господина Баошу, не о том, что попал именно в это место и именно в это тело и даже не о том, что так невовремя попался на глаза младшей Лилинг. Он сожалел о том, что провел эту неделю как в тумане, не поставив перед собой цели и задачи, не сформулировав особенности социальных отношений и не выстроив план своей дальнейшей жизни. Он слишком расслабился, попав из колодок в место, где всегда есть еда и мягкая постель, слишком расслабился умерев и подсознательно посчитав это посмертием. Местом, где можно отдохнуть.
Все, надо собраться. Если он не хочет, чтобы ему шкуру спустили плеткой — надо что-то делать. Срочно. Анализ.
Предварительная информация — иногда слуг пороли за конюшней, на козлах для выделки шкур. Видел такое Виктор — как понурив голову идут слуги получать наказание, вслед за тетушкой Чо. Наказание обычно состояло в паре-другой ударов плетью. Двадцать — явный оверкил, слишком много даже для крепкого парня, а уж для этого худосочного тела и вовсе чуть ли не смертный приговор. Все серьезно. Вот почему тетушка Чо даже рот открыла, пытаясь возразить. Ладно с следами плетей на спине, но если Сяо Тай умрет — тетушке Чо совершенно точно не поздоровится, ведь сам старший Вон Ми, господин Баошу зачем-то ее выкупил, штраф за нее заплатил, обучать велел, значит какие-то планы на нее имеет в будущем, а тут раз и все. Засекли на конюшне до смерти. Местный менталитет в таком случае работает не так как в Европе, например, никому объективные обстоятельства не интересны. Было отдано распоряжение? Было. Выполнено? Нет? Значит косяк и никакие «я не мог/могла ничего сделать» — не меняют ничего. Вот потому-то тетушка Чо, полноватая женщина средних лет, — и беспокоится.
Тут мы с тетушкой Чо союзники, думает Виктор, идя вслед за ней за конюшню, я тоже не хочу плетей получать. Так, значит сейчас придется применить все что он только знает об искусстве ведения переговоров, на кону — его спина и двадцать плетей.
Он решительно ускоряет шаг, обгоняя тетушку Чо и едва ли не бежит, чувствуя что тело не до конца восстановилось, покачивает при беге.
— Почтенный Вэйдун! — кричит он и машет рукой: — как же радостно вас видеть!
— А? — седой старик в кожанном фартуке спереди, со все еще крепкой фигурой и переливающимися под загорелой кожей мускулами — поворачивается к ним, отрываясь от своего дела. Он разделывает тушу небольшого животного, снимая с нее шкуру.
— Почтенный Вэйдун! Меня зовут Сяо Тай! Я пришла с тетушкой Чо получить плетей! — весело продолжил Виктор. Это было важно. Обычно к мяснику Вэйдуну все шли понурые, кому плетей охота, еле плелись вслед за тетушкой Чо, нога за ногу, запинались, головы вниз, плечи сгорбленные, уже заранее страдая от боли. Нельзя так. Старик — местный палач, уж он навидался таких вот. Он подсознательно относится ко всем этим слугам, которых ему на порку приводят — как к скоту, не считая их равными себе. Тем более что здесь такие нравы, что своих слуг в высоких домах могут и казнить запросто. При этом — любым способом, каким захотят, кроме Тысячи Порезов, эту казнь только Императорские Палачи могут исполнять. Так что прозвище «Палач» у старика Вэйдуна не просто так, за красивые глазки. А палач к своим «клиентам» как к людям относиться не может, у него барьер в голове должен быть. Есть слуги, которые просто мясо, которых можно и пороть и за ребро подвесить, если прикажут. А есть он сам и несколько человек из «элиты» дома, они и общаются своим тесным кружком. Например, та же тетушка Чо и старший повар Линг. Или… еще вероятней, что нет никакого узкого кружка общения у старика Вэйдуна, одинок он.
Но не о том речь. Сейчас самое главное — выделиться из этой толпы слуг, которых обычно к нему приводят для наказания. Показать, что это не обычная ситуация, когда надо плеткой по спине вытянуть и всего делов.
Ведь как себя обычно ведут слуги, которых к нему привели? Глаза вниз, головы опущены, плечи подняты, спина сгорблена. При такой профессии старику обеспечена социальная дистанция и он наверняка от нее страдает, даже если не признается в этом. Вывод — надо сыграть на контрасте! Вести себя не так, максимально отличиться от всех этих бедняг. А что может быть контрастней улыбки и приветствия, которое начинается с признания, что она пришла, чтобы плетей получить? Обаяние юной девушки, непосредственность и наивность.
— Что? — старик Вэйдун утирает пот со лба предплечьем, откладывает нож в сторону: — плетей? Госпожа Чо?
— Так и есть. — вздыхает тетушка Чо: — ты не ослышался, Вэйдун.
— Но у нас есть проблема. — грустно заявляет Виктор. Притворятся нельзя, он все равно не маленькая девочка, кокетничать не умеет, но и ладно. Серьезные заявления из уст такой девочки сами по себе звучат комически. На то и расчет.
— Что еще за проблема? — хмурится мясник-палач Вэйдун, вытирая руки какой-то тряпкой. Виктор тем временем успевает увидеть плеть, которая висит тут же, под навесом и глаза его округляются. Это ж не плеть! Это кнут. Самый настоящий боевой кнут, только без свинцового грузика на конце, таким можно у змеи голову оторвать, если наловчиться кончиком орудовать! Такой вокруг тела обвивается и на самом конце кинетическая волна такой силы достигает, что кожа лопается под ним! Он выдохнул. Нельзя сейчас бояться. Сейчас время переговоров. Самого главного он уже добился. Нет, даже двух важных вещей. Первое — он выделился в глазах старика Вэйдуна из бесконечной череды поротых спин. Он — особенный и с ним можно говорить. Заинтересовал старика. Обозначил себя как субъект. Это важно, невероятно важно. С субъектом — можно разговаривать. С объектом — никто не ведет переговоры. Это первый шаг. Невероятно важный первый шаг. Без этого — никаких переговоров, ты просто мясо. Объект.
И второе — за такой короткий срок он не только сумел обозначить себя как субъект, но и сделал себя равным субъектом. Было два утверждения — первое о том, что они пришлю сюда, чтобы ее, Сяо Тай выпороть. И второе — что у них проблема. Оба этих утверждения он сумел высказать раньше тетушки Чо, а это значит, что он уже является субъектом разговора. Если бы он молчал в тряпочку, а говорила только тетушка Чо, как и положено — то мясник попросту не воспринял эту молодую девчонку. Не обратил бы внимания. Не больше, чем на крики
