Кончилось тем, что хозяин сам подарил Бекмессеру листок со стихами. То были стихи Вальтера, вернее, его черновик. Так и быть, приятель, возьмите. Только, чур, не перепутайте!
(«Отдать писарю чужой стих? Не вероломство ли это по отношению к молодому другу? Ничуть. Но это рискованно? Нисколько.
Бесслухий музыкант песни не сложит да и стихи переврет. Когда-то, четверть века назад, некий глупый Дютш получил от директора парижского театра сценарий „Летучего голландца“ — чужой сценарий. Ну и что же? Вышло из этого что-нибудь? Ровно ничего. И не стоило огорчаться тогда. Талант может оступиться, бывают у него и неудачи. Но тупице не помогут ни чужие стихи, ни чужая музыка!»)
Это и подтвердилось на состязании певцов.
Среди разноцветных флагов и жезлов, разубранных цветами и лентами, среди празднично разодетых горожан, в сиянии майского дня, Бекмессер был ни жив ни мертв. Ему надлежало выступить первому. То и дело вынимал он из кармана листок со стихами и что-то шептал. Наконец, по знаку Ганса Сакса, он поднялся на возвышение. В глазах у него запестрело. Он покачнулся.
— Плохой знак! — крикнул кто-то из подмастерьев.
— Ква! Ква! — надрывались, подпрыгивая, школьники. — Брекекекс сейчас запоет! Пожалуйте в лужу!
— Силенциум![162] — провозгласил председатель.
Все замолчали.
Бекмессер взял несколько аккордов на лютне. Однако голос не повиновался ему, звучал странно и фальшиво. К своему несчастью, он плохо помнил слова. Боясь отступить от стихов, он до такой степени исказил их, что среди собравшихся началось движение и шум. Против воли Бекмессера произносимые им слова имели какой-то чудовищно-карикатурный смысл, вызывающий дружный хохот. Певец поминутно заглядывал в свой листок, вытирал платком лоб. А предстояло спеть еще целых три куплета. «О, где сосна?» — ревел он. А надо было спеть: «О, грезы сна!» Вместо фразы «Там образ девы мне предстал» Бекмессер в отчаянии сообщил: «Там я, раздевшись, ей предстал». Третий куплет не привелось спеть — хохот и свист заставили беднягу сойти с возвышения и сопровождали его, пока он убегал в бешенстве. Тогда Ганс Сакс объяснил всю историю со стихами и, взяв за руку Вальтера, сказал:
— Вот кто покажет нам искусство пения!
И все кончилось благополучно — торжеством Вальтера. То был его первый шаг к зрелости, но шаг уверенный и твердый. Он получил венок из рук девушки, и отец Евы благословил обоих. А потом громкий хор, как водится, славил мастера Сакса.
А его-то более всего радовал новый «народный» тон в пении Вальтера, тон, который юноша недавно усвоил и который принесет ему успех в будущем.
— Знаешь, это совсем не похоже на тебя, — сказала Козима, — этот самоотверженный «тон» воспитателя. В жизни ты, по-моему, мало заботишься, чтобы оставить после себя школу.
— Разве все, что мы создаем, должно быть непременно похоже на нас? — спросил Вагнер.
— Но ведь Ганс Сакс — это ты!
— Не совсем. И не во всем. Я только хочу походить на него.
— Тебе это отлично удалось! — сказала Козима. — Тем более, что ты остался и самим собой.
1876 год.
Как ни трудно было пробраться в Байрейт на открытие вагнеровского театра, музыкант Вилли Рауш все-таки проник туда. Рядовой скрипач мюнхенского оркестра, он, конечно, не получил приглашения и явился в Байрейт на свой страх и риск. У него не было в этом городе ни одной знакомой семьи, где он мог бы остановиться, а гостиницы, как он знал, — переполнены. Приехав утром, Вилли до трех часов пополудни слонялся по улицам, пока наконец содержательница убогого пансиона, жившая на окраине, не сжалилась над ним и не втиснула его в комнату, где уже находилось трое жильцов.
Хозяйка предупредила, что будет кормить своих постояльцев только обедом; о завтраке и ужине им придется позаботиться самим. В городе и так мало провизии: понаехала уйма народу, в ресторане нельзя достать свободный столик, вообще в течение ближайших нескольких дней город превратится в сумасшедший дом. Слыханное ли дело: король велел построить для этого человека не то дворец, не то церковь. Все едут сюда молиться.
Вилли смеялся: здравый смысл народа! Хозяйка уловила главное: характер мистерии, присущий вагнеровскому театру.
Однако впереди четыре дня. «Кольцо Нибелунга» состоит из четырех опер. И Вагнер пожелал, чтобы они шли четыре вечера подряд.
Какая удивительная, поистине сказочная судьба! Был нищим скитальцем, никем не признанным, одиноким, и это длилось двадцать, тридцать лет. И вдруг — уже к старости — такая фантастическая перемена! Построен специальный театр для его опер. И со всех концов Европы съехались самые выдающиеся музыканты и критики. И не только они — писатели, ученые и просто множество туристов. В чьей биографии случалось подобное?
Рауш устал после поисков квартиры. После обеда, незатейливого и невкусного, он прилег на кровать отдохнуть до вечернего спектакля.
Соседи ушли. Тем лучше. Спать не хотелось. Вилли достал либретто «Кольца», чтобы пробежать глазами «Золото Рейна» — пролог, который будет исполняться сегодня вечером.
Он и раньше слыхал, что Вагнер сам пишет либретто для своих опер. Этот композитор не признает чужих услуг. Он не только музыкант, но и поэт и драматург, и при этом исключительно одаренный. Он знает законы сцены, превосходно владеет литературной и народной немецкой речью. В этом можно убедиться, читая либретто «Кольца». Превосходное поэтическое произведение! Еще не зная музыки, можно восхититься стройным мифом, заново созданным и изложенным в драматической форме.
Все происходит вблизи Рейна. Высоко в небе, на Валгалле, обитают боги. По радуге спускаются они на землю, по радуге поднимаются вверх. Одноглазый, угрюмый Вотан царствует над богами и над людьми, над титанами и подземными духами. Но его власть не беспредельна: сам Вотан подчинен силе рока и не знает своего будущего. Его знает лишь богиня земли Эрда и ее дочери — вещие пряхи-норны.
Не всегда боги жили на Валгалле. Прежде они обитали на земле, среди смертных.
На земле живут люди — беспокойное племя, доставляющее Вотану много хлопот. Их век короток, но стремления беспредельны. По силе духа они порой не уступают и великанам, но превосходят их глубиной чувств.
А в земных недрах и расщелинах скал снуют карлики. Их называют нибелунгами, потому что они дети тумана[163]. Густая мгла стелется от дыма из бесчисленных маленьких кузниц. Привыкшие жить во тьме, карлики бледны и старообразны. У них злые, морщинистые личики. Больше всего они боятся солнца: достаточно упасть на кого-нибудь из них солнечному лучу, и карлик превращается в камень или сгусток тумана.
День и ночь стучат молотки. Нибелунги куют золотые сокровища. День и ночь щелкает бич безобразного Альбериха, их повелителя.
Но золото приходит к концу, а оно одно, по убеждению Альбериха, дает власть над миром. Где же добыть новый клад? Только на дне Рейна, где прекрасные русалки стерегут золото. «Вега ля вага, вега ля вейа!» — так поют беспечные дочери Рейна; они не знают, в чем сила клада, — их забавляет лишь блеск золота и его переливы в воде.
И вот тень безобразного короля нибелунгов возникает над водой. Альберих знает, как добыть золото Рейна: надо дать клятву никого не любить, отречься от дружбы, от привязанностей, от сострадания. Этой мысли нет в старинной легенде, она принадлежит Вагнеру.
Любовь к золоту — единственная страсть Нибелунга. Глубоко современная мысль!
И тьма окутывает Рейн, а бедные русалки оплакивают похищенный клад.
Таково содержание первого действия.
А между тем в Валгалле, где обитают боги, также неспокойно: Валгаллу воздвигли великаны и они требуют уплаты. И тут-то выясняется, что и сами боги зависимы. Их неувядаемая юность и красота в руках богини Фрейи; она одна умеет выращивать золотые яблоки, сохраняющие молодость, свежесть. Великаны знают об этом, и они требуют Фрейю.
Как поступить повелителю Валгаллы — Вотану? Когда-то он напился из источника мудрости, ему известно многое, что происходит на земле и под землей. Клад Нибелунга, похищенный у дочерей Рейна, — вот что можно обещать великанам, как выкуп за Фрейю. Клад Нибелунга! И титаны соглашаются! Юность, красота, вечная весна — все это их не прельщает. Золота! Полный мешок! Нет — целую гору золота требуют они, чтобы покрыла богиню с головой, чтобы заслонила ее. Золота как можно больше! Да, это здорово подмечено!
Альберих велел своим карликам сковать ему шлем-невидимку и кольцо, дающее власть над миром. Великаны, жаждущие золота, и Вотан спускаются в царство Нибелунга. С ними Логе, хитрый бог огня. Он обманом отнимает кольцо у Альбериха, отнимает и клад, и повелитель нибелунгов не может противиться силе. Но он может проклясть тех, кому достанется кольцо. И он произносит проклятие. Кольцо приносит вражду, гибель!
