— Очень рад, — сказал подеста.
И действительно, долгожданный приказ пришел из Пармы через несколько дней.
Подесте предписывалось оповестить население о том, что постановлением правительства городу Буссето разрешено иметь постоянного учителя музыки для просвещения молодежи. В пространной, обстоятельно составленной бумаге было сказано, что выборы нового маэстро должны произойти путем конкурса, который состоится в Парме под наблюдением маэстро синьора Джузеппе Алинови, придворного органиста, и что музыканты, претендующие на пост maestro di musica города Буссето, будут подвергнуты экзамену по контрапункту и по свободной композиции, ибо обе эти дисциплины являются обязательными составными частями музыкального преподавания.
Затем шел текст договора, регулировавшего взаимоотношения между городом и новым маэстро. Из ознакомления с целым рядом параграфов, разработанных с величайшей тщательностью, можно было вывести заключение, что путь маэстро весьма тернист и трудно на этом пути расцвести розам. Ничего в договоре не говорилось о преимуществах в положении маэстро и не видно было уважения к его работе и достойной оценки его трудов. Объявленная годовым окладом жалованья сумма в шестьсот восемьдесят семь лир вызывала недоумение. Она была поистине смехотворной. Зато в договоре можно было найти самое тщательное, и даже не тщательное, а мелочно-придирчивое перечисление обязанностей маэстро; обязанности эти — многочисленные и разнообразные — были в равной мере хлопотливыми и утомительными. Время работы маэстро было строжайше регламентировано. Точнейшим образом было высчитано, сколько часов в неделю он должен заниматься с каждым учеником, сколько часов уделять занятиям на фортепиано, сколько занятиям на органе и сколько — на чембало; сколько времени надлежит заниматься пением и сколько теорией музыки. Подробно была разработана графа о подчинении маэстро всем заранее установленным правилам. Были предусмотрены все возможные случаи отклонений от этих правил и тут же указывалось на необходимость их полного выполнения.
Затем были изложены условия, необходимые для участия в конкурсе. Желающим конкурировать предлагалось заявить об этом посредством прошения, адресованного подесте города Буссето. К прошению в обязательном порядке должны быть приложены документы: свидетельство об образовании и два удостоверения (одно о безупречной нравственности, другое — о незапятнанной репутации).
Подеста распорядился, чтобы правительственное постановление было расклеено по городу на видных местах. С самого утра перед большими белыми листами с гербом герцогства Пармы толпился народ и все громко обсуждали как самый факт объявления конкурса, так и условия работы, предложенные маэстро. Подеста очень опасался стычек между вердистами и ферраристами, между патриотами и клерикалами, но на этот раз все обошлось благополучно.
А за день до срока, назначенного для конкурса, случилось так, что подесте по неотложным делам понадобилось съездить в Парму.
— Я подвезу нашего молодого маэстро, — сказал он синьору Антонио. И синьор Антонио охотно на это согласился.
Когда карета подесты выехала из Буссето и покатила по дороге в Парму, навстречу ей попался дон Габелли. Он возвращался в город пешком неизвестно откуда. Дон Габелли не мог, конечно, не видеть ехавшей по дороге кареты, но, когда она поравнялась с ним, он даже не поднял головы. Очевидно, он не желал ни приветствовать уезжавших, ни быть вынужденным ответить на их приветствие в случае, если бы они нашли нужным поздороваться с ним.
Дон Габелли был не один. За ним, нелепо размахивая руками, точно крыльями ветряной мельницы, плелся злосчастный органист Джованни Феррари. На конкурс он не поехал. Впрочем, никто этого от него и не ожидал.
Чиновник особых поручений при III отделении министерства внутренних дел был австрийцем из Вены и на службу в Парму был переведен временно; поездку в Италию он рассматривал как увеселительную, а дела и интриги маленького Пармского двора считал старомодными. и не заслуживающими внимания. Но так как к продвижению своему по службе он относился весьма ревниво, то любое возложенное на него начальством поручение выполнял с величайшей серьезностью.
Он самым вежливым образом сообщил маэстро Алинови о том, что синьор маэстро назначен арбитром при испытании молодых людей, претендующих на должность музыкального руководителя — maestro di musiса — города Буссето.
Алинови поклонился и сказал:
— Прекрасно! Я готов.
Молодой чиновник подумал, что органист маленького провинциального двора держится вполне прилично и говорить с ним легко.
— При испытании нового маэстро, — сказал чиновник, — должны быть проявлены безусловная справедливость и высокое беспристрастие. — Он сделал паузу и потом прибавил — Воля ее величества в отношении конкурса определенна: беспристрастие и справедливость.
Синьор Алинови встал.
— Воля ее величества для меня священна. — И спросил, сколько юношей ему придется проэкзаменовать. Когда он узнал, что приехало только двое — Джузеппе Верди из Буссето и Анджиоло Росси из Гуасталлы, — он сказал себе: «Эге, место, должно быть, ничего не стоит. Так мало соревнующихся — это небывалый случай». — Но он сумел сохранить на лице своем выражение безусловного почтения к городу Буссето и его будущему маэстро, и вслух сказал:
— Прекрасно! Завтра начну экзаменовать их.
Вечером было музицирование в доме графа Бианки, камергера ее величества.
Синьора Тессини пела арию Матильды из оперы «Вильгельм Телль», последней оперы, написанной маэстро Россини. Молодую певицу слушали без особого внимания. У нее был свежий, хорошо обработанный голос, но она пела робко, без надлежащего брио. Так поют добросовестные школьницы.
Синьор Алинови скучал. Он находил пение синьоры Тессини лишенным глубины и экспрессии. Великое искусство бельканто, по его мнению, погибало.
К маэстро Алинови подсел аббат Фриньяни в шуршащей шелковой сутане и, как всегда, надушенный.
— Этот Верди, — сказал он, — которого вы будете экзаменовать завтра, имеет ужаснейшую репутацию.
Маэстро Алинови вытирал лицо большим шелковым платком. У маэстро были розовые, немного обвислые щеки и широкий мясистый подбородок. За последние годы он сильно располнел. Это обстоятельство весьма смущало его. Полнота несет с собой много неудобств. Особенно в обществе. Тучному человеку трудно переносить жару в закрытом помещении. Вот и теперь: на лице маэстро Алинови выступила обильная испарина, и ему приходилось вытирать и лоб, и глаза, и шею.
— Я имею точные сведения от капеллана Андреоли, секретаря его преосвященства епископа Санвитале, — сказал аббат Фриньяни, — этот Верди — смутьян. От него можно ожидать самого худшего. — Аббат Фриньяни старался заглянуть в глаза маэстро Алинови, но это не удавалось ему. Маэстро прикладывал к глазам свой большой синий платок. В небольшом полукруглом зале горело до двухсот свечей, и маэстро было очень жарко.
— Может быть, он карбонарий, — сказал аббат Фриньяни.
Алинови легонько отмахнулся от аббата.
— Что вы, что вы, отец мой! В счастливом государстве, во главе которого стоит наша августейшая правительница, карбонариев нет. Никто из нас не сомневается в этом.
Аббат Фриньяни поднял руку. Жест был предостерегающим. Но маэстро опять приложил платок к лицу. Он мог не видеть жеста аббата.
— Если бы хоть один из этих оставленных богом злодеев появился в великом герцогстве Пармском, — Алинови говорил из-под платка и голос его звучал приглушенно, — неужели вы думаете, что недремлющая полиция ее величества не изловила бы его тотчас же?
Синьора Тессини кончила арию. К концу она распелась. Последние фиоритуры она провела с большим блеском и весьма виртуозно.
— Браво! Браво!
Молодая певица не могла скрыть своей радости, краснела и кланялась низко-низко. Она была скромной девушкой, из бедной семьи бергамасских ткачей, и еще не привыкла к успеху. Особенно к успеху в таком избранном обществе. И она верила в этот свой успех и не верила. Поведение слушателей было для нее непонятным.
В концертном зале графа Бианки не было слышно ни громких возгласов, ни страстных споров, ни откровенного раскатистого смеха. Аплодировали сдержанно, мнениями обменивались вполголоса и, критикуя, выражали мысли свои до чрезвычайности изысканно и чуть ли не шепотом. Так было теперь принято в аристократических домах Пармы. Так было принято при дворе. Мария-Луиза, бывшая императрица Франции, перенесла в Парму стиль и обычаи Фонтенбло.
Маэстро Алинови и вида не подал, что понял хитрые инсинуации аббата Фриньяни. Синьору Алинови не для чего было ублажать его преосвященство епископа Санвитале. Синьор Алинови не намерен был изменять своему обыкновению. Синьор Алинови никогда не вмешивался в интриги. Он дорожил своей репутацией человека неподкупного, глухого к злым нашептываниям. Его дело — проэкзаменовать юношей, претендующих на пост maestro di musica города Буссето. И он проэкзаменует их. Проверит их знания и способности. С обычным для него беспристрастием. И на этот раз — с особым беспристрастием. И произнесет приговор, повинуясь только законам высокого искусства. И это будет приговор справедливый. В этом маэстро Алинови был уверен.
