Ох, как жалко! Такой милый. А ты жену отправишь — сразу приходи. Тебе же, поди, и стирать самому трудно, да и пища из столовой поднадоела. Приходи, ждать буду. Ты, Пашенька, милый такой.
Ушел. На улице сигареты три выкурил, привел нервы в порядок, побрел дальше. По всем адресам одни женщины проживали. Кто разведенная, у кого мужья в очень длительных командировках. Но одни женщины. И как заходил разговор о семье, все. Никакой комнаты. Сам — пожалуйста, с семьей — ни за что! Неделю по всему району гулял, никто не согласился. Ну а потом затею с приездом жены пришлось отложить, она воспротивилась, да и я раздумал. Так один полгода и просидел в общаге. Не ангелом, откровенно говоря. Да и кто из нас ангел? Поди, узнай…
Походы в Примус совершались по выходным дням. Самые популярные — пятничные и субботние. Как-то раз нелегкая понесла меня с двумя друзьями, Лешкой и Стасом, в кабачок в неурочное время, в среду. У трех лейтенантов образовалась дыра между вахтами, вечер пуст, общежитие надоело до смерти. Оперативно собрались и двинули. Благо от нашего пристанища до Примуса пятнадцать минут хода. Дошагали. Вопреки обыкновению у ресторана народ не толпился, дверь оказалась заперта. Но со второго этажа неслась музыка и были слышны голоса. Стучались долго. Наконец нам открыли. Высунулся швейцар, всем известный подполковник запаса по прозвищу Петрович.
