Февраль — месяц вьюг и метелей, но природа и люди уже живут в ожидании весны. Этим ожиданием наполнен и древний праздник-маскарад в высокогорном дагестанском ауле Шаитли. Когда солнце после долгой зимы приходит на горный склон Хора, люди, как и в давние времена, встречают его веселым красочным представлением.
Протоптанная в глубоком снегу тропинка была очень узкой, и ступать приходилось шаг в шаг, поэтому двенадцать километров по ущелью мы шли уже более трех часов. Ориентиром служил белевший вдали Бочохский хребет.
— Теперь недалеко,— подбадривали братья Алимагомед и Гусен Султановы, вызвавшиеся проводить меня в Шаитли, на народный праздник игби. Тропка петляла по берегу звонкой горной речки, пересекая ее порой по обледенелым мосткам. Схваченные морозом мельчайшие брызги сверкающим инеем разукрасили выступавшие из воды камни и нависшие над ней ветви деревьев. Иногда поток скрывался под острым краем перекрывавшей его льдины, чтобы с шипением и пузырями вынырнуть несколькими метрами ниже. Такие места очень опасны, случись оступиться и упасть в воду — из-под льдины, если затянет, уже не выбраться.
— Вчера из-под такой наледи я вытащил полуживую косулю, теперь отогревается у меня дома,— сообщает младший из братьев, Гусен, вернувшийся недавно после армии в родные места.— Сам по грудь вымок, пока с ней возился. Видно, волки гнали ее по ущелью, и косуля, чтобы спастись, кинулась в реку.
Крупные следы, которые сопровождают нас на всем пути в Шаитли, не оставляют сомнения: волки здесь водятся. А вот и место удачи хищников: у самой тропы на примятом снегу — большие кровавые пятна и несколько дочиста обглоданных костей. Драма, очевидно, разыгралась минувшей ночью. По тому, с каким безразличием относятся к увиденному мои спутники, понимаю, что в здешних местах такая картина — дело обычное, а волки, как, впрочем, медведи, кабаны и туры,— столь же неотделимы от жизни этой природы, как и бурная речка Илан-Хеви или белеющие вдали кавказские вершины. И все же в сгущающихся сумерках невольно прибавляю шаг: мне гораздо больше хочется встретиться с «волками» — персонажами завтрашнего праздника, которых называют боци, чем с их реальными сородичами.
Только теперь, оказавшись в этом запрятанном за четырьмя перевалами снежном ущелье, я понимаю, как мне повезло, что добрался зимой сюда, в самый отдаленный аул самого труднодоступного района Дагестана — Цунти некого. Трехсоткилометровый автомобильный путь был перерезан лавинами, и, просидев три дня в безнадежном ожидании вертолета, я, уже почти отчаявшись, неожиданно попал в санитарный Ми-8, летевший, по счастью, в нужном мне направлении — в райцентр Бежта и далее в Шаури, где и помогли мне мои новые друзья — братья Султановы.
Миновав расположенные по ущелью аулы Цихок, Гениятли и Китури (в каждом по десять-пятнадцать домов), мы почти уже в полной тьме добрались наконец до Шаитли. Большой — свыше ста дворов — аул еще не спал. Накануне праздника носились по улицам возбужденные мальчишки, с достоинством попыхивали трубками старики, собравшиеся на годекане — центральной площади, где проходит вся общественная жизнь селения.
После приветствий и недолгого совещания братья привели меня к своему другу, лесничему Абулмуслиму Магомедову, в дом которого, едва мы переступили порог, стал стекаться народ, чтобы выразить уважение гостю и обсудить детали предстоящего праздника. К счастью, даже в самых отдаленных дагестанских селах языкового барьера не возникает: все неплохо говорят по-русски; без общего языка горцы не смогли бы объясниться иногда даже с жителями соседнего аула — столь пестры этническая и языковая карты республики. По берегам Илан-Хеви живут цезы — одна из групп аварцев, и праздник игби чисто цезский, более того, это праздник одного аула. Правда, в последние годы у шаитлинцев его переняли и соседи из Гениятли и Китури.
Что же представляет собой этот праздник? Его название — игби — происходит от слова «иг», обозначающего у цезов кольцеобразный ритуальный хлебец диаметром сантиметров тридцать, похожий на большой плоский бублик. По-видимому, этот золотистый обрядовый хлеб, как и русский масленичный блин, символизирует Солнце — ведь торжество посвящено светилу, точнее, его первому приходу на горный склон напротив аула. Шаитлинцы считают этот февральский день серединой зимы, за которой следует поворот к долгожданной весне. Так что игби подобен масленице: это проводы зимы и встреча весны, первый крестьянский народный праздник весеннего календарного цикла. Позже, когда наступит весна, иги выпекут снова — уже ко Дню первой борозды и наденут на рога волам. Но это будет еще не скоро, а пока над притихшим аулом стоит морозная звездная ночь...
Впрочем, теперь аул лишь кажется спящим: в домах идет деятельная подготовка к празднику. Хотя его участники — а это юноши и молодые мужчины — приготовили маски и костюмы загодя, точнее, подновили, поскольку реквизит народного представления служит по нескольку лет, накануне игби нужно еще раз все перепроверить. В железных печурках пекутся у каждой хозяйки иги — попробуй не приготовь: нерадивых завтра ждут большие неприятности! Во многих домах нужно расположить на ночлег гостей, пришедших на праздник из других селений.
Ясное звездное небо обещало хорошую погоду, и вот косой солнечный луч впервые после долгих зимних месяцев скользнул по склону напротив, по вершинам заснеженных деревьев — пришел час игби! С раннего утра на годекане уже весь аул. Пришли даже с малыми детьми на руках. На длинной лавке в овчинных шубах и папахах сидят, как и положено, несколько особняком, старейшины. Народ толпится вокруг выложенной из льда и снега трибуны, на которой углем начертано «Игби». Здесь вскоре развернутся главные события.
— Боци, или «волки», должны спуститься с гор,— поясняет мне Абулмуслим. От него я уже знаю, что еще неделю назад в ауле появились их посланцы и возвестили о скором празднике, приказав печь иги, а в субботу, незадолго до моего прихода, они повторили свой призыв, и теперь каждый с нетерпением оглядывает лесистые склоны, надеясь первым увидеть боци — основных действующих лиц готовящегося празднества. Я тоже вместе со всеми всматриваюсь в круто уходящий вверх кустарник, но скоро по радостным возгласам и оживленным жестам догадываюсь, что меня опередили мальчишки с более острым зрением. Теперь уже и я замечаю две странные то ли борющиеся, то ли пританцовывающие фигуры.
А вот еще два боци появились в верхней части аула. Эти поближе, и их можно разглядеть получше:
на них длинные, мехом наружу, овчинные тулупы, перехваченные ремнем, на головах высоченные островерхие конусы меховых шапок-масок с цветными лентами, а на ногах традиционная обувь — шерстяные вязаные гедоби и глубокие галоши. А вон и еще двое, и еще... С разных сторон к годекану не торопясь стекаются эти диковатого вида распорядители праздника. Ведут они себя очень самоуверенно и даже дерзко: размахивают длинными раскрашенными деревянными мечами, поддразнивают женщин, кого-то хватают и валяют в снегу. Глухие маски с узкими прорезями для глаз, носа и рта делают их совершенно неузнаваемыми, и боци, не желая выдать себя голосом, куролесят в полном молчании.
Собравшись вместе, повалявшись в снегу и натешившись вволю, дюжина боци назначила себе двух помощников из мужчин покрепче (отказаться никто не имеет права), чтобы те несли «гири» — длинный деревянный шест для сбора игов. И вскоре в окружении ребятни отправляются по аулу собирать хлебную дань. Мальчуганы, которым по возрасту рано быть заводилами праздника, еще с пяти утра обежали дома и получили свои маленькие хлебцы, некоторым достались сладкие, засахаренные. Теперь они изо всех сил помогают боци, которым нельзя подавать голос, и нараспев выкрикивают:
Приготовьте иги, приготовьте,
Мы зайдем к вам, приготовьте!
Если же вы ленивы,
Намочим и оледеним вам гедоби!
У каждого дома решительно настроенную компанию уже ждут хозяева с испеченным «бубликом», который они с готовностью нанизывают на протянутый одним из «волков» меч. Боци уже сами надевают его на шест. Если же ряженых никто не встречает или не приготовлено угощение, они проникают в дом и «расправляются» с хозяевами деревянным мечом, а детвора насыпает им в обувь снег.
А на годекане тем временем появляется новая живописная группа ряженых. Кого тут только нет! Это и довольно безобидные «лесные люди» в костюмах из мха и еловых шишек, и пугающий всех шайтан, обвешанный пестрым тряпьем и пустыми консервными банками, и «скелет», пародирующий тех, кто соблюдает уразу — мусульманский пост во время рамазана, и кривляющиеся «алкоголики», и увешанные добычей «браконьеры», и «спекулянтки» на навьюченных товаром ишаках — словом, все, кого хотят предать осмеянию и избавить от дурных привычек. «Скелет» и «алкоголики» попадают в руки «доктора», который быстро излечивает их с помощью шприца. Ну а всех нарушителей общественного порядка, мешающих появлению главного героя праздника — квидили, изгоняет из аула под одобрительные возгласы шаитлинцев «милиционер». Как и во всяком народном представлении, порок наказан, справедливость торжествует. Все роли, даже женские, в этом забавном спектакле играют мужчины, и опять-таки никто из них не узнаваем в маскараде. С боковой улочки движется процессия сборщиков игов. Пятиметровый шест густо унизан румяными «бубликами», и задача боци теперь — охранять их от нападения женщин и девушек. Однако самым проворным все же удается пробиться к гири и сорвать несколько иг. Вдогонку за ними бросаются «волки», и вот уже с реки слышится визг: одну из беглянок настигли, и теперь ей не миновать наказания снегом или ледяной водой.
