Измена. (не ) Его невеста - Лада Зорина

— Это… шутка какая-то?

Я обернулась в надежде, что мои слова подтвердятся. Но грузный седой человек, назвавшийся моим дедом, смотрел на меня из своего кресла совершенно серьёзно.

До дикости роскошная комната — сплошь тёмное дерево и позолота. В дальнем углу — гость Алексея Георгиевича, на встречу с которым меня позвали, ничего не объяснив.

Я уже привыкла, что с тех пор, как мой дед меня разыскал, меня везде и во всём просто ставили перед фактом.

Вот и сейчас мой родственник не спешил с объяснениями. Они мне попросту не полагались. Будь благодарна — ещё вчера ты безродная нищенка, сегодня — внучка богатого человека, но на ролях всего лишь актива. Ценного, как говорится, вложения.

— Простите, — мой голос ослаб, — но я не понимаю…

Наш гость, сумрачно взиравший на меня со своего места у незажжённого камина, едва заметно сменил позу. Но уже это заставило меня ёжится.

Высоченный, черноволосый, с пронизывающим тёмным взглядом. Неприступная крепость в идеально скроенном строгом костюме.

Деловой партнёр моего деда и…

— Полина, это твой будущий муж.

— Я не… нет, погодите, — в элегантном наряде, в который меня попросили сегодня втиснуться, вдруг стало совершенно нечем дышать. — Я не знаю этого человека.

Мои слова заставили «этого человека» усмехнуться. Обрамлённая короткой густой бородой тяжёлая челюсть дрогнула, но глаза смотрели холодно и зло.

«Покупатель» находил меня забавной.

— Это поправимо, — успокоил меня дед. — До свадьбы успеете познакомиться.

В тот день мой «будущий муж» не сказал мне ни слова. Обращался исключительно к Алексею Георгиевичу через мою голову, будто я была здесь никем и ничем.

Будто мои слова ничего и не значили.

Мой дед вытащил меня из нищеты, но последние пару недель окружавшая меня роскошь на самом деле ничего не изменила. Я оставалась бесправным, безголосым пустым местом.

Впрочем, не совсем уж пустым.

Я оказалась разменной монетой.

Вечером того же дня все мои вещи загрузили в машину, скупой на проявления чувств родственник прохладно со мной попрощался и, не обращая внимания на мои слёзы, отказался что-либо объяснять.

— Время придёт — и ты всё узнаешь, — прохладная шершавая ладонь неожиданно нежно прошлась по моей щеке, и он дал знак охраннику. — Езжай, Полина. С богом. Всё будет хорошо.

Большей лжи я за всю свою жизнь не слышала.

Мой так называемый жених — совершеннейший незнакомец — соизволил со мной заговорить спустя несколько часов, когда меня доставили в его особняк, где-то за столичной городской чертой.

Но ни утопавшее в зелени роскошное двухэтажное здание, ни поражающие воображение интерьеры меня не впечатлили. Все силы уходили на то, чтобы оставаться в себе, пока в моей жизни бушевал апокалипсис.

Когда летнее солнце закатилось за горизонт и гудевшее жизнью поместье стихло, меня попросили в кабинет — на аудиенцию к «суженому».

К магнату Глебу Уварову. К бизнесмену, которого СМИ прозвали не иначе как Хищником, а светская хроника — не иначе как Грешником. И я знать не хотела, что скрывалось под этими прозвищами.

— Церемония — через месяц, — он даже не обернулся, когда я вошла. Так и стоял, уставившись в окно, за которым давно опустились синие сумерки.

Я смотрела в его широкую спину. Видела, как напряжены массивные плечи под белой рубашкой, и думала, что брежу, нахожусь в лихорадочном сне. Который всё никак не желал прекращаться.

— Зачем? — я обхватила себя руками, пытаясь отыскать хотя бы подобие точки опоры. — Зачем… всё это?

— Что именно?

— Да всё! Этот договор, эта свадьба! Мне до сих пор никто ничего не объяснил! У нас что, средневековье какое-то на дворе? Разве людей вот так замуж выпихивают, ничего у них не спросив?

Кажется, моя горячность его растормошила. Он снизошёл обернуться. Сумрачный взгляд полоснул по мне лезвием:

— В нашем мире, куда ты попала благодаря своему деду, возможно всё. Советую привыкать.

— Но я не желала никакого вашего мира! Когда дед меня отыскал, он ничего ведь не объяснил!

— Мне неинтересно выслушивать эти претензии. Они не по адресу.

В лицо будто ледяным снежком залепили. Будущий муж давал мне понять, что сочувствия от него не добиться.

— Вы-то зачем на подобное согласились? Совершенно же очевидно, что вы меня ненавидите!

— Какое громкое слово, — Уваров сложил на груди мощные руки и провёл по мне взглядом снизу-вверх. — Ненависть — сильное чувство. К тебе у меня нет никаких чувств. Ты — условие, которое я обязан был соблюсти.

— А не пойти бы вам с вашим условием подальше! — рявкнула я и вылетела из его кабинета.

Я пыталась сбежать пару раз. Без толку. Охранялся его особняк — будь здоров.

‍Дед на звонки отвечал через раз — из-за слабого сердца армия его личных врачей запрещала ему подолгу и часто общаться со мной. Но всё, что я от него слышала, это обещания, что всё наладится.

Мне казалось, я схожу с ума.

С Уваровым мы общались лишь по необходимости. И каждый наш разговор заканчивался одинаково — форменной склокой. Мы будто репетировали будущее бракосочетание, вместо клятв в вечной верности клявшись уничтожить друг друга ещё до того, как наступит день икс.

Лишённая всякой возможности изменить ситуацию, я выжидала и пыталась разобраться в происходящем, но беспощадную ясность в моё нынешнее и будущее положение внёс случай. Который мне доказал, что мой жених на ветер слова не бросал — я действительно была только пешкой в громадной, безразличной ко всему игре богачей.

Спустя пару недель после очередной перебранки я умчалась к себе, но через пару часов метаний по отведённым мне комнатам выбралась побродить по галерее.

Погружённая в свои мысли, сама не заметила, как забрела в ту часть особняка, где располагались личные комнаты его хозяина.

Двустворчатые двери спальни оказались распахнуты настежь — я лишь поэтому и увидела то, что увидела.

Мой будущий муж ни в чём себе не отказывал за две недели до нашего с ним бракосочетания. Особенно в том, что касалось плотских утех…

Мало было мне унижений. В довесок, липовая невеста, получи ещё и вот это.

Я не помнила, как оказалась внутри. Но ярость меня пожирала, и опомнилась я только когда обнажённый по пояс Уваров сгрёб меня в охапку и оттащил к дверям. Кажется, я пыталась вцепиться в волосы его рыжеволосой подружке, только бы стереть с её лица наглую ухмылку.

— Кто эта истеричка, Глеб? —