Прекрасней всех - Мария Николаевна Сакрытина

Братья Гримм «Белоснежка»

Шаловливый луч просочился сквозь щель занавесок и вцепился в мои ресницы. Я сморщила нос, мотнула головой, но луч не отставал. Пришлось проснуться.

С минуту я таращилась на балдахин, пытаясь понять, кто додумался (и главное — как смог) за ночь вышить на нём пушистых котят. Мило, конечно, но в спальне наследницы (цитируя матушку) «пристало видеть только гербы». То есть обнимающую дерево змею. Моя б воля, я бы котят предпочла, они хотя бы милые. Особенно вон тот, усатый, с клубком. Кого-то он мне напоминает…

— Любимая… — промычали рядом.

Я медленно повернула голову. Ещё минута потребовалась, чтобы узнать в опухшем с похмелья лице герцога Разнотравья. Зато это объяснило котят. Не мой балдахин, не моя кровать…

Я выдохнула — и тут же поморщилась от головной боли. Но это мелочь, честно — по сравнению с тем, что устроила бы мне мамочка, проснись мы с герцогом в моей постели.

— Доброе утро, Эрик, — хрипло пробормотала я, садясь на подушках и с некоторым удивлением осознавая, что я голая.

Вместо того чтобы ответить на приветствие (как положено вежливому лорду), герцог протянул руку и опрокинул меня обратно на постель, крепко прижимая к себе.

Я замерла, морщась от мигрени.

— Эрик, вы сдурели? Пустите меня немедленно.

— Ну что ты, милая Энни…

«Какая я тебе „Энни“?! Ваше Высочество Анита!» — медленно (потому что спросонья) закипала я. А герцог продолжал:

— … Я принимал тебя всю ночь… И слуги видели нас вместе… Теперь, как порядочный мужчина, я просто обязан на тебе жениться.

— А я, как порядочная женщина, должна ответить тебе «да»? — прошипела я.

— Ну конечно, милая, — одна его рука сжимала мою грудь, другая пробежалась по бедру, спустилась ниже…

— Пошёл в бездну! — прорычала я и впилась зубами в его руку.

Эрик вскрикнул, отшатнулся — а я выскочила из-под одеяла в чём мать родила, машинально ища взглядом хотя бы сорочку. Ну не голышом же я к этому извращенцу приехала! Хотя могла…

Отметили, чёрт возьми, сватовство очередного принца… Кстати, где он?

Я вызванивала слуг, когда покрасневший и очень сердитый герцог восстал из кровати.

— Милая принцесса, ты ещё не поняла: я не отпущу тебя, пока ты не согласишься стать моей женой.

Я отбросила колокольчик — всё равно никто не шёл.

— Эрик, да ты спятил? Мама же тебя повесит.

— Мужа своей единственной дочери? Вряд ли, — и, окинув меня оценивающим взглядом, добавил: — Ты прекрасна, Энни.

Да, да, да, я даже с похмелья вполне ничего — спасибо эльфийской наследственности. Но это не повод так на меня пялиться!

— Принцесса Анита! — рявкнула я. — И учти, тронешь меня хоть пальцем, я буду сопротивляться. И вызвони, наконец, слуг, мне домой пора!

— Раньше надо было думать, Энни, — улыбаясь, откликнулся герцог, нежно, почти невесомо оглаживая моё бедро. — Когда в мою карету, пьяная, запрыгивала.

Сомневаюсь, что я тогда могла думать…

Зато сейчас могу! Интересно, матушка заметит, что у неё одним герцогом стало меньше?

Эрик потянулся ко мне, явно собираясь поцеловать (фу-у-у, со сна, после хмельной ночи… хоть бы умылся… да и мне бы в купальную заглянуть не мешало). А я закрыла глаза и мысленно отдала приказ.

Заморское апельсиновое дерево у кровати качнуло ветвями, тихонько выбралось из кадушки, раскидывая комья земли вперемешку с удобрениями — и хорошенько врезало ничего неподозревающему герцогу. А потом со страстью куртизанки обняло…

Герцог рычал, отбивался, ругал меня — в неприличных выражениях, — а в запертую дверь ломились слуги, пока я бегала по комнате и искала ключ, который конечно же обнаружился под кроватью… В общем, дверь в итоге влетела в комнату, а следом за ней вбежали мои гвардейцы, Эриковы слуги и мамин советник. Я как раз нашла ключ и выглядывала из-под кровати. Всё это столпотворение мне совершенно не нравилось.

— Ваше Высочество, — сорвав с себя плащ, советник, лорд Кэрий, выудил меня из-под кровати. — Королева хочет вас видеть.

Я попыталась залезть обратно, но Кэрий держал крепко. Его моим видом и выходками давно уже было не смутить.

— И отпустите, пожалуйста, герцога, — тише добавил советник, пока я, хмурясь, закутывалась в плащ, а слуги вместе с гвардейцами пытались отодрать Эрика от апельсинового дерева.

— Зачем? Он мне таким больше нравится, — буркнула я. — Слышишь, Эрик, ты меня так сильнее возбуждаешь! Может, я даже скажу тебе «да»!

— Принцесса…

— Да знаю я, Кэрий, матушка будет недовольна, — я со вздохом мысленно произнесла приказ — и Эрик упал на руки какой-то хорошенькой служанке, поддерживаемой красавчиком-гвардейцем. И так эти двое друг на друга смотрели, и так не замечали кряхтящего герцога, что мне аж завидно стало.

— Вам действительно пора подумать о супруге, — заметил Кэрий, выводя меня из спальни Эрика. — Это положительно скажется на вашей репутации…

— Её уже даже щёлочью не отбелить, — отмахнулась я. — Что матушка? Сильно злится? А, и Кэрий, пить очень хочется…

Рядом тут же, как по волшебству, материализовался кто-то из слуг с кувшином и бокалом.

— Сильно, Ваше Высочество. Вам лучше поскорее привести себя в порядок и не заставлять королеву ждать.

Я горько вздохнула и, проигнорировав бокал, приложилась к кувшину.

* * *

— Лес на дворцовой площади, берёзовая роща в трактире «Пять звёзд», — перечисляла матушка мои достижения. Я стояла перед ней навытяжку, пытаясь незаметно почесать поясницу, — пьяный дебош в поместье герцога Разнотравья, — я вскинулась. Ха, это кто ещё дебоширил?! — Молчи, Анита, — продолжала матушка, бросая на меня усталый взгляд. — Я всё понимаю: молодость. Да, я сама так себя вела до замужества. Но скажи, как тебе в голову пришло споить принца Кадуи?!

— Маменька, он сам…

— Да, — матушка опустила свиток и прищурилась. — Конечно, он сам. И лес тоже сам. И голую тебя из поместья герцога тоже саму привезли. Ты мне международный скандал обеспечила, Анита. Король Кадуи, как только узнал, что его сыну плохо, первым делом обвинил меня, в том, что при моём дворе Его Высочеству подсыпали яд.

— Но кто ж знал, что этот хлюпик пить не умеет…

— Вот и я то же ответила: не волнуйтесь, это моя дочь ему испытание устроила. По количеству выпитых чарок, — сердито отозвалась мама.

— И сама же выиграла, — быстро вставила я.