нам пока некуда. А Лисицын вечно шныряет где-нибудь неподалёку.
— И что?
— И то, — процедил Громов, — что сегодня ты ночуешь в общей спальне. И я. В смысле… короче! Ночуем сегодня вместе.
Мои глаза полезли на лоб. Кровь ударила в голову.
— Да чёрта с два!
Мощные челюсти сжались. Карий взгляд налился угрозой:
— Прислуга докладывает, что этот чудик уже интересовался расположением наших с тобой апартаментов. Не дури, Митина. Сама же мне говорила, что нужно позаботиться о правдоподобности.
— Говорила! Говорила, но…
— Но что? — он окинул меня насмешливым взглядом. — Ты только не льсти себе, пожалуйста. Приставать я к тебе не собираюсь. На это можешь и не надеяться.
Самовлюблённая сволочь…
Но с ответом я не нашлась, а совместный ужин окончательно решил нашу судьбу, когда за столом Лисицын, как ни в чём ни бывало перед сменой блюд отметил.
— Алина Сергеевна, у вас замечательный дом. И в таком живописном месте находится. Неудивительно, что вы до сих пор так часто там появляетесь. Тут будто бы и не живёте.
Громов прожёг меня взглядом, мол, ну что я тебе говорил!
Поэтому мой вечер закончился за упокой. После ужина и спустя пару часов необходимой учёбы я обнаружила себя торчащей на пороге просторной хозяйской спальни на втором этаже.
Радовало только одно — Лисицына поблизости не было.
Дверь мне отворил мой «дражайший» супруг — в одних пижамных штанах и с такой самодовольной ухмылкой, что так и хотелось заехать ему хорошенечко в зубы.
— Какой приятный сюрприз, — пробасил он, раскрывая дверь шире.
— Заткнись, Громов, — пробормотала я и перешагнула порог.
Знала бы я, что меня ожидало за этим порогом…
— Ванная — там, если нужно, — Громов указал в дальний конец комнаты, на матовые раздвижные двери во всю стену. — Оттуда налево — гардеробная. Ты же, кажется, в этой части дома ни разу и не была.
— С чего бы мне тут быть? — буркнула я, опуская в роскошное кресло с обивкой глубокого винного цвета свою раздувшуюся от вещей и гигиенических принадлежностей сумку. — Это хозяйские комнаты. Тебе даже вечеринки в этой части дома закатывать запрещали.
— Всё-то она помнит, — усмехнулся Громов и потёр заросший щетиной подбородок.
Я старательно отводила взгляд от его обнажённого торса, не решаясь попросить его что-нибудь на себя накинуть. Потому что это заведомо бесполезно. Узнай он, как неуютно я себя чувствовала от его внешнего вида, всё сделает, чтобы усугубить моё и без того уязвимое положение.
Позёр и павлин. Решил своим впечатляющим прессом похвастаться. Вот ни за что не поверю, что он не обременил себя лишней одеждой исключительно по привычке.
— Что, и это внесёшь в мой длиннющий список критических недостатков? — проворчала я, усилием воли оторвав взгляд от впечатляющих мышц на груди и зарывшись в сумку в поисках зубной щётки и пижамы.
— А с чего ты взяла, что он длинный?
Я выпрямилась и послала ему подозрительный взгляд:
— С того, что это по твоему ко мне отношению видно.
— Да брось, Митина, — кажется, Громов пребывал в хорошем расположении духа. — То, что ты не в моём вкусе, ещё не делает тебя безнадёжной.
Скотина…
Я отвернулась, оставив его унизительный комментарий без ответа, вытащила пижаму и потопала в ванную. Но только покинув её, осознала, что не задала самый главный вопрос. Увязнув в привычной трясине препирательств, я лишь сейчас сообразила, что так и не поняла, куда он определит меня на ночлег.
Но выход из ванной дарил новый угол обзора для просторной спальни, и только теперь я осознала, что кроме громадной постели, на которой развалился супруг, что-то листавший в планшете, в комнате больше никаких пригодных для сна предметов мебели не было.
Я скосила полный надежды взгляд на кресла. Наверняка же они раскладываются…
— У меня вопрос, — стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, я добрела до середины спальни, из-за нервозности кутая пальцы в длинные рукава своей пижамы.
Громов оторвал взгляд от планшета, просканировал меня взглядом и после многозначительной паузы изрёк:
— Представь себе, у меня тоже.
— Да? Ладно. Что за вопрос?
— У тебя чувство вкуса хоть какое-нибудь имеется?
— Чего?..
Громов отложил планшет и продолжал бессовестно прогуливаться по мне взглядом — откровенно нагло, почти по-хозяйски.
— Митина, честно признайся, ты эту пижаму себе в секонд-хенде урвала?
Я совершенно не ожидала, что разговор зайдёт о пижаме. Даже невольно опустила взгляд на выглядывавшие из-под длинных штанов носки мягких тапок. Обычный пижамный комплект синего цвета с белыми звёздочками на груди и по штанам.
— Отстань от моей пижамы, Громов. Какое тебе до неё дело?
— Я тебя в ней в постель не пущу, — совершенно серьёзно заявил он, и моя челюсть отвисла.
— Я… ты… ты решил, я с тобой в одну постель лягу? В постель, куда ты наверняка всяких потаскушек таскал? Вообще-то именно это вопрос я и хотела задать. Где я смогу переночевать. И пожалуйста, давай без этих своих похабных шуточек!
Громов бесстрастно выслушал мою пламенную речь, после чего выразительным взглядом обвёл просторную спальню.
— А ты здесь что-нибудь ещё, кроме этой постели, сумела заметить?
— Нет. Поэтому и спрашиваю, вообще-то.
На лице Громова обозначилась ленивая усмешка. Она и послужила мне неутешительным ответом.
— Митина, кровать здесь только одна. И нам её придётся как-то делить.
Мои ноги буквально приросли к полу — тело подавало чёткий сигнал, что и с места не сдвинется, пока на постели, в которую я собиралась лечь, развалилось это ухмыляющееся чудовище.
«Опасное, к тому же», — напомнила я себе, ненароком скользнув взглядом по его напрягшемуся торсу.
— Ничего я делить с тобой не собираюсь.
— Ну, дело твоё. Можешь лечь на полу. Запретить я это тебе не могу.
Какое-то время я растерянно молчала. Но, видимо, Громов мучиться вместо меня не собирался, а я испытывала почти суеверный ужас от одной только мысли, что лягу в одну с ним постель. Почему-то эта перспектива сейчас пугала меня едва не до чёртиков. Я ему не доверяла. Ни на гран.
И лицо блюсти всё же пришлось.
Я дотопала до кровати, демонстративно схватила у изголовья подушку и опустилась на толстый ковёр со своей стороны постели. В ход пошёл толстенный мягкий плед, раздобытый мной из комода.
Отлично. Даже замечательно. Не пропаду.
— Ну… спокойной ночи, — хмыкнул деспот и завалился на своей стороне безразмерной постели.
— Уж не беспокойся. Теперь моя ночь будет максимально спокойной, — фыркнула я и увалилась на бок, стараясь не обращать внимания на жёсткость импровизированного ложа.
Моё смелое заявление оказалось максимально далёким
