— С ФОГа один выстрел производился, или можно было сделать несколько выстрелов?
— Нет, несколько раз из одного огнемета выстрелить нельзя. Вся огнесмесь выбрасывается одним выстрелом.
В батальон я прибыл, когда он стоял под Псковом. Участвовали в освобождении Пскова, потом освобождали Эстонию, Латвию. После освобождения Риги батальон был выведен в район Адажи на доукомплектование. Получили пополнение, обучили его. Учили солдат выдвижению к переднему краю, как копать огнеметные точки, ставить огнеметы, подключать электропроводку. Хитрость в чем была — при подключении элетропроводки надо было правильно завернуть гайку у пороховой шашки и зажигательной звестки, чтобы не раздавить содержимое. А то можно так плотно затянуть, что разрушить и то, и другое. Вот этому надо было обучить солдат. После пополнения наш батальон был направлен в 5-ю Ударную армию 1-го Белорусского фронта.
В марте 1945 года мы прибыли на 1-й Белорусский фронт. Батальон, на американских амфибиях, был переплавлен через Одер на Кюстринский плацдарм, где мой взвод и взвод лейтенанта Ткаченко заняли позиции на стыке двух полков. Позиции, которые оказались в ста метрах от немецких, занимали ночью. Днем на плацдарме жизнь была тревожной, мы старались особо не показываться, активно работали немецкие снайперы. А на ночь я выдавал каждому бойцу по шесть дисков на автомат и в течение ночи он должен был их расстрелять в назначенный сектор в сторону противника.
Полмесяца мы находились на этом плацдарме. Находясь на передовой, мы, конечно, никакой подготовки к наступлению не видели, но чувствовалось, что оно скоро начнется. На фронте же как было — если до наступления далеко, то повозочные из тыла аккуратно едут, опасаются. А как только они пронюхают, что наступление скоро — так уже посмелее едут, ночью чуть ли не на передний край лезут.
16 апреля, внезапно для нас, началась артподготовка. Когда стало светать, приехал капитан, зам. начальника штаба батальона. Приказал огнеметы снять и приготовиться к передвижению вперед. Тогда сильнейший туман был, как в молоке ходишь, ничего не видно. Мы огнеметы из земли вытащили, скомпоновали, потом пришли машины. Огнеметы на них погрузили и вперед. Где-то войска задержались, надо закрепляться. Нам команда: «Поставить огнеметы на таком-то участке». Быстро развернулись, окопались, ждем атаки. Атаки нет. Опять команда: «Снять огнеметы». Сняли и пошли дальше. Так мы прошли Штраусберг и 22 апреля, со стороны Карлхорста вошли в Берлин.
В Берлине мы были приданы 144-й Азербайджанской стрелковой дивизии, входившей в состав 5-й Ударной армии. Выйдя к Шпрее, дивизия уперлась в мост, который долго не могла захватить.
Этот мост был двухэтажным. На первом уровне шла пешеходная дорога, а справа от нее автомобильная дорога, а на втором уровне была железная дорога, метро. На первом ярусе была автомобильная и пешеходная дорога. Справа по мосту шел бортик, высотой где-то метр, а слева от автодороги были столбы, на которых держалась верхняя часть моста. Отступая, немцы в двух местах взорвали автодорогу, и в двух местах железную дорогу, а вся пешеходная часть моста осталась целой.
Полк с хода пытался преодолеть этот мост, но ничего не получилось. Тогда командование решило ночью послать огнеметчиков.
В. В. Мясников
Надо сказать, что в Берлине бои шли день и ночь, действовали штурмовыми группами, так что мой взвод был разделен на две группы по пятнадцать человек — одной группой командовал я, а другой помкомвзвода. Соответственно, одна группа действовала днем, а другая ночью.
В час ночи я, от командира роты, получил задачу захватить мост и выбить из домов на набережной. Взял свою группу, пятнадцать человек, и начал движение. Вышли на мост, а он же давно немцами пристрелян... Кромешный ад... Немцы как дали по нам из автоматов, пулеметов, минометов и фаустпатронов. Одно спасение — вот те столбы, они четырехгранные, где-то полметра шириной. Мы за этими столбами укрывались, тут самое главное было выдержать, пока по нему бьют — искры летят, осколки камня, а ты стоишь, главное вперед не броситься. Как немцы огонь перенесли — можно к другому столбу перебежать. Таким образом мы достигли середины моста, где стояло две башни, в которых был механизм развода моста.
Пока дошли до середины — стало светать. На немецкой стороне справа и слева от моста стояло два здания, из которых немцы вели огонь, и как только стало светать — немцы огонь усилили. Я решил выдвинуть огнемет к правому дому, чтобы поджечь его и уменьшить огонь. Два солдата с огнеметом доползли до бортика и поползли вдоль него, чтобы поближе к дому подобраться. Я в это время лежал за завалом и командовал, как двигаться. Все, на сто метров к дому подползли, можно стрелять, и ничего не получилось... Смотрю, солдаты огнемет бросили и побежали на левую часть моста. Добежали до столбов и залегли там. Оказывается, осколком разбило пороховой заряд, так что огнемет не мог стрелять.
К этому времени рассвело, немцы, стараясь нас выбить, сконцентрировали огонь. Но тут нас поддержал полк. С нашей стороны моста было большое здание, у которого размещалась артиллерия, и она открыла огонь по дому, который слева от моста стоял.
Дом загорелся, и мы, ничего не дожидаясь, бросились в него. Я понимал, что со своими пятнадцатью солдатами немцев из дома выбить не смогу, так что мы проникли в подвал этого дома, и потом, подвалами, дошли до конца квартала, на Силезскую улицу, которая шла параллельно реке. Вылезли из подвала, где-то уже метрах в 300 от моста, и с двух огнеметов произвели выстрел по дому, который был справа от нас. Дом загорелся, а огня люди еще с тех времен, когда обезьянами были, боятся.
— А сколько в вашей группе было огнеметов?
— Пять или шесть, по два человека на огнемет.
Так вот, после поджога дома мы, поджигая встречающиеся дома, пошли обратно к набережной. Вышли на нее, и пошли вдоль набережной. Метров сто прошли, еще один дом. Выстрелили в подвал, тут сразу появился немец с белым флагом, который сказал, что в доме человек шестьдесят немцев, и солдат, и гражданских, и, если мы сохраним им жизнь, они сдадутся. Я приказал поставить напротив подъезда огнемет и сказал, чтобы они выходили без оружия.
Видя, что у нас успех, я послал посыльного за второй половиной своего взвода. Когда они пришли, нас уже тридцать стало. Командир роты увидел наш успех, и послал еще один взвод. Мы еще продвинулись метров триста по набережной, саперы в это время готовили мост для прохода техники. А потом прибежал посыльный, который передал приказ сворачиваться, для действия на другом направлении. За этот бой мне было присвоено звание Героя Советского Союза.
— Спасибо Владимир Владимирович. Еще несколько вопросов. В 1940 году была введена плата за обучение в 9-10 классах.
— Я с этим не сталкивался. У нас обучение было бесплатным.
— Когда началась война, вы думали, что она будет такой долгой и тяжелой, или, как говорилось в довоенной пропаганде «малой кровью, могучим ударом»?
— Разумеется, исходя из нашего опыта, мне же всего 17 лет было, говорить о точных прогнозах не приходилось, но мы считали, что война будет скоротечной и, конечно, она не будет длиться четыре года, как Первая мировая война.
— По воспоминаниям, после начала войны многие молодые люди добровольно шли в военкомат с просьбой направить их на фронт. Вы с этим сталкивались?
— Лично я — нет. Я же при прохождении приписки был признан годным к нестроевой службе.
— С началом войны у вас в колхозе увеличилась норма выработки?
— Увеличилась или нет — этого я вам сказать не могу, не знаю. Но, по крайней мере, в поле ничего не осталось неубранным.
— А как с началом войны стало с продовольствием?
— Безусловно, хуже. Голодно было. Но в 1941 году был хороший урожай ржи, это и выручило.
