В назначенное время жилет не появился на привычном месте, вместо него запылал сигнальный костер, который я собрал одним духом, радуясь скорому расставанию со своим Пятницей. Он же, с собранными вещами, стоял рядом. «Я попрошу, чтобы мне на замену прислали «ПС» («ПС» — кличка одного из наблюдателей на базовом острове.), — сказал Дед, — ведь ты так сильно этого хочешь». — «Посмотрим», — сдержанно ответил я, хотя он был совершенно прав. Я об этом мечтал. «Может, я и вправду не готов. Может, психолог во мне ошибся?» — с сомнением в голосе продолжал мой собеседник. «Не знаю. Я же не психолог, а медбрат широкого профиля», — ответил я с улыбкой, не в силах сдержать внутреннее ликование.
Наш костер и отсутствие жилета, по всей видимости, никого в лагере не обеспокоили. Разомлев на солнышке, мы легли рядом друг с дружкой на теплый камень и задремали. Не знаю, сколько прошло времени, но пробуждение принесло новые тревоги. Дед первым заметил пожар. Горело дерево и мох вокруг. Безоблачная погода сделала ягель хорошим горючим, а костер сыграл роль спички, брошенной в сухую солому. Восточный ветер усиливался и стал гнать пламя по каменистому откосу. «Я за банками!» — крикнул я и что есть духу помчался в лагерь. «Топор! Не забудь топор!» — успел услышать я голос Деда.
Через несколько минут, гремя банками и с топором в руках, я вернулся к месту происшествия. Дед отрывал ягель, не давая огню распространяться. Две банки, вылитые в огонь, похоже, испарились, не достигнув земли.
— Сюда! — заорал Дед, устремившись в сторону лагеря, но голос его сносил сильный ветер.
Только через час мы сбили пламя и, уже не торопясь, залили оставшиеся очаги. На базовом острове ЧП прошло незамеченным.
Следующую попытку дать сигнал решено было перенести на 16 часов. И вот я снова на берегу, вглядываюсь в далекие очертания лагеря. Там варили обед, но людей не было видно. Вид костра вызвал во мне воспоминания родного очага, вкусных наваристых маминых щей, которые я так и не доел перед отъездом. Вспомнил деревню, бабушку, Ксеничку, племянника Мишутку. Только здесь я по-настоящему понял, как мне не хватает моих родных...
Тихо подошел Дед. — Ты не кричал еще?
— Нет, — ответил я.
Мы стали кричать что есть силы, но реакции никакой.
Слегка оглохнув от собственных голосов, присели на камень.
— Ты знаешь, Дед, мне кажется, что я тоже не выдержу. Как вспомню, как хорошо дома, так и бросил бы все. Ну, подумаешь, не получилось в первый раз, получится во второй, а за это время я успею натренировать свою силу воли.
Не помню, что мне отвечал Дед, но через несколько мгновений эта минутная слабость прошла и я снова был готов к испытаниям. Мы опять начали истошно вопить и вскоре увидели, как в лагере забегали люди. До нас донеслось: «Сейчас!» Еще несколько минут — и от берега отвалила лодка. Она быстро приближалась, мы уже смогли различить наших докторов: Валерия Агапова и Олега Николаевича Щукина.
— Ну что тут у вас? — нервно, как мне показалось, крикнул Валера.
— По медицинской части ничего, — успокоил я.
— А что же тогда? — выкрикнул кто-то с лодки.
— Один из нас хочет сойти с острова.
— И кто же это? — спросил Валера, вылезая на берег.
— Дед, — ответил я.
— А почему? — Вопрос был обращен к Деду.
— Ну, мы поговорили... — начал я.
— Ты не перебивай. Дед, рассказывай.
— Ну, мы чего... — замялся Дед.
— У нас несовместимость характеров, — сказал я.
— Ты не перебивай, — снова оборвал меня Валера. — Так почему Дед, а не ты? — спросил уже меня Валера.
Обернувшись к своим спутникам, он сказал:
— Давайте их разведем и поговорим.
Дед с Олегом Николаевичем пошел в одну сторону, Валера и я в другую. Разговор был долгий и тяжелый. Главный аргумент наших наставников — необходимо вжиться в образ, понять, что нас только двое и никто не придет на помощь. А все наши разногласия — «детский сад» в сравнении с тем, что было бы, случись такое на самом деле. Перед расставанием поговорить со мной решил и доктор. Мы присели на бревно.
— Ты помнишь Хо и Знахаря, прошлогодних робинзонов? — спросил он. — Скажи, они друзья?
— Нет, не друзья.
— А Христос с Румыном?
— Христос на пальцах объяснял Румыну: если потянусь за ракетой, бей палкой по рукам. И тот понял.
— Ты представь, что вы два иностранца. Вы можете не общаться, но видишь, человеку трудно. Пойди, помоги и отойди в сторону. Ты сильнее физически, но Дед не слабее тебя психологически. Ведь правда?
— Да, — согласился я.
— А ты просто затерроризировал своего напарника.
— Да, — опять согласился я. — Наверное, я просто внушил себе, что он плохой, и не могу ничего поделать.
— И все-таки, я думаю, что вам нужно остаться и продолжить эксперимент. Ваше счастье, что вы не пустили ракету, а то мы были бы обязаны снять вас с острова. А теперь мы сядем в лодку, а вы вдвоем должны решить, сможете ли продолжать свое пребывание здесь.
Подошел Дед и сел рядом.
— Ну что, останемся?
— Да, остаемся.
Я дал Деду руку. Он дал свою. Ни Саша, ни Валера еще не успели разместиться в лодке, а ответ был уже готов:
— Мы остаемся, — крикнул я.
Доктор подозвал меня и, пристально глянув мне в глаза, тихо сказал:
— Маугли, я думаю, тебе нужно извиниться, это будет правильно.
Лодка отчалила, а мы направились в лагерь. По дороге я принес Деду свои извинения. Как-то сложатся наши отношения дальше?..
26 Июля. Пятница
Маугли. Ночью пошел дождь, и его холодные струйки через дырки в крыше быстро подняли нас. В авральном порядке стали перетаскивать свой нехитрый скарб в места посуше. Огонь погас, и зажечь его никак не удавалось, но вскоре сон вновь сморил нас.
Разбудил меня визгливый звук металла по камню. Дед точил топор и, увидев меня, приветливо кивнул головой. Захлебываясь от переживаний, стал рассказывать о своей утренней охоте на утку, в которую удалось попасть камнем, но та как ни в чем не бывало, тряхнув перьями, отплыла подальше. Доев наш ужин вместо завтрака, мы разделились: Дед остался в лагере заниматься жилищем, а я пошел добывать пропитание. Моя добыча состояла из сыроежки и нескольких горстей черники и морошки.
За обедом снова разговорились, и как-то легко, без натуги, как добрые знакомые. Стали вспоминать любимые блюда. Я опять возвращался мыслями в деревню, к щам, к картошке... От этих воспоминаний настроение несколько испортилось. Моя хандра надоела Деду, и он сказал: «Да чего ты разнылся». Я, как ни странно, не обиделся, даже напротив, чуть воспрял духом. Так в течение дня мы поддерживали друг друга, внушая себе мысль, что сможем прожить на острове столько, сколько будет нужно, единственно, что могло помешать этому — экзамены Деда: если его родители не договорятся, то нас снимут до срока. Я почувствовал, что искренне переживаю это... Жаль, тем более что мы неожиданно стали обладателями целого «склада» продовольствия. Случайно обнаружили запас туристов — черные сухари, соль и чай. А если еще и мяса удастся достать... От этой мысли рот наполнился слюной, и мы заторопились ставить ловушки на зайцев из обрывков сетей, которые во множестве валялись на берегу.
Сегодня пришел к выводу, что нужно если не выиграть, то продержаться, чтоб я мог смотреть в глаза родителям и они не стыдились бы за меня. Я как бы разговариваю с ними, когда хожу вешать и снимать жилет.
Знахарь. День пропущен. По глупости схватился за раскаленную крышку консервной банки и сильно обжег пальцы. Так что опишу два дня вместе.
Погода испортилась окончательно. Слава богу, не льет дождь. Только пугает. Зарядит моросью минут на пять-десять и исчезает. Шутник этот северо-восточный ветер. Половину ночи опять не спал. Трясло словно в лихорадке. Замерзают суставы и спина. Заработаю себе радикулит с этой робинзонадой, черт побери...
Планы громадные, но главное — изба с печкой или очагом, надоело трястись холодными ночами. Боюсь, как бы не получилось как в прошлую робинзонаду: едва успели поставить дом, приходит комиссия и объявляет, что эксперимент окончен. Наверное, именно эта боязнь, впрочем, и отсутствие всякого желания дальше мерзнуть в шалаше заставили меньше внимания уделять еде, а больше постройке дома. Вечером, да и на протяжении всего дня не покидало чувство, что работаем, не особенно напрягаясь. Во всяком случае, если сравнивать с прошлым годом. Усталость, конечно, есть и голодная слабость тоже, но все как-то более сглажено. Может быть, сказывается привычка. Вспоминаю прошлую робинзонаду. Родную Абакумиху, свое состояние на второй, третий дни. Сейчас чувствую себя намного спокойней, уверенней. Да и силы не тают столь быстро. Питаемся мы гораздо тщательнее и плотнее. Тем более грибов на Угморине намного больше, чем на Абакумихе.
