Поначалу все выглядело довольно неопределенно. Прожив шесть месяцев у Рэя, который представил его всевозможным полезным людям, Джулиан снял себе отдельную квартиру. На него обратила внимание пресса, и вскоре я увидела фотографию, где он сидит в известном лондонском ресторане L'Escargot, одетый в женское платье, а Карен О'Коннор, дочь известного комика и телеведущего, целится в него из пистолета. Газетчики, конечно, основательно оттоптались на этой теме, хотя ребята просто дурачились, выпив пару бокалов. Джулиан даже не видел, что делала в тот момент Карен, поскольку смотрел на фотографа.
Понимая, что Джулиан, как магнит, привлекает к себе прессу, ночные клубы перестали брать с него плату за вход, и истории о его выходках заполнили светские хроники. Было похоже, что Джулиан отрывался с большим удовольствием, наслаждаясь бурной жизнью молодого повесы. То и дело появлялись заметки о его романе с очередной белокурой моделью — девицы наперебой признавались в любви к «такому застенчивому Джулиану». Большая часть подобных публикаций вызывала у меня смех, я понимала, что все это сильно преувеличено. К тому же сын регулярно звонил, уверяя меня, что далеко не каждая сногсшибательная блондинка на фото является его девушкой.
В апреле 1982 года вечеринка по случаю девятнадцатилетия Джулиана проводилась в клубе Stringfellows[33], и меня пригласили повеселиться с молодежью. Кульминацией праздника стал момент, когда Стефани Ла Мотта, дочь бывшего боксера Джейка Ла Мотта, чья история описана в фильме «Бешеный бык»[34], ввела в зал живую белую лошадь и торжественно вручила ее Джулиану в качестве подарка. Зрелище, конечно, получилось впечатляющее, но по сути это был обыкновенный рекламный трюк, очередная попытка нажиться на имени Джулиана.
Из публикаций в газетах читатели, вероятно, делали вывод, что Джулиан — избалованный сынок Джона Леннона, миллионер и плейбой. На самом деле это было совсем не так. После того как Джулиан сказал в одном интервью, что у него нет денег, Йоко согласилась выписывать ему по сто долларов в неделю, как она выразилась, «на пиво». Для молодого человека в его возрасте, подчеркнула она, это вполне достаточная сумма; если дать больше, то он тут же пустит все на ветер. Джулиан, однако, посчитал для себя унизительным принимать подачки от Йоко, учитывая, что по справедливости он давно должен был бы получить часть отцовского состояния. Меня это тоже разозлило. Я никогда не мечтала, чтобы Джулиан купался в деньгах; если бы он получил долю наследства Джона, я бы хотела, чтобы он не просто растратил ее, а инвестировал деньги в свое будущее или вложил в какое — нибудь доброе дело. Но важно не то, что Джулиан мог бы сделать с деньгами, а то, что Джон хотел, чтобы они ему достались.
Пока наши адвокаты старались разрешить все эти вопросы, а Джулиан жил в Лондоне и писал песни, имя Джона Леннона становилось по — настоящему легендарным. За два месяца после его гибели только в одной Великобритании было продано два миллиона его пластинок. Все посвящали памяти Джона песни, начиная с Джорджа Харрисона, выпустившего свой самый популярный хит за последние восемь лет, All Those Years Ago, и заканчивая Элтоном Джоном, Полом Саймоном, Майком Олдфилдом, Pink Floyd, Queen и Roxy Music.
Меня очень тронула красивая песня Пола Маккартни, Here Today, в которой он выразил всю свою любовь к старому другу. Они так и не сблизились снова после распада «Битлз», но не раз встречались и разговаривали, насколько мне известно. Уходя, Джон предпочитал сжигать за собой мосты — именно так он поступил со мной; если уж он принимал решение, пути назад не было. Но их с Полом взаимная привязанность с юных лет глубоко укоренилась в их сердцах и, несмотря на разрыв, никуда не исчезла.
Помимо всякого рода посвящений, смерть Джона породила на рынке целую волну продаж связанных с ним реликвий и предметов; все, что когда — либо принадлежало Джону, за огромные деньги продавалось с аукциона. Я была поражена, узнав, что через год после гибели Джона наш разноцветный «роллс — ройс» ушел с молотка на аукционе Сотби за два миллиона двести тысяч долларов. Эх, надо было отсудить его себе при разводе, грустно шутила я про себя. Йоко тем временем была занята продажей рисунков Джона, выгравированных на мраморе. Некоторые друзья семьи получили эти работы в подарок — но не Джулиан. На Рождество и день рождения ему прислали карикатурные наброски Джона, нанесенные на голубой галстук и на кофейную кружку. Джулиана расстроила столь дешевая коммерциализация творчества отца и оскорбило то, что вместо мраморных гравировок он получил вульгарные сувениры.
Тогда же я получила по почте целую серию писем от некоего экстрасенса, утверждавшего, что это послания Джона с того света. Я трезво отношусь к подобным вещам и понимаю, что «экстрасенс» в данном случае означало «псих». Однако письма были в таком добром, ласковом тоне, полные такого искреннего раскаяния за причиненные мне страдания, что у меня потеплело на душе. На мгновение мне даже захотелось поверить, что их действительно написал Джон.
Долгие годы я вела тихую жизнь, не попадая под лучи прожекторов славы Джона. Поэтому мне стало не по себе, когда после его смерти меня начали осаждать всякого рода просьбами. Тогда был огромный спрос на все, что хоть как — то связано с Джоном, и меня просили стать телеведущей, совладельцем ресторана, носящего имя Джона, и даже записать собственный диск. Вне сомнения, мне следовало чаще отвергать подобного рода предложения — некоторые из них обернулись сущим кошмаром. Но мне нужно было как — то зарабатывать на жизнь, а рядом не было никого, кто мог бы дать мне дельный совет или помочь разобраться, что к чему. Кроме того, я была рада возможности почтить талант Джона и память о нем, поэтому старалась выбирать те проекты, которые создавались именно с этой целью.
Одно из наиболее интересных предложений поступило в 1982 году, когда меня пригласили в Соединенные Штаты, в галерею на Лонг — Айленде, чтобы организовать экспозицию моих художественных работ. Владелец галереи Гари Лажески дружил с Питером Брауном, менеджером «Битлз», которому, собственно, и принадлежала идея выставки. На ней были представлены рисунки, сделанные мной за несколько лет до того, изображающие «Битлз» и сцены из нашей ливерпульской жизни. Меня переполняла радость: я чувствовала, что это в известной степени моя личная дань памяти Джона. На Лонг — Айленде у меня было полно свободного времени, которое я коротала в одиночестве. Тут я вспомнила о Мэй Пэнг, бывшей возлюбленной Джона, позвонила ей и предложила встретиться. Мне она понравилась еще в 1974–м году, когда мы познакомились, и я подумала, что было бы приятно повидаться с ней снова. Она пригласила меня к себе домой, и мы стали хорошими подругами.
Через несколько дней наступила вторая годовщина со дня смерти Джона, и, поддавшись спонтанному порыву, мы вдвоем пошли к зданию Дакота, где уже собралась толпа на поминальную церемонию. Тысячи и тысячи поклонников Джона, держа в руках горящие свечи, пели его песни. Мы с Мэй стояли в сторонке, неузнанные, и молча прощались с мужчиной, которого обе любили.
Мэй много рассказывала мне о своих отношениях с Джоном. Она верила, что Джон любил ее: он часто говорил ей об этом, и в их недолгой совместной жизни было много счастливых моментов. Когда он ушел к Йоко, Мэй испытала шок, потому что еще накануне он клялся, что никогда не уйдет. Впрочем, на этом их связь не закончилась, Джон оставался любовником Мэй до 1977 года, да и потом они иногда общались по телефону. Последний раз она слышала его голос летом 1980 года, за несколько месяцев до его гибели.
Именно от Мэй я узнала, что нежелание Джона встречаться и идти на контакт со мной постоянно подогревалось Йоко, которая не переставая твердила ему, что я до сих пор люблю его и сделаю все, чтобы его вернуть. Надо сказать, я давно подозревала, что это так, и, конечно, я продолжала любить Джона, однако я никогда не рассматривала возможности возобновления отношений. В плане личной жизни наши пути разошлись давно и безвозвратно. Я просто хотела, чтобы мы остались друзьями, как делают многие разведенные пары, — во имя прожитых вместе лет и нашего сына. Грустно понимать, что мы не могли общаться по — дружески только потому, что Йоко видела во мне соперницу.
Проведя два года в одиночестве, в 1982–м я начала встречаться с мужчиной по имени Джим Кристи. Мы познакомились и подружились еще несколько лет назад, когда Джулиан брал у него уроки езды на мопеде. Когда его и мой брак окончательно распались, мы сошлись и вскоре решили взять с собой мою маму и переехать в Уилтшир, поближе к моему брату Чарльзу и его жене Пенни.
Незадолго до двадцать первого дня рождения Джулиана к нему обратился с предложением Тони Страттон Смит, директор звукозаписывающей компании Charisma Records. Он слышал демо — записи Джулиана, еще не зная имени автора, и они ему понравились. Тони предложил Джулиану контракт на запись диска. Для сочинения новых песен и записи дополнительного материала на несколько недель был арендован замок во Франции, куда отправились Тони, Джулиан и его группа, Джастин в том числе.
