похмелье или, к примеру, принесёт воды в старости или когда будешь болеть.
— Не-ет, только суп.
— Какой ограниченный болван.
— Не обзывайся, деревяха, — сказал Карло, но сам стал размышлять над словами полена.
— Хорошо, не буду обзываться, буду взывать к твоему рассудку, если ты его не пропил до конца, — пищало полено, — надеюсь, ты понимаешь, что мы можем сосуществовать, принося друг другу пользу?
— А какую пользу ты мне можешь принести, деревяха?
— Какую⁈ О, Создатель, какой осёл! Ты можешь вырезать из меня мальчишку, воспитать его, выучить и обеспечить себе старость.
— А вдруг он вырастет оболтусом и будет сидеть у меня на шее?
— А это как воспитаешь.
— А вдруг он будет такой же противный, как и ты? Занудой какой-нибудь?
— Не будет, — пообещало полено, — бери нож и режь. И никакого супа.
— Ладно, в случае чего я погрею суп на том, что получится.
— Договорились, но он должен быть мальчишкой. Это обязательное условие. И ещё: не делай из него ещё одного урода, каких ты наделал уже сотню. Сделай его посимпатичнее.
— Не учи, — огрызнулся Карло. Подошёл к каминной полке, взял бутылку и сделал огромный глоток для вдохновения. Поднял с пола нож, сел к столу и сказал: — Будет симпатягой.
«И то, — думал он в творческом порыве, — будет хоть кого за пивом послать. А уж горшочек с цехинами я перепрячу, не найдёт».
И работа закипела. Через определённые отрезки времени, продиктованные жаждой души, Карло вставал и делал небольшой глоток вина, экономя эликсир своего вдохновения, и садился к столу снова. Так он проработал два часа, можно сказать, на одном дыхании, прежде, чем, разметав здоровой рукой стружки, он смог полюбоваться своим творением.
Мальчик получился чудо как хорош. Голова круглая, как мяч для футбола, глаза круглые, как у рыбы. И уши круглые и залихватски торчат в разные стороны, в общем, любо-дорого смотреть. Правда, с волосами вышла незадача. На великолепно-круглой голове торчал только один вихор в районе темени, но зато какой задорный. А нос вышел на славу, куда там какому-то Сирано, он и рядом не стоял, и знаменитый нос Людовика не шёл ни в какое сравнение с тем дыхательным агрегатом, которым располагал деревянный мальчишка.
Но Карло сделал этот роскошный нос не для красоты, и предназначение он имел весьма утилитарное. Представьте себе, протекает очередной воспитательный момент, и папаша то ли спьяну, то ли от плохого настроения хочет врезать пару раз своему деревянному оболтусу, а всем известно, что дети чрезвычайно вертлявы на этот счёт и в такие моменты держать их надо особенно крепко. И за что же, спрашивается, его держать, если уши круглые и плоские, а волос на башке — кот наплакал. Вот тут-то нос и пригодится: если уж за него схватишься, то не вывернется даже самый вертлявый мальчишка. В общем, ребёнок получился — загляденье, да и только. И когда, налюбовавшись им, новоиспечённый папаша отошел к каминной полке, чтобы сделать очередной глоток, то совсем рядом, за своей спиной, он услышал скрипучий и высокий голос:
— И мне дай попить.
Карло чуть не выронил бутылку из рук от неожиданности. Он схватился за сердце и опустил глаза к полу. Перед ним стоял его деревянный сын, весело задрав длинный нос кверху, и таращил свои глаза на Карло. А ещё он тянул свою ручонку к отцу, явно требуя вина, и продолжал гнусавить:
— Ты что, не слышал? Дай мне попить и побыстрее.
— Побыстрее, говоришь? — произнёс папаша тоном, который ничего хорошего сынку не предвещал. — Ладно, не думал, что это будет так быстро.
С этими словами он схватил сына в первый раз и начал отвешивать ему увесистые пинки.
— Ой-ой, за что? — завизжал мальчишка, получая первый пинок. — Что я такого сделал? Я просто хотел попить.
— Ты меня напугал, — объяснял Карло, давая ему второй пинок деревяшкой.
— Ой, как мне больно, осторожнее вы пинайтесь своими ножищами.
— Никогда не смей ко мне подкрадываться сзади, запомнил? — очередной удар сотряс тело ребёнка.
— Запомнил, запомнил, простите меня.
— Никогда не говори мне «побыстрее» и ничего от меня не требуй. Запомнил?
— Запомнил. Да, да. Я всё понял и запомнил. Больше такого не будет, простите.
— А вот тебе ещё один пинок, чтобы ты понял, что жизнь наша полное дерьмо, — произнёс Карло и наконец отпустил нос мальчишки, — а теперь повтори, что тебе надо было запомнить?
— Значит так, — отвечал ребёнок, — вас нельзя пугать, нельзя от вас ничего требовать и что ваша жизнь — полное дерьмо.
— Молодец, — сурово сказал отец, — хороший парень. Только жизнь у нас дерьмовая у обоих. Такая наша планида, чтобы ей пусто было.
— А не скажет ли мне досточтимый синьор, — начал мальчик, — можно ли в следующий раз отделить процесс обучения от пинков, я — ребёнок талантливый, и могу усваивать информацию без подобных педагогических приёмов.
— Без пинков нельзя, — сухо сказал отец, — пинки улучшают память.
— А можно ли мне давать кому-нибудь пинки, если хочется?
— Конечно, только нужно знать, кому можно давать, а кому нет. Нельзя давать пинки тому, кто сильнее, и тому, кто главнее. Остальное лупи почём зря, чтобы уважали. Уважение — основа жизни.
— А как же различать всех этих людей? Как мне отличить, кто сильнее, а кто главнее? На них же не написано.
— Ну тот, кто больше тебя, тот и сильнее. А кто главнее, — тут папаша задумался, и пришёл к выводу, что так просто это не объяснишь, — чтобы научиться различать, кто главнее, а кто нет, нужно учиться в школе.
— И я тоже буду учиться в школе? — спросил мальчик.
— Да учись уж, всё равно бесплатно, — папаша махнул рукой, — может, выучишься на какого-нибудь инженера, врача, адвоката, а может, ещё на какого-нибудь жулика.
— Как славно, как славно, — запищал мальчишка и захлопал в ладоши.
— Э, слышь, не зови меня «достопочтимым синьором», что за моду взял.
— Хорошо, а как же мне вас звать? — деревянный человечек вылупил свои глаза на Карло и ждал ответа.
— Я — твой папаша, можно отец, можно папа, а зовут меня Карло Джеппетто — это моё имя. Понял?
— Да,
