На первой встрече Хаутон, отвечая на вопросы Дерябкина, сообщил, что с точки зрения безопасности его положение достаточно прочное. По прибытии из Польши с ним беседовали чиновники иммиграционной службы, которые интересовались, зачем он выезжал в ГДР, посещал ли он Советский Союз и общался ли приватно с польскими гражданами в Варшаве. Выслушав объяснение Хаутона по первому вопросу (для лечения жены), лаконичное «нет» на два последних вопроса, а также критическую оценку польской действительности, чиновники сочли его достаточно благонадежным и отпустили с богом. Через пару недель его вызвал в Адмиралтейство начальник отдела гражданских служащих военно-морской разведки некто Пеннелз. Хаутон расценил беседу с ним как рутинную. Пеннелз спросил, не устанавливал ли с ним после возвращения из Польши контакт кто-либо из членов КПВ или агентов социалистических стран. Хаутон ответил отрицательно, Пеннелз предупредил его на будущее, что в случае таких попыток он должен проинформировать его, Пеннелза, об этом лично, и на этом беседу закончил.
В своем отчете Дерябкин отметил, что Хаутон держался совершенно спокойно, когда рассказывал ему о беседах с представителями английских служб безопасности. Такая уверенность в прочности своего положения основывалась у Хаутона на том, что он получил назначение в совершенно секретное учреждение Адмиралтейства — Королевский Центр разработки подводного оружия в Портленде. По его словам, этот научно-исследовательский центр занимался разработкой средств борьбы с подводными лодками, минами и другими видами подводного оружия, а также средств нападения. В нем трудилось около 400 ученых и разработчиков, чья деятельность держалась в строгом секрете. В силу этих причин допуск на объект регулировался тремя видами пропусков с различными степенями ограничений. Сам Хаутон, по его словам, работал в административном аппарате в качестве заведующего отделом гражданских служащих военноморской разведки, получая надбавку за секретность в размере 90 ф. ст. в год. Однако, как заметил Хаутон, у него нет непосредственного доступа к военным разработкам и его возможности помощи разведке на новом месте весьма ограничены по сравнению с тем, чем он располагал в Польше. Дерябкиц посоветовал ему не спешить с таким выводом, а осмотреться, а потом уже сообща обдумать, чем он может быть полезен разведке.
Возможно, совет Дерябкина, но скорее всего сама встреча и 50 ф. ст., которые Хаутон получил в качестве аванса, убедили англичанина, что можно безопасно и выгодно работать в новых условиях с неизвестным ему человеком. Так или иначе, уже на следующей встрече он по собственной инициативе рассказал, что имеет доступ к хранилищу секретных документов, в так называемую сейфовую комнату, и попросил снабдить его Миниатюрным фотоаппаратом для их фотографирования. Заявление Хаутона в свете того, о чем он говорил на первой встрече, прозвучало несколько неожиданно, и Дерябкин попросил его подробнее рассказать о сейфовой комнате. По словам Хаутона, в этом помещении хранились, насколько ему было известно, все секретные документы. В дневное время их под расписку выдавал сотрудник по имени Ч.Х. Уилкинсон. По окончании рабочего дня сейфы и стальная входная дверь запирались ключами, которые сдавались на хранение военной полиции. Хаутон сказал, что имеет доступ в сейфовую комнату и может знакомиться с хранящимися там документами. Дерябкин не спросил, а сам Хаутон не объяснил, как и почему он может это делать. В своем итоговом отчете о работе с Хаутоном Дерябкин писал следующее:
«Необходимо отметить, что я до сих пор сомневаюсь в том, что он правильно называет занимаемый им пост. Я дважды пытался уточнить занимаемый им пост, но его ответы были невнятными. Чувствуя его нежелание вести беседу на эту тему, я больше не возвращался к ней, чтобы не казаться назойливым. У меня складывается мнение, что МИРОН работает в секретном отделе и сам ведает сейфовой комнатой».
Вопрос о допуске Хаутона к секретным документам портлендского центра оставался, да так и остался до конца не выясненным на протяжении всего периода его сотрудничества с советской разведкой. На настойчивые расспросы оперработников Хаутон отвечал, что его рабочий кабинет находится рядом с хранилищем, и заведующая этим хранилищем — мисс Элдер, уходя на обед, просит его подменить ее на это время. Тогда якобы он и имеет возможность отобрать и вынести из хранилища требуемые документы. Однако количество и качество — фактически «на заказ» — Поставляемых им материалов не вполне укладывались в предложенную им схему. И в Центре, и у сотрудников резидентуры возникали сомнения в том, что Хаутон явно что-то утаивает. Одним из предположений было то, что он сам заведует секретным хранилищем, но по некоторым причинам скрывает это. Таковыми могли быть стремление ограничить требования к нему со стороны разведки в целях собственной безопасности и психология «запасливого хозяина», который в нужный момент, скажем при ослаблении интереса к нему со стороны покупателя, может извлечь кое-что из секретных закромов. Учитывая то, что Хаутон сотрудничал с иностранной разведкой исключительно на материальной основе, такая теория имела полное право на существование.
Со своей стороны разведка не оказывала на Хаутона конфронтационного давления, поскольку это не соответствовало правилам игры, которую она вела, а также потому, что количество и качество информации, получавшей в большинстве случаев оценку «ценная» или «очень ценная», устраивало ее потребителей.
Несомненно, на первых 2–3 встречах Хаутон присматривался и приспосабливался к условиям работы в Англии с новым человеком. Потому что вскоре документы потекли от него не меньшим потоком, чем в Польше.
О содержании и ценности материалов, поступавших от Хаутона в Лондоне, позволяет судить приводимый ниже их перечень, а главное — оценка, даваемая им военными специалистами:
1. Секретные приказы Адмиралтейства содержат важные достоверные сведения об организации британских военно-морских сил, военно-морской технике и методах использования боевых средств флота, вследствие чего являются ценными и будут использованы для информирования командования ВМС СССР.
Секретные приказы издавались Адмиралтейством в двух сериях: ограниченного пользования — Limited Confidential Admiralty Fleet Orders (LCAFO) и более широкого пользования — Confidential Admiralty Fleet Orders (CAFO). Хаутон доставал обе серии приказов на протяжении всего периода сотрудничества.
2. Материал об испытании в ВМС Англии устройства «Найтшерт» (Nightshirt), предназначенного для снижения уровня шумов, создаваемых гребным винтом корабля, является ценным.
3. Содержащиеся в приказах (Адмиралтейства) сведения об организации противоминного наблюдения в портах, об обороне портов и военно-морских объектах, а также описание некоторых типов военно-морского и авиационного вооружения являются ценными.
4. Переписка об отработке прибора «Читер» (Cheater), предназначенного для отведения самонаводящихся акустических торпед, представляет среднюю ценность.
5. Временное руководство по корабельному гидролокатору типа 170 (Temporary Handbook for ASDIC SET Type 170) является ценным. Материал содержит краткое техническое описание нового гидролокатора, предназначенного для наблюдения за подводными лодками, имеющими большую скорость подводного хода, и управления огнем бомбомета Мк10 (LIMBO). В материале упоминается об испытаниях авиационных противолодочных торпед типов «Пентан» (Pentane) и «Дилер-Б»(Мк30), которые также представляют интерес.
6. Описание и чертежи корабельного гидролокатора типа 170 являются особо ценными.
7. Письмо Адмиралтейства от 18 марта 1954 года об определении дальности самонаведения торпед содержит ценные сведения.
8–9. Дело 841/2. Дело 401 — документы, касающиеся тактики торпедирования.
10. Новые сведения о гидролокаторах типа 170, 982, 983 существенно дополняют ранее полученную информацию.
11. Материал о функциях начальника штаба морских десантных операций представляет особый интерес.
Выше приведены только некоторые сохранившиеся оценки материалов Адмиралтейства и Научно-исследовательского центра в Портленде. В действительности материалов поступило значительно больше. В марте 1956 года в Центре была подготовлена справка о количестве поступивших от Хаутона документов. За период сотрудничества в Польше с марта по октябрь 1952 года от него было получено 4500 листов документальной информации и 10 книг (очевидно, шифровальных), в 1953 году (с начала лета) — 427 листов, в 1954 году — 1927 листов, в 1955 году — 1468 листов, в 1956 году (с января по Март) — 1127 листов.
Особенностью информационной работы с Хаутоном было то, что Центр и потребители его информации могли фактически заказывать требующиеся им материалы. Такая возможность возникла в начале 1955 года, когда Хаутон предоставил в распоряжение советской разведки тематический каталог хранилища секретных документов Портлендского центра. Тематические папки с документами (дела) были сгруппированы в нем по основным проблемам и обозначались цифровыми индексами. Например, раздел «Gear for Attack & Defence» был индексирован номером 26, «Attack technique» — 401, а папка в этом разделе под названием «Analysis of Attacks» имела индекс 401.20. Таким образом, потребители информации, имея В своем распоряжении тематический каталог, заказывали только индекс интересующей их папки. Выбор был весьма богатым — шесть страниц со 120 наименованиями тематических папок. Если потребителей, в данном случае советские ВМС, интересовал раздел «Torpedoes» — индекс 403.2, а в нем торпеда «Tramper», то Хаутону сообщался только индекс последней, а именно 403.21. Если интерес вызывала «Asdic sets in Submarines» — индекс 402.7, а среди них «Туре 187», то указывался индекс 402.73.
