Четыре дня молодые хаплохромисы пользуются мамашиным гостеприимством. Они даже ночуют в безопасном убежище за частоколом ее зубов. А затем, окрепнув, покидают его навсегда.
Игорь Акимушкин
Доцент Синицын считается хорошим экзаменатором. Студенты любят его за то, что он никогда не задает каверзных вопросов. Но это на факультете. Зато в траншее, на раскопках Иван Васильевич устраивает тем, кто решил серьезно заняться археологией, настоящий экзамен.
Здесь нет экзаменационных билетов и в зачетные книжки не ставятся двойки и пятерки. Но вопросы бывают самые неожиданные, и отвечать на них надо точно. Не отделаешься стандартными фразами: «этого нет в учебнике, в лекциях об этом не говорили». В траншее возникают как раз только такие вопросы, на которые не отвечают ни учебник, ни лекция. Они могут относиться к минералогии, ботанике, географии, анатомии... И в то же время это такие вопросы, без которых нельзя стать археологом.
...Этот день был похож на все предыдущие. Так же хотелось пить, так же висело над курганом облако пыли, и так же, как обычно, в траншее начался «экзамен».
— Михаил Данилович, что это за кость?
Второкурсник Корнеев долго вертит в руках косточку, поднятую со дна траншеи. Ощупывает ее, зачем-то нюхает и, наконец, дипломатично отвечает:
— Пальчик.
— Чей пальчик?
Миша снова внимательно осматривает кость и изрекает нарочито спокойно:
— Человека.
— Барана, а не человека, — укоризненно вздыхает Иван Васильевич.
Через полчаса все начинается снова.
— Чья это кость? — обращается Иван Васильевич теперь к пятикурснику Вениамину Кальянову.
Веня так же долго колдует над небольшой костью и, пожимая плечами, неуверенно произносит:
— Баран...
— Только этот баран в свое время летал, — уточняет Иван Васильевич.
Раскопки возле села Скатовки в Саратовской области начались неудачей. Во всех четырех курганах оказались останки кочевников. Вообще-то ничего плохого в этом нет. Но начальник экспедиции был недоволен.
Иван Васильевич — «бронзовик». Не без основания он считает, что история кочевников в какой-то мере уже известна, а вот о людях бронзового века, населявших Нижнее Поволжье в III—II тысячелетиях до нашей эры, мы знаем очень мало... Короче говоря, за пятый курган принимались без особого энтузиазма.
Рабочие садятся отдыхать, а Кальянов берет лопатку поострей, спускается на дно траншеи и скользящими, почти горизонтальными ударами лезвия зачищает его — ищет темное пятно. Дело в том, что грунтовая земля обычно светлая, а могильная засыпка темнее. Ищут ее на глаз.
Но попробуй разберись, когда тысячелетиями здесь рыли ходы и норы суслики, тушканчики и лисы. А бывает и еще хуже — встречается слой темного суглинка. Попробуй тогда различить темное пятно на темном фоне.
Опытный археолог может отыскать могильную засыпку и на ощупь — она почти всегда мягче слежавшегося грунта. Есть и третий способ — искать на слух: при зачистке железной лопатой спрессованный грунт и рыхлая земля звучат по-разному.
Каким же из способов чаще всего пользуются? Четвертым. Он включает в себя все три и, кроме того, интуицию и терпение.
Кальянов исследует края траншеи. Наконец темная полоска. Миша аккуратно зачищает ее, но оказывается, что это всего лишь крупная нора. И снова начинается поиск. А Иван Васильевич поторапливает:
— Ну как, нашли или нет?
— Есть, вот оно!
— Покажите.
— Я, Иван Васильевич, еще немного подвыявлю...
На «подвыявление» уходит минут десять. Наконец наступает полная ясность. Оказывается, что под курганом не одно захоронение, а целых три!
Едва рабочие начали снимать первый штык засыпки, как лопата одного из них, заскрежетав, ударилась обо что-то твердое. Это «что-то» могло быть и обычным камнем и ценной находкой.
На раскопках скрежет лопаты воспринимается как сигнал тревоги. Только с той разницей, что обычно по сигналу тревоги люди все делают быстрей, а на раскопках, наоборот, начинают работать втрое медленней.
Так и сейчас. Рабочий осторожно вынул из земли лопату и отошел в сторону. А Миша, вооружившись шпателем и кисточкой, опустился на колени возле подозрительного места. Осторожно, сантиметр за сантиметром, начал он вскапывать землю. Шпатель на что-то наткнулся. Тогда в дело вступает мягкая кисточка. Из земли показалась закраина глиняного горшка с мелкими вдавлинами, образующими орнамент.
— Иван Васильевич, бронза!
Начальник экспедиции, оказывается, давно сидит рядом с Мишей на корточках. Он уже определил, что это бронза, и притом ранняя. Сосуд явно относится к ямной культуре — началу третьего тысячелетия до нашей эры. Что и говорить, удача!
Рабочие снова берутся за лопаты, но через минуту опять слышится скрежет, теперь уже в южной стороне траншеи. На этот раз из земли постепенно появляется большой — до 30 сантиметров в высоту — остродонный сосуд с прямой шейкой, опоясанной орнаментом.
Лопаты медленно погружаются в мягкую землю и выбрасывают ее в траншею. Миша провожает каждую из них взглядом. То и дело он нагибается, поднимая кусок сгнившего дерева. Это остатки толстых плах, которыми перекрывалась могила сверху. Они сгнили и обрушились вниз.
Когда яма углубилась сантиметров на восемьдесят, Миша спустился в нее. Вот-вот должен был показаться скелет, требовалась особенная осторожность. Обычно в то время хоронили головой на восток. Миша разгребает засыпку у восточной стенки ей — из земли выглядывает матовая поверхность черепа.
Теперь нетрудно представить, как расположен в яме. Хоронили тогда, строго придерживаясь правил: погребенный должен лежать на спине, ноги согнуты в коленях, руки вытянуты вдоль туловища. Но прежде чем взяться за расчистку скелета, необходимо проверить, нет ли рядом вещей.
Миша тщательно просматривает землю горсть за горстью. В захоронениях эпохи ранней бронзы вещи встречаются очень редко. И все же, пока раскопки не закончены, не потеряна надежда найти что-то новое, интересное и важное.
У изголовья пусто. Но в северо-восточном углу траншеи шпатель ударяется о твердое. Взрыхленная земля сметается кисточкой: показался пест из серого песчаника.
Миша еще более замедляет работу. Встречаются одна, две бараньи ножки (родственники позаботились, чтобы погребенный имел пищу). Недалеко от северной стенки еще одна кость. Но что это?! Миша откладывает в сторону инструмент и неторопливо закуривает: наступил именно тот момент, когда у археолога «дрожат руки». Мелькнувшее «что-то» — это окислившаяся бронза. Редкая находка в погребениях ямной культуры. Прежде чем приступить к работе, требующей особенной осторожности, лучше всего отдохнуть, успокоить нервы.
Через несколько минут Миша снова берется за дело. Яма большая, и, опершись на локоть, он почти лежит. Шпатель и кисточка — в стороне. Он осторожно взрыхляет землю тонким лезвием перочинного ножа и сдувает ее. Зеленая полоска ширится, пока не проступает полностью копьевидный бронзовый нож. А для полного счастья археолога рядом с ним лежат точильный камень из песчаника и кусок плотного прозрачного кремня.
Казалось бы, что еще желать археологу? Часто и в десяти курганах не обнаружить столько вещей. Но вскоре Миша находит еще один, третий сосуд. Возле него какие-то кости, посыпанные краской. На них Миша уже не обращает особого внимания. Пора начинать самую сложную часть работы — расчистку скелета. Премудрость ее в том, чтобы не стронуть с места ни одной, даже самой маленькой косточки. Добиться этого можно, лишь хорошо зная анатомию.
Наконец все готово. На дне ямы лежит скелет взрослого мужчины. На грудной клетке — часть кабаньего клыка.
Погребение долго фотографировали, зарисовывали — все целиком, затем каждую часть в отдельности.
Иван Васильевич особенно заинтересовался костями, посыпанными краской. Их оказалось восемь: трубчатые косточки ножек птиц. Самая крупная — сантиметров двенадцати в длину, самая маленькая — чуть больше пяти сантиметров.
Может быть, это тоже пища для усопшего, как и ножки баранов?.. Нет! Срез каждой кости очень ровный, аккуратный, боковые стенки отшлифованы. Очевидно, они представляли ценность для погребенного, ведь именно эти кости были посыпаны красной краской для большей сохранности. Но каково же их назначение?
Начнем с легенды. Она посвящена богу Пану, покровителю природы и пастухов.
Пан родился с длинной бородой, козлиными рогами и копытами. Он не остался с богами на Олимпе, ушел в просторные долины и там пас свои стада.
Однажды увидел Пана златокудрый Эрот, пустил в него стрелу. В тот же день встретил Пан в лесу прекрасную нимфу Сирингу и влюбился. Хотел он подойти к красавице, но, испугавшись уродливого бога, она убежала. Природа помогла влюбленному Пану, путь нимфе преградила река. Но едва он протянул руки, как мольбам нимфы внял бог реки, и вместо Сиринги Пан обнял гибкий, тихо шелестящий тростник.
