Придерживая левой рукой чуть заметно колышущийся трос, Мазур привычно пошел вниз, на глубину, невесомый, собранный. Ощущал, как вокруг понемногу становится холоднее, — а вот сумрак не особенно густой, солнце стоит в зените, вода, еще не насыщенная паводковым мусором, довольно чистая, прозрачная, пожалуй что, фонарь не придется включать до самого дна…
Вертлявая рыбья мелочь вилась вокруг, порой пощипывая голое тело осторожными касаниями, это было не особенно приятно, но Мазур не тратил время на то, чтобы разгонять мелюзгу: все равно приплывут новые, как комары. А это еще кто… что-то большое, типа судака… а не пойти бы тебе… ага, не понравилось, резко вильнув, отвалил в глубину… Есть! Знобящий холод понемногу просачивается под кожу, нужно побыстрее…
Навстречу ему брызнула стайка плоских, широких рыбешек. Отогнав их скупым взмахом ласта, Мазур, все еще держась за трос, встал на твердую землю рядом с покореженным, словно бы грубо скомканным хвостовым оперением. Поодаль лежало крыло, больше всего напоминавшее формой гигантскую школьную линейку, — длинное, прямоугольное. Было почти светло, он хорошо видел крупные детали.
Небольшой моноплан типа «парасоль» — крыло крепилось над фюзеляжем. Судя по всему, он погружался почти вертикально, при соприкосновении с дном разбитому ударом о воду носу еще больше досталось, мотор сплющило, никаких следов винта… потом затонувший аэроплан довольно аккуратно лег на брюхо, две высокие стойки колес, конечно же, подломились к черту, вот она, левая, на дне, как лапка раздавленного таракана… лобовое стекло разлетелось, но один боковой иллюминатор уцелел… что за черт? Это неправильно!
Колыхаясь вверх-вниз, что твоя водоросль, Мазур снял с пояса мощный фонарь, посветил. Старательно обшаривал конусом белого света фюзеляж, крыло, хвост…
Это было неправильно. Самолет, пролежавший на дне всего-то несколько дней, выглядит совершенно иначе. Он, несмотря на любые повреждения и разрушения, просто-напросто не успевает прийти в такое вот состояние…
Вынув из ножен широкий кинжал, Мазур постучал по фюзеляжу там и сям, посветил, ковырнул борт.
Не было никаких сомнений: самолет был проржавевший. Чтобы так дозреть, он должен был валяться на дне не неделю, не месяц — многие годы… никакой ошибки, все ясно при самом беглом осмотре…
Он отогнал все и всяческие мысли, не позволяя себе расслабляться и тратить время на бесплодное умствование — становится все холоднее, пора пошевеливаться… Но ведь нет на дне другого самолета! Вряд ли компьютерные распечатки служили для коварной дезинформации…
Примерившись, отвалил справа налево погнутую дверцу, очень похожую на автомобильную, — тягучий скрип, из проема брызнули рыбешки. До половины просунувшись внутрь, Мазур посветил вокруг — и, убедившись, что не рискует напороться на какой-нибудь острый обломок или запутаться в чем-то, пролез в салон.
Передние кресла сорвало ударом. Осторожненько попробуем их отодвинуть, выкинем одно, потом другое… вот так… Сразу стало просторнее. Та-ак…
Груда костей на полу. Два черепа, две грудные клетки… точно, их было только двое. Пресная вода не так разъедает, как соленая, кости сохраняются дольше… череп пробит, видимо, при ударе швырнуло головой на что-то твердое, угловатое… а этому поломало руки-ноги… может, и обоим поломало, кости так перепутались, что их не разделишь при беглом осмотре на двух индивидуумов… Много времени прошло, разложились, потом в дело вступили рыбешки, работающие не хуже грифов-стервятников…
Остатки одежды? Похоже. Секунду поразмыслив, движимый скорее рефлексами, Мазур принялся осторожно выгребать из салона всякий хлам — кости, проржавевшую винтовку, какие-то деревяшки — и бросать в сторону. Ржавое мачете, часы — ремешок, конечно, сгнил и исчез бесследно — распахнутый чемодан, пластиковый, потому и уцелел в воде… Стоп!
Он поворочался в полностью опустевшем салоне, шаря вокруг снопом света, внимательно осматривая все уголки. Если что-то и напоминает пресловутый «дипломат» — так это небольшой, очень тяжелый чемоданчик, скорее футляр, никелированный, к ручке прикреплен браслет полицейских наручников — а другой браслет, вероятнее всего, был защелкнут на запястье одного из тех двух.
Мазур добросовестно попробовал его открыть — не поддался. Ну и черт с ним, не стоит терять время… Еще раз огляделся — нет, больше ничего не видно, вычистил салон на совесть…
Со всеми предосторожностями выбрался наружу. Отталкиваясь ластами от дна, перемещаясь большими лягушачьими прыжками, обошел самолет вокруг, тщательно светя во все ямки, на каждый подозрительный бугорок. Расширил круг. Вскоре понял, что это бесполезно — в одиночку нечего и думать о скрупулезных поисках. Никелированный трофей — единственное, что внушает надежду… но как быть с возрастом самолета? Ну, в конце концов, на милой Родине могли и не сказать всего — очередные недомолвки, это будет продолжаться, пока стоит мир… Нет, но это ведь не вяжется с очень и очень многим…
Решившись, он погасил фонарь, поднял левой рукой тяжеленную добычу, оглянулся и, узрев на фоне зеленоватого полумрака тонкую вертикальную полоску троса, поплыл к ней…
Опа! Правую ногу свело-таки судорогой. Встав на грунт, выхватив нож, Мазур ткнул кончиком в икру, содрогнулся от укола. Не похоже, чтобы особенно уж помогло, нога так и подсекалась, клоня тело вправо. Это уже не судороги — онемение ног, явственная дрожь в мышцах, резкий озноб. Третья стадия переохлаждения, пора уходить… до поверхности секунд десять… ну, восемь, тогда никакой кессонки…
Свободной рукой Мазур расстегнул пояс с грузилами, сбросил. И пошел вверх, стараясь не обгонять собственные пузырьки воздуха, непрерывно выдыхая: воздух уже начал понемногу распирать легкие, как всегда бывает при свободном всплытии… главное, подавить инстинктивное желание вдохнуть… обойдется, прорвемся… тело немеет, черт, мышцы так и дергает, кажется, что вместо кожи на тебя натянули чехол из гибкого льда…
Рывком выпрыгнул из воды по пояс. Перевалил чемоданчик в лодку, обеими руками ухватился на протянутый вдоль резинового борта трос, выплюнул загубник и пару секунд висел в такой позе, прислушиваясь к собственному телу. Ноги захолодели, но нет ни икоты, ни непрестанной зевоты… Мазур выкрикнул что-то нечленораздельное, с обжигающей радостью услышал собственный голос — ну вот, не достигло охлаждение по-настоящему опасной черты, вовремя убрался из воды…
Подтянувшись на руках, перевалился в лодку и долго лежал, придавленный тяжестью акваланга, упершись левой щекой в свой трофей, казавшийся куском антарктического льда. На ощупь расстегнул пряжки, сбросил акваланг с плеч, отодвинулся от загадочного чемоданчика и лежал еще несколько минут, содрогаясь в ознобе, но тем не менее охваченный откровенно звериной радостью: выбрался, выжил, остальное чепуха…
Дрожа, постукивая зубами, дотянулся до коротких весел с овальными широкими лопастями. Тьфу, якорь… Не тратя времени, дернул свободный конец троса, развязал узел, выкинул трос за борт и неуклюже погреб к берегу. Вокруг, казалось, стоит ледяная сибирская зима. Любое дуновение ветерка обдавало промозглым холодом, зубы клацали, свидетелей не было, и Мазур позволил себе чуть-чуть поохать:
— А-вва-вва-вввааа….
Сразу стало чуточку легче.
Когда лодка с хрустом придавила днищем мелкие камешки на берегу, к нему бросились Ольга с Кацубой — подполковник держал наготове бутыль с индейским эликсиром, Ольга торопливо протянула огромное одеяло, красное в черную клетку — Мазур видел его в палатке, нет сомнений, оно как раз и было предназначено для…
Без малейшей брезгливости Мазур накрылся одеялом, стянул мокрые насквозь плавки и принялся растираться, жахнув предварительно полный стаканчик зеленоватой жидкости. Во всем теле еще ощущалось некоторое онемение, но это довольно быстро прошло — все-таки не арктические воды, выскочил вовремя…
— Эй, эй! — прикрикнул он, заметив, что Ольга, повертев в руках тяжелый никелированный футляр, пытается справиться с замком. — По-моему, сеньорита, вы превышаете свои полномочия…
— Уверен? — спросил Кацуба с каким-то чрезвычайно кислым видом.
— Что там за самолет? — спросила Ольга, послушно отставив чемоданчик.
Тут только до Мазура дошло.
— Самолет? — повторил он медленно. — А откуда ты вообще знаешь…
Кацуба тоскливо вздохнул, присел на камень и спросил Ольгу:
— Мы как, будем устраивать дешевое кино с дикими выкриками и потрясением оружием?
— Зачем? — спросила она, избегая взгляда Мазура. — Мы достаточно цивилизованные люди…
До Мазура продолжало доходить — помаленьку, сквозь некую пелену. Все он понимал, но боялся самому себе признаться, что так оно и есть.
