«Поляна» № 2 (4), май 2013
Независимый литературно-художественный журнал
Главный редактор
Олег СОЛДАТОВ, [email protected]
Редакционная коллегия
Александр ГРИНЧЕНКО,
Андрей КОЗЛОВ,
Нана ЧАТЫНЯН
Редакционный совет
Борис ИЛЮХИН,
Татьяна КАЙСАРОВА,
Сергей МАГОМЕТ,
Михаил САДОВСКИЙ,
Игорь ХАРИЧЕВ
Дизайнер Елена КОЗЛОВА
Корректор Мария ВЯЗИГИНА
Технический редактор Наталья ТИМЧЕНКО
Менеджер по подписке Ольга САВИЦКАЯ, [email protected]
Индекс по каталогу Агентства «Роспечать» — 84959
Ко дню рождения Александра Сергеевича Пушкина
Родился мальчик,
И никто не знал,
Какую жизнь
Ему судьба готовит.
Он рос, взрослел,
Мужал… Никто не знал:
Какую смерть
Ему судьба готовит.
Родился мальчик —
Гений и поэт,
Таким и жизни нет,
И смерти нет.
* * *
Ни о чём я не жалею,
Ничего я не верну,
На Пречистенку к музею
Возвращаюсь в тишину.
Где натёртым половицам
Нет ни отдыха, ни сна,
Свет полуночный струится
Через штору из окна.
Одержимо по паркету
Незамеченным скользить
До витрины, чтоб поэту
Нежный локон возвратить.
Пусть его покрутит снова,
Помотает головой
И пока подыщет слово,
Нарисует профиль свой,
Чью-то женскую головку,
Ножку, всадника с копьём,
Оживёт легко и ловко
Мир любимый под пером…
Отчего ж, кому в угоду
Оторвался он от дел?
Отчего ж свою свободу
Он в себе не разглядел?
И под русским небосводом
Снова правит бал чужак…
Год за годом, год за годом
Не проходит боль никак…
* * *
То ли годы наши посерели,
Но века не поворотишь вспять…
Что-то не видать вокруг Сальери,
Что ж напрасно Моцарта искать?!
Стало в мире будто в магазине —
Ценники развешаны на всём,
Время во всемирной паутине,
Апокалипсис ворвался в дом…
И пугают снова нас.
Да, ладно…
Мы опять проскочим… ничего…
Хлопаю в ладоши не таланту,
А тому, кто не убил его.
* * *
Моцарт в братской могиле
Похоронен давно.
Где то место, забыли,
С кем лежит заодно…
Но не бейтесь в обиде,
Не кляните людей,
Так Всевышний увидел —
Будет память целей.
Под мерцающим сводом
Со звездой на челе…
С человеческим родом
В колыбели-земле.
Тайное братство счастливцев
Глава первая
Черная свадьба и волжские струи
В чудесном светлом доме все было готово к блестящей свадьбе, но вместо свадьбы состоялись мрачные поминки. Невеста в черном — черная фата, черное платье, черные цветы. На ошеломляюще прекрасном лице замкнутая бесстрастность. Столы ломились от изобилия, но растерянные гости, едва опрокинув по рюмке-другой, вяло ковыряли вилками в тарелках.
В тягостной тишине звучал один-единственный голос. Несоразмерно громкий, но в то же время как бы придушенный, ларингитно-гундосый. Бубу-бу.
Голос принадлежал другу жениха. Блекло-рыжеватый, зеленоглазенький такой приятель, в кургузом костюме, с траурной креповой повязкой на рукаве. По фамилии Канцеляров. Подробно, и даже с увлечением, повествовал об обстоятельствах произошедшего.
Три дня назад жених вдруг предложил отправиться на зимнюю рыбалку. Вроде как устроить «мальчишник». Вдвоем. И без пафоса, и даже романтично. Подышать свежим воздухом, выпить-закусить на просторе. Экипироваться по всей форме. Такое, мол, последнее желание. Шутейное, но, как оказалось, с мистической подоплекой.
Самое начало ноября, как раз ударил отличный мороз, только что стал первый лед.
Договорились встретиться на платформе, недалеко от берега малой Волги. Однако, сойдя с электрички, Канцеляров обнаружил, что платформа пуста. Только на атласно блестящем сугробе выведена прутиком надпись: «ДОГОНЯЙ!». Очевидно, приехав более ранней электричкой и будучи человеком импульсивно-порывистым, друг не выдержал и поспешил к реке.
Канцеляров вздохнул, взвалил на плечо объемистый рыбацкий ящик, взял под мышку пешню и погреб по следам, которые потянулись прямо по снежной целине, через поле и рощицу — к прибрежным кустам.
Рыбацкую амуницию и снасти Канцеляров одолжил у дядьки и теперь, обливаясь потом, натужно пыхтел в огромных дядькиных валенках с натянутыми на них мощными калошами и клял себя за то, что ввязался в это мероприятие.
Между тем денек, как говорится, выдался доселе невиданный. Солнце сияло и слепило. Небо синее-пресинее. Вокруг торжественная утренняя тишина и абсолютный покой. Ни ворон, ни зайцев, ни рыбаков. Великолепие и красота. Классическое джек-лондоновское белое безмолвие.
Канцеляров невольно проникся величием окружающего пространства и даже ощутил растущий душевный подъем, трепет, взирая на сей неподражаемый храм природы.
Вот, неуклонно двигаясь по следам, Канцеляров пересек разноцветно переливавшееся на солнце снежное поле. Продрался сквозь рощицу и кусты с ветками жесткими, как стальная проволока. Сквозь прибрежный камыш. Прошел еще немного и остановился, чтобы перевести дыхание… И едва не задохнулся от нахлынувшей первозданной радости, один на один с распахнутым перед ним волжским простором. Представил, как сейчас продолбит луночку, запустит лесочку и — вытащит чудесного серебряного с алыми плавниками подъязка.
Несомненно один из лучших моментов в человеческой жизни!
Перед Канцеляровым лежала идеальная сверкающая плоскость. Вперед тянулся лишь тот самый единственный след, по которому он шел от станции. И нигде впереди — на всей этой насквозь просматривавшейся плоскости во все стороны на многие сотни метров — ни единой человеческой фигурки или черной точки. Тихо. Торжественно. И — совершенно пусто.
Только теперь он сообразил, в чем дело. Следы вели лишь в одном направлении. И обратно не возвращались. Вокруг все сверкало, сияло и слепило. Даже полыньи не рассмотреть.
Тихо-тихо, осторожно-осторожно, Канцеляров в ужасе попятился назад к берегу, в тяжелых дядькиных валенках с калошами, всем телом ощущая, как под ним вибрирует и качается вся эта тонкая плоскость перволедья, как под ней, уносясь в ледяную бездонность, кружат и бурлят сильные волжские струи.
Что он мог предпринять?
Отправился в Москву и, не заходя домой, со всем дядькиным барахлом, явился в милицию и рассказал о случившемся. О трагедии, произошедшей как раз накануне свадьбы.
В милиции его взяли в оборот два дознавателя. Один, конечно, злой, а другой добрый. Злой объявил Канцелярову, что теперь на нем повисло тягчайшее подозрение в убийстве собственного друга, и если Канцеляров не хочет, чтобы его арестовали и бросили в камеру с подонками, он должен немедленно расколоться. Впрочем, другой, добрый дознаватель, сам рыболовспортсмен, кивал, что таких случаев сколько угодно, чтобы впредь Канцеляров не ходил на рыбалку с такими сумасшедшими дилетантами-друзьями, а выжидал, пока лед не станет покрепче. Бу-бу-бу, жалобно гундосил Канцеляров. В конце концов его отпустили домой. Под подписку о невыезде. Хотя он и сам, понятно, никуда выезжать-то и не собирался…
И так, наверное, уж в пятнадцатый раз, с искренней, даже наивной добросовестностью, Канцеляров снова и снова пересказывал гостям этот жуткий случай. Заикался, бормотал. Пытался объяснить «трагикомизм». Мол, никакие они с другом не были такие уж завзятые рыбаки. А вроде как давно планировали провести эдакий чистый эксперимент — определить, кто из двоих ближе к «эпицентру счастья в силовых полях удачи»… Так, чепуха. Хотя… Все дело в том, что… была у его друга одна любимая идея, своего рода фантазия-гипотеза, о которой он, Канцеляров, узнал уже после всего случившегося, из обнаруженных в столе утопленника каких-то подозрительных записок. Так сказать «теория и практика». А ведь, казалось бы, какие там эксперименты — когда у одного — такая любовь, свадьба, перспективы блаженства, а у другого, кроме умственно отсталой соседки, — ни шиша, буквально.
