В общем, сколько ни пытался Эмин Хачатурян сделать работу тщательно, — звук все равно не тот!.. Тогда Калатозов сказал:
— Нас это не устраивает!
Оркестр свернулся и ушел. Мы написали письмо в главк Министерства культуры, и нам разрешили взять оркестр Большого театра.
Я сказал Калатозову, что хорошо бы записывать в студии «Мелодия», там прекрасная аппаратура и электроорган «Hamond».
— Но там же нет экрана! — говорит Михаил Константинович.
— Ничего, — отвечаю, — у меня есть кинопроектор с нужными приспособлениями и экран три на четыре метра.
Калатозов был поражен…
Записывали в церкви, где находится студия «Мелодии». Пришел туда Большой оркестр, пришел Виктор Бабушкин, расставили два десятка микрофонов, я принес свой кинопроектор…
А у меня дома был кинопроектор. К нему я сделал специальную кассету, каких на «Мосфильме» нет. В нее можно было зарядить кольцо на сто с лишним метров пленки. У меня и экран имелся. А так как все свое я ношу с собой, то и экран тоже принес. Под него мы спокойненько и писали. Тут я был одновременно и композитором, и киномехаником, и помогал Бабушкину записывать музыку.
Хорошие музыканты, классные инструменты, красиво записали всю музыку. Один номер (сделал его с вокальным квартетом «Аккорд») я переписал. Калатозову очень понравилось. Но потом второй режиссер убедил, что это не совсем то: номер выбивается из общего ряда, он получился немножко эстрадный. Я послушал-послушал и понял, что он прав, и мы переписали…
Но, к моему великому сожалению, моя музыка осталась лишь в советской версии фильма. В итальянской — записана совсем другая. Мы так и не успели!..
Кристальди обскакал нас и при продаже картины. Начали делить страны, кому СССР будет продавать, кому — Италия. Мы в коммерции ничего не соображали, жаждали заполучить Америку. А нам говорят:
— Подождите, кроме Америки еще много стран!..
В итоге Кристальди поделил все так, как ему хотелось.
— Желаете, — говорит, — Америку? Пожалуйста! Америка — огромная страна, за прокат фильма вы там сразу получите миллионы! Мне взамен дайте пять других стран…
Мы же не учитывали того, что Америка сама выпускает уйму фильмов и не рассчитывает выгодно продать их только в Европе. Сначала ориентируется на своих зрителей, окупает у себя, а Европа остается на десерт. И Америка не рвется брать чужие фильмы. Поэтому Кристальди спокойно отдает нам Америку, а мы ему — европейские страны, куда он хорошо продает фильм.
Америка же, конечно, «Красную палатку» у нас не покупает. Бывший мотогонщик, муж самой красивой женщины Италии и близлежащих стран это прекрасно знал! Как опытный игрок, он козыри держал до конца и выиграл, заработав намного раньше и, наверное, вдвое больше, чем Советский Союз.
Итальянскую версию картины я не видел, но у меня есть пластинка с музыкой. Музыка хорошая, где-то даже у нас перекликается решение фильма, есть что-то общее в концепции. Эннио Морриконе чувствовал Север, льды, трагедию, как и я. Он талантливый и очень известный композитор, живет уже в Америке…
Обожаю выходные!
У меня всегда был одинаковый распорядок дня. Проснулся, пятнадцать минут — зарядка. В девять утра я садился работать. В час-два приходила жена и говорила:
— Обедать, обедать!
Я, конечно, еще часика три посидел бы, меня не остановишь, но раз надо обедать, значит, надо обедать.
Так и сейчас, работа меня очень увлекает, хочется что-то закончить, «еще немного, еще чуть-чуть»!..
После обеда минут пятнадцать отдыхал. Ложился на спину и, как учат йоги, расслаблял все мышцы. При этом пытался увидеть голубое небо и синее море. Это очень трудно, потому как в Москве ни того, ни другого не наблюдается. Но иногда все же удавалось. И тогда возникало ощущение, будто часик поспал.
После этого — опять за работу! Времени на что-то другое не оставалось. Английский учил в машине. Пешком ходить ненавидел, все время на машине. Мама у меня, наоборот, любила ходить пешком. Она и в восемьдесят пять лет говорила:
— Пока не пройду несколько километров, чувствую себя плохо. А ты вечно сидишь, сидишь… Так нельзя! Надо двигаться, ходить!
Наверное, она права. Но времени жалко!..
Руза, с поэтом Николаем Добронравовым
Суббота, воскресенье — для меня все равно что понедельник. Хотя все же предпочитал выходные: не звонят официальные лица из всяких учреждений, тихо… Можно работать спокойно.
Дачи у меня не было: не хотел. Кто за ней будет ухаживать, где там заниматься? В детские каникулы мы ездили в Дом творчества, в Рузу. Сосновый лес, чистый воздух!.. Я любил там пятнадцатую дачу. Три комнаты, хороший, настроенный рояль, порядок. Приходит уборщица, убирает, зимой топит печи дровами. Хорошая столовая, теннисный корт, волейбольная площадка, где мы играли, купание… Я там, конечно, работал. Да и все композиторы работали. Встречались все за обедом, в пять часов пили традиционный чай.
Светлана работала в музыкальной школе, летом у нее отпуск был два месяца. В июне мы ездили в Рузу, а в июле чаще всего — в Коктебель. Просто дикарями. Нам очень нравилось. На диком пляже у самого моря мы ставили тент от солнца, Жена и дочь спали в машине, я — на раскладушке. Замечательно!
Как-то приехали на море и встретили Людмилу Лядову… Значит, не мы одни любили такой отдых! Единственное, что было плохо, — по полчаса стоять в очереди в столовую. Но мы чередовались — то один шел с судками за обедом, то другой. Иногда шашлыки делали.
Один раз объехали все побережье. С нами были Жора Гаранян с женой Инной. В Новороссийске я снимал своей камерой порт, море. Вдруг подходит милиционер.
— А вы знаете, — спрашивает, — что порт снимать нельзя?
— Я не знал, — отвечаю. — Нигде ничего не написано.
— Тогда пойдете со мной!
— Ну, зачем? — говорю. — Давайте я открою камеру, оторву кусок пленки, на которой все снято, и дело с концом!
Открыл, оторвал полтора метра, отдал ему, и мы поехали дальше. Километров через пятнадцать встретилась нам чебуречная. Мы сели, едим чебуреки. Видим — идет к нам запыхавшийся милиционер, тот самый.
— Нет, — говорит, — вы должны со мной поехать в Новороссийск!
Приехали. Он привел нас в какой-то дом, наверное, КГБ. Вышел человек в штатском, полковник, не меньше. Показываю ему членский билет Союза композиторов, говорю: мол, откуда я знаю, что нельзя снимать, а что можно?..
— Нельзя снимать панорамы, — поясняет он.
— Я снимал вон то судно, — показал я в окно. — Может, конечно, и панораму прихватил, точно не помню…
Этот полковник просто хотел убедиться, что я не какой-нибудь американский шпион. Он понял, что мы вполне благонадежные, безобидные граждане. Если обидим, так только муху. Контрразведчик извинился, что нас задержали, пожелал хорошего отдыха, и мы уехали.
Иногда мы отдыхали в Доме творчества в Гаграх. Потом, когда уже разрешили, мы ездили на машинах в Болгарию через Венгрию, Чехословакию и Румынию. Загорали на «Золотых песках» и на «Солнечном береге». У нас там завелись хорошие приятели — композитор Ангел Заберский, очень талантливый, который писал для популярной тогда певицы Лили Ивановой, и поэт Димитр Точев с женой. Они работали на иностранном радио в Москве, где мы с ними и познакомились. Я написал две песни, Димитр — слова на болгарском. Замечательно там отдыхали…
«Миг» — в подземном переходе
Режиссеры картины «Земля Санникова» попросили меня прийти на съемочную площадку, где шли пробы. Я увидел там Володю Высоцкого. Спрашиваю его:
— Ты в главной роли?
— Да, — отвечает.
— А зачем же, — говорю, — тогда меня пригласили? Естественно, ты песни будешь писать и петь их сам. Возьмете какого-нибудь композитора или просто аранжировщика, он из какой-нибудь твоей песни сделает тему фильма, аранжировку, и твоя музыка будет по фильму. Зачем тебе я?
