Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

Алабама

Кони, отдохнувшие за неделю, шли резво. По-осеннему тёплое, но не жаркое солнце, безлюдная просёлочная дорога. Привычные, ставшие за лето нетрудными движения… Они даже ни о чём не говорили вначале, скакали молча. Изредка Эркин на скаку доставал карту, смотрел её и снова прятал. Учить Фредди умел, и теперь ориентиры словно сами вели их, передавая от одного к следующему. Андрей сбил шляпу на затылок, подставив лицо ветру. Эркин и вовсе снял шляпу и держал её в руке. Фредди советовал им сделать две короткие дневки вместо одной длинной: бычков, залегающих на жвачку, с ними нет, а лошадям так легче, – и даже отметил примерные места.

Солнце поднималось всё выше, лошади шли ходко. Андрей посмотрел на Эркина и улыбнулся.

– Хорошо, правда?

– Ага, – согласился с очевидным Эркин и засмеялся. – А лучше всего, что мы уже в имение едем. Семь дней осталось. Самое большое.

– Соскучился?

Эркин быстро посмотрел на Андрея, опустил глаза. И медленно, с трудом, вытолкнул из себя:

– Да. Очень.

Андрей осторожно положил руку ему на плечо.

– Ты… Ты не думай, что я выспрашиваю… Я всё понимаю… Не обижайся.

– Я не обижаюсь, – Эркин попытался улыбнуться. – Но… не могу я об этом говорить… даже с тобой. Я думать боюсь, чтобы вслух не вырвалось.

– Я не буду, – кивнул Андрей, мягко убирая руку. – И знаешь… Хорошо было, конечно, но что возвращаемся… за лето, может, и улеглось всё. Я с документом теперь. И рубцы не болят совсем.

– Ага, как по спине тебя треснули, так и лопнуло.

– Подумаешь, покровило малость. Зато мы теперь сами по себе. Фредди – мужик, конечно, правильный, но надоело под чужой рукой ходить.

– Ещё бы, – согласился Эркин. – Ну да ничего. Дождёмся их в имении, сдадим всё, под расчёт получим и домой.

– А если они нас с премией нагреют? Почём он бычков продал, ты ж не знаешь. А говорят…

– Говорят по-разному, – кивнул Эркин, – только… Помнишь, ты мне перед мастерством сказал, я о призах спрашивал, а ты сказал, чтоб я не думал об этом, помнишь?

– Помню.

– Так и с премией. Плату оговорили, плату он даст. А премию… как захочет. Нельзя её в расчёт брать.

– Это так. И как под расчёт ещё будет. По вещам у нас вычета быть не должно?

– По вещам, да. У нас только два дня, ну, за Мышеловку.

– Помню. Да я ещё когда болел, шесть кормёжек пропустил. Я потом сосчитал, так?

Эркин задумался, припоминая.

– Нет, не шесть. Вот считай. Вырубился ты перед дневной.

– Так, – кивнул Андрей и растопырил пальцы. – Считаю.

– Две кормёжки я с тобой сидел, мне их, кстати, тоже на вычет можно. Утром я тебя в тайнике оставил.

– Три, – Андрей загибал пальцы.

– Днём ты за костром следил, ещё этот офицер припёрся.

– Так, четвёртая, правильно.

– А вечером ты уже с нами пошёл.

– Ага, и Фредди меня к забору прислонял. Вот тебе и пятая. И с утра ещё я еле ползал. Шестая.

– Ты ж на них был.

– Но не работал. Если Фредди обо всём доложил, то шесть кормёжек, а это два дня.

– Ну, может, четырьмя обойдётся.

– Может, – кивнул Андрей. – А может, и нет. Как карта ляжет. Джонатан своего не упустит. Хотя мужик широкий.

– Широкий – это как? Я не понял.

– Ну, шикует, легко деньги тратит. Ужин этот ему ой-ой-ой во сколько обошёлся.

– Широкий, – согласился Эркин. – Но не упустит. А с вычетами этими полный бардак. У каждого лендлорда по-своему. А может, и совсем обойдётся. Всё ж таки болел, не гулял. Даже рабу три дня на болезнь давали.

Андрей вздохнул.

– Но скрутило меня тогда здорово. И ведь видел я собак раньше, и ничего, а тут…

– Ладно. Не растравляй себя, – Эркин надел шляпу и полез за картой. – Смотри, ходко как идём. Вон он нам на дневку пометил, а не утомились вроде. Передохнём или как?

– Передохнём, – кивнул Андрей. – Он здесь больше нашего смыслит.

Они свернули на зелёную лужайку и спешились, отпустили лошадей, а сами легли на траву.

– Есть хочешь?

Андрей удивлённо покачал головой.

– Совсем не хочется. Во накормили!

– Да, ужин был… – Эркин рассмеялся. – На всю жизнь запомним. Всю ночь ели. И ещё осталось.

– Ага, – ублаготворённо вздохнул Андрей. – И потрепались хорошо. Слушай, так ты не наврал насчёт приёмов?

– У тебя одно на уме. Нет, конечно. Зачем мне врать?

– И ты того, кончал на каждом?

Эркин покосился на покрасневшего Андрея, улыбнулся и кивнул:

– Да, и она тоже.

– А что? – Андрей даже на локте приподнялся. – Бабы тоже… кончают?

– Ну да. По-своему, конечно. Не так, как мы.

– Эркин…

– Ну, – Эркин усмехнулся, – спрашивай.

– Я слышал, трепали, что вот… спальники… если перегорели, то кранты, не могут больше…

– У меня пять лет так и было, – спокойно ответил Эркин. – Вот только этой весной, – он усмехнулся, – я даже день помню, в День Матери, смог, а здесь уже понял, что всё восстановилось. Я всё могу, Андрей, понимаешь, и белого приказа мне не надо. С кем захочу, и как я сам захочу. Я с этой мулаточкой и пошёл, чтобы проверить себя. Смогу ли. А она тоже… спальница. Только не горела. Вот мы столько и успели.

– И что, через пять лет у всех восстановится?

– Не знаю, – пожал плечами Эркин. – Я один так давно перегорел. Все остальные этой зимой горели. А что трепали о нас всякое… ну и пусть дальше треплют. Цена трёпу… – Эркин насмешливо выругался.

Андрей кивнул и снова лёг на спину, закинул руки за голову.

– Так как, поучишь меня? – спросил он подчёркнуто равнодушным тоном.

– Ну, ты и… – Эркин запнулся, подбирая слово.

– Настырный, – подсказал Андрей. – Меня ещё мать так называла, что, мол, если чего вбил себе в голову, то не отступлюсь.

– Ну, выбить не проблема, – пробормотал Эркин и сел. – Ладно. Я тебе качели сейчас объясню. Значит, так. Лежишь, а она, – он легко встал на колени рядом с Андреем и упёрся ладонями в его живот, – а она сидит на тебе. Сообразил?

– Ага, – натужно прохрипел Андрей. – Слушай, тяжело, кишки выдавишь.

– Я тебя за кости держу. Тут кости у тебя, а кишки между ними. Сейчас я тебе колени прижму,