изменилось. Руины дымились, кое-где плясали последние язычки пламени, мертвые солдаты лежали кто где черными кучами.
Оружие не сработало?
В ночном небе расцвело северное сияние. Необычное, никогда прежде не виданное, в виде круга.
Чужак развел руками, из-под его одежд выплыли браслеты, раскрылись, соединились в одно кольцо. Оно разломилось на две половины и защелкнулось на шее Дана. Кожи коснулся холодный металл. Этот прибор был непонятно как устроен: на вид литой кусок темного металла с гравировкой, но по воле чужака плавно меняет свою форму, точно состоит из мельчайших частиц-песчинок, что перемещаются друг относительно друга и образуют новые формы. Когда движение, похожее на шевеление железной стружки под действием магнита, заканчивается, песчинки слипаются в монолит.
Ошейник потянул вверх, Дан инстинктивно вцепился в него, встал на ноги, шатаясь.
— Буддими зрити! — с удовлетворением произнес чужак из-под маски. Его не смущало, что взорвавшееся в выси оружие ни на что не повлияло. — Счастливити людей!
Он показал пальцем на уцелевшую машину. Ошейник дернул Дана в ту сторону, и он послушно пошел. Выбора не оставалось.
В вездеходе сидело двое в военной экипировке. Оба мертвые и без ран, как Макс, — убиты молниями.
Чужак в маске потянул того, что сидел в кресле пассажира. Мертвец вывалился. Чужак сделал жест Дану: мол, садись за руль. Пожав плечами и чувствуя холодную тяжесть ошейника, Дан осторожно вытянул водителя. Постарался, чтобы тот не бухнулся на асфальт, но не слишком-то это получилось. Дан сел за руль.
Сопротивляться нет ни малейшего смысла. Этот пришелец вооружен такими технологиями, какие не снились никому в этом мире. Или чужак — вовсе колдун. Его не осилить даже целой военной базе, а какой разговор может быть об одном студенте политеха?
Дан мрачно нахлобучил шляпу Макса на голову. Затылок после удара о плац ныл, перед глазами плавали цветные круги после всей этой иллюминации. Дан осмотрел скудно освещенную панель приборов, потрогал руль. Ему приходилось водить вездеход — на курсах в политехе. Между сиденьями застряла черная матовая рифленая труба — плазменная пушка одного из убитых вояк.
Чужак в своем просторном узорчатом балахоне уселся рядом, на кресло пассажира. От него пахло грозой. По коже Дана побежали электрические разряды, а волоски на руках встали дыбом.
Повинуясь жестам чужака, Дан выехал за разрушенные ворота раздолбанной базы и поехал по равнине.
Чужак указал прямо на усеянный тусклыми огнями город.
“Он хочет разрушить город? — лихорадочно размышлял Дан. — Тогда почему сразу за него не принялся, когда только появился? Военную базу расколошматил, но ничегошеньки с собой не взял… Запустил ракету какую-то и назвал ее оружием… А сейчас ему что надо?”
Его осенило. Чужак принес с собой неведомое оружие, прицепил его к ракете на базе и запустил!
Но тогда почему оружие не подействовало?
Или подействовало?
Сырая почва под огромными колесами вездехода проседала, мотор натужно ревел, машина упрямо ползла по темной тундре к городу. Дану мерещилось, что он видит вдали у частных домов груду — тело Макса. Но он понимал, что в слабом свете северного сияния ничего подобного с такого расстояния разглядеть невозможно.
Трясясь на ухабах, они заехали в город, покатили по бетонным блокам узких дорог. Видимо, грохот сражения и световая иллюминация выгнала жителей из домов. Они стояли возле дороги и смотрели на вездеход. Но никто не задавал вопросов, не кричал, не бежал навстречу. Даже не двигался. Человек пятьдесят разного возраста, необъяснимо неподвижные, но определенно живые и невредимые, просто стояли и провожали машину взглядом.
На Дана накатило беспокойство. Он притормозил, чужак не возражал.
Фары светили на группу людей, столпившихся на самой обочине. Эти люди не щурились, не закрывались от слепящего света. Все неестественно бледные, почти серые, на коже выступают ветвистые полоски, точно в зеленке вымазались… Нет, зеленые сосуды, смахивающие на побеги растения.
Дан внезапно узнал давешнюю троицу: Ромма-Шпалу, Морковку и Картоху.
Дан крикнул через опущенное окно:
— Эй, вы чего?
Ему никто не ответил.
Дан бросил взор в зеркало. Происходящее казалось дурным болезненным сном. Отразившееся в зеркале лицо было грязное, поцарапанное, с синяком на щеке после удара кистенем, но без зеленых сосудов…
А ведь Дан был защищен экраном во время взрыва таинственного оружия!
— Это… так оружие сработало? — прошептал Дан.
— Тат оружие, — ответил чужак и хихикнул.
Дан подавленно смотрел на прохожих, а те смотрели на него. Что теперь делать? Мотор урчал, сотрясая кабину.
Вдруг спохватился:
— Григор!
Не дожидаясь реакции или одобрения чужака, он развернул машину и поехал к дому. Чужак не возражал.
Они подъехали к трехэтажному зданию, где жил Дан с дедом. Дан выскочил из машины и побежал к дому, не оглядываясь. На чужака ему было плевать, он думал только о Григоре. Ошейник давил на шею, но никуда не тянул.
— Григор! — крикнул он, распахивая входную дверь.
В ответ — молчание.
Дан ворвался на кухню. На столе — тарелка с песочным печеньем и стакан кефира. Григор по-стариковски часто перекусывал. На подоконнике, как и утром, сидел робокот.
При виде Дана Базиль сказал:
— Что происходит, Данис? Был взрыв в небе… А Григор…
— Что с ним? — Бешено застучало сердце.
— Он ушел в спальню — кажется, ему внезапно захотелось прилечь… А я не могу слезть, у меня лапки не как у настоящей кошки… Я уже собирался вызвать скорую…
Базиль потряс ушами, и Дан вспомнил, что это антенны для связи. Робокот способен в случае чего вызывать экстренные службы.
— Вызывай! — крикнул Дан.
Базиль снова подвигал ушами, потом наклонил голову набок.
— Связи нет. Странно…
Дан побежал в спальню деда.
Григор сидел спиной на кровати в своей клетчатой фланелевой рубашке и старых трико с начесом. При свете лампочки под седыми волосами проглядывала розовая плешь и серебрились пучки, торчащие в ушах.
— Деда? — вырвалось у Дана. Он был слишком ошеломлен и забыл, что много лет звал старика по имени.
Григор не оглянулся.
Дан обошел кровать и с замиранием сердца заглянул в лицо Григору. Морщинистое лицо покрывали зеленые сосуды, глаза потускнели, радужка стала светлой, почти белой. Одни точки зрачков остались. Григор смотрел мимо внука, куда-то в стену.
Дан затряс его за плечи. Дед был твердый, как деревяшка, будто окоченел. Но при этом со всей определенностью оставался живым.
— Деда! — снова крикнул Дан, и голос его сорвался.
Григор вдруг разинул рот и издал долгое “Э-э-э…”
Дан отпрянул.
Дед продолжал тянуть это хриплое “э-э-э-э-э…”, меняя тональность. Словно пел какую-то древнюю песню без слов. Пение тянулось и тянулось без перерыва. Откуда столько дыхания у деда?
