ногой и тут же уселся обратно. – Ну и отлично. Давно пора. Если и не мать Ивару, то тебе-то жена нужна, и ещё как! Но, надеюсь, ты выбрал осмотрительно. Кто эта счастливица? Кого хочешь сватать?
– Леди Ингрид, дочь Сорглана, графа Бергденского.
– Серьёзно? – радость императора слегка приуменьшилась. – Ты решил жениться на спасённой девице? Романтично, ничего не скажешь. Но ты уверен, что поступок разумный? Это породнит тебя с влиятельным северным родом. Конечно, они всегда были нам лояльны и раньше никогда не лезли в политику. Но всякое случается.
– Я об этом не думал. Я считаю, любым поползновениям влезть во власть всегда можно воспрепятствовать.
– Не думал? Странно. Ты что же, любишь её? И это не только благородство и запал? Ты уверен?
– Да, уверен.
– Да? Мм… Честно говоря, я когда сам подумывал к ней посвататься, засомневался именно потому, что Свёернундинги – большой клан. Владений у них много, то тут, то там…
– Государь. – Риган слегка побледнел. – Есть одно обстоятельство.
– Да?
– Помните, я говорил вам… Тебе. Говорил тебе о том, что был женат?
– Конечно.
– Ингрид и есть моя жена.
– Как так?
– Это она. Ингрид – мать моего сына и моя жена. – Герцог провел рукой по лицу. – Раз так случилось, что я снова встретил её, я больше не хочу её потерять. Я больше не позволю себе её потерять. Но я понимаю, что законы империи не обеспечивают соблюдение законов Терры, кроме того, все случившиеся изменения в нашей жизни делают брак по местным законам недействительным. Поэтому я хочу заключить его снова. Но это ничего не меняет. Даже не поженись мы снова, я считал бы её своей женой, потому что она ею является.
Гвеснер смотрел на скатерть и крутил в пальцах полупустой бокал, не обращая внимания на то, что буро-алые капли густого вина то и дело выплёскивались когда на стол, а когда и на его камзол. Он молчал долго, наверное, несколько минут, потом вздохнул и поставил бокал на место.
– Понимаю. Что ж, кому же ещё доверять, как не тому, кто доказал свою преданность в самые тяжкие дни для нашей династии. Свёернундинги так Свёернундинги. Может быть, так оно и лучше… Да, конечно, ты прав, раз она твоя жена, и Ивар – её сын… – Он оживился. – Сегодня этого пострелёнка ко мне приводили. Чудо какое! Дивный у тебя… Э-э… У вас ребёнок. Бойкий, здоровый, всем интересуется! Хотел бы я, чтоб вы все жили у меня, с ним играть – одно удовольствие. А насчёт Ингрид ты, конечно, прав. Разумеется, я буду сватом, это моя святая обязанность, как твоего отца. Э-э… Прямо сейчас?
– Когда вам будет удобно.
– Опять на «вы»?
– Тебе удобно.
– То-то же, – повеселевший Гвеснер встал и потянулся. – Раз так, то сегодня вечером и сходим. Передай слуге, чтоб ко мне позвали камердинера, я всё с ним обсужу. И сам иди должным образом переоденься, жених. – Он добродушно ткнул сына в бок. – А то невеста испугается. Понимаю, что она тебя и не такого видела, но надо же соблюсти традиции! Так что старательно делай вид, будто её не знаешь. Надеюсь, ей хватит характера тоже сделать вид. Иди, свиту я сам подберу. Свита должна быть блестящей, всё-таки не кто-нибудь сватается, а сам наследник престола!
Риган улыбнулся и изобразил поклон…
Алклета вышла из спальни Ингрид и осторожно закрыла за собой дверь. Она оглянулась на Сорглана, сидящего в кресле, и мягко ему улыбнулась. Её лицо почти совершенно разгладило выражение полного умиротворения
– Всё в порядке. Она поела и теперь отдыхает.
Граф считал, что дочь уже достаточно окрепла, что нет нужды в такой пристальной опеке, не надо рассчитывать каждую минуту её жизни и чуть что звать двух-трёх врачей. Но он ни словом не обмолвился об этом жене. Он от души надеялся, что постоянные заботы о дочке отвлекут её от мыслей о Скиольде.
Ему это вполне удалось, и теперь Алклета даже траур не носила, хотя по ночам, должно быть, думала о сыне – мужу случалось замечать, что она плачет. А днём заботы о дочери занимали её всю. Алклета не отходила от спальни Ингрид буквально ни на шаг, кормила дочку, расчёсывала ей волосы, ухаживала и подавала всё, что потребуется, помогала подняться с постели, когда это было необходимо, и фактически оставляла одну только на часы сна. Зато теперь не хворала, оживилась, глаза снова заблестели и почти пропали тени, лёгшие под глазами, когда стало известно о пропаже Ингрид.
Валентин, всё боявшийся, что у графини случится сердечный приступ, сумел подготовить себе замену, нашёл на рынке прекрасного специалиста, и тот когда лекарствами, когда убеждением, когда и настоянием смог уберечь графиню от криза, в неизбежности которого был почти уверен. Этот специалист, настоящий мастер своего дела и прирождённый врач, с трепетом, едва ли не равным трепету самой графини, ждал известия о смерти её дочери, уверенный, что вот тут-то сердце Алклеты точно не выдержит. Он смог спокойно уснуть только после того, как Ингрид уложили в её комнате, и графиня сама смогла накормить её жидкой кашей с ложечки. Теперь он был весел и занимался не только Алклетой, но и другими хворыми при дворе.
– Ты не переутомишься? – Сорглан подошёл и обнял жену. Она уткнулась ему в шею и замерла. – Ингрид уже хорошо себя чувствует, поправляется быстро, встает.
– Эти хлопоты мне приятны. – Алклета нежилась в объятиях мужа. – Какое счастье, что она теперь даже улыбается. У неё такая красивая улыбка.
– Да, родная. А ты боялась. Всё хорошо.
– Если бы ты знал, как мне хочется родить ещё одного… Или одну. Ещё раз кормить грудью, ещё раз возиться с малышом…
– Менять мокрые пеленки, – поддразнил он.
Она подняла на него счастливые глаза.
– Ага. Пеленки менять. Да ты мужчина, куда тебе понять, какое это счастье!
– Вполне представляю. Вот вспоминаю, как мыл Кормаку грязную задницу. – Сорглан не выдержал и прыснул. – И тут же меня такое счастье охватывает!..
– Дурной. – Алклета ласково шлепнула его по руке. – Кто же тебя тогда заставлял? Мог подождать, когда служанка придёт.
– Так это же ты мне говорила, что детей вредно держать долго в мокрых пелёнках! Ну вот, чем
