что иногда гремел металлом.
Как только молодой парень вышел на широкую улицу, ему улыбнулась удача. Он прыгнул на груженную мешками с мукой повозку смуглолицего бакалейщика, заплатив торговцу скромную сумму денег. У последнего было прекрасное настроение. Он рассказывал то, как хорошо пошла вчерашняя торговля благодаря проливному дождю, а также высказывал мнение касаемо рынков и того, почему их время в городах вроде Офрорка скоро уйдет. Возница, краем уха слышавший разговор двух мужчин, иногда злобно улыбался, явно не соглашаясь с аргументами, приведенными его нанимателем, но в беседу, ясное дело, не вмешивался. Работу господин терять не желал. Еще Грисельд спрашивал про расценки на спиртное, предварительно сообщив, что владеет одной из таверн города. Все таки молодой хозяин заведения давно хотел расширить ассортимент. Но когда смуглолицый стал перечислять порядок цен, Монро понял, что контингент его забегаловки не в состоянии приобрести алкоголь такого уровня. Сошлись на том, что Грисельд когда нибудь заглянет в просторную лавку, и сам все увидит своими глазами. Он поблагодарил бакалейщика, и когда телега доехала до нужной точки, благополучно спрыгнул с нее на подсохшую землю.
Оставалось прогуляться немного пешком, а заодно поискать место, где можно переодеться, и спрятать вещи. Благо выискивать долго не пришлось. Город проснулся в большинстве своем на окраинах. В центре — Офрорк по прежнему напоминал сонную муху. Стража еще не успела сменится после ночного патрулирования, и вяло бродила то тут то там. Люди, кто работал в центральном квартале, уныло брели на свои рабочие места. В один из таких же солнечных дней как этот, Монро даже пришел к мысли, что город на рассвете гораздо беззащитнее, чем ночью. «Почему мерзавцы не делают свои темные дела сейчас, когда город максимально слаб? — думал он про себя и довольно быстро нашел ответ на свой вопрос. — А откуда я знаю, что не делают..»
Найдя укромный и безлюдный угол, Грисельд развернул мешок. Внутри его ждала черная накидка, усиленная стальными пластинами бригантина, койф из тонкой сетки, а также маска, коими смертоносные служители закона скрывали лица в решающий час. Он отложил доспехи и койф, отдав предпочтение мобильности, снял с себя песчаный плащ и тут же накинул черный. Тот, что скрывал под собой практически все тело. Тот, под капюшон которого на лицо легла ткань, символизирующая вечный покой.
Грисельд оставил мешок на месте, спрятав его в углублении у спуска в катакомбы. Поправив серебряную брошь, он ловкими движениями взобраться по торчащим из здания деревянным балкам к окну второго этажа. Подпрыгнув и подтянувшись, он оказался наверху.
Здание городской стражи выделялось на фоне остальных. Рослое строение уступало в высоте лишь городской ратуше и главному храму, и запросто могло тягаться с музеем древностей не только в размерах, но и в уровне закладываемого строителями величия. Оно не было крепостью, но всеми силами стремилось ей стать. Был здесь и широкий парадный вход с вооруженной охраной. Были и монументальные окна, деревянные рамы которых предусмотрительно закрыли от ветра и дождя. Имелись и бордовые флаги по углам с развевающимися на них знаменами. Изображения на полотнищах отражали суть доблести и силы, и были выполнены в форме серебряного щита с пересекающимися под ним мечами. На средстве для защиты была нанесена рубиновая лилия с золотым орнаментом.
«Теперь нужно понять где ее кабинет. Откуда открывается живописный вид? Такие как она хотели бы лучшего. А может ее сердце жаждет наблюдений за тем, как казнят Гато? — Он разбежался, и оттолкнулся от деревянного основания навеса крыльца. Приземление на прилегающую поверхность было мягким. Он побежал дальше, сделал еще несколько прыжков, обогнув цель. «Отсюда тебе будет лучше видно?» Присев на колено и присмотревшись внимательнее, он, кажется, нашел что искал. «Окно на последнем этаже. Что это? Цветы? Я нигде больше не вижу цветов. Где здесь можно залезть? Ага. Вроде вижу. — Он осматривал каменную твердыню, ища место для подъема, и, кажется, снова удача.» Из угла он вычленил дыры, образованные в результате вымывания строительной извести устойчивыми ливнями Табриэйна.
Лезть наверх было не с руки. Гораздо проще использовать крюк, но забросить веревку с железякой на такое расстояние не представлялось возможным. Поэтому молодой парень избрал самый сложный и не прощающий ошибок план. Он чуть не сорвался, когда ладони врезались в выпуклости, и сильно ударился коленями и локтями о проклятую стену. А ведь еще нужно было лезть наверх. И скрипя зубами, превозмогая боль, Грисельд лез.
На подоконнике и впрямь ютилась армия горшков. Цветы были повсюду. Их разные размеры и формы, выполняли одну единственную функцию — лицезрение даров природы. В кабинете он услышал голоса. И оба узнал.
— Ты мешаешь мне работать. — Грозно бросил преследовавший его не так давно мужчина.
— Ты не понимаешь. — Отвечала Жанна. — Он узнает о твоих делах. И тогда…
— Хватит с меня твоих нравоучений. Я просто хочу, чтобы ты не путалась у меня под ногами. Еще раз повторяю, не мешай мне делать мою работу.
— Кстати о ней. — Ехидно заметила девица. — Мне кажется, что ты уже порядком задержался.
После этих слов, Грисельд услышал, как громыхнула дверь.
— Глупый, самонадеянный индюк. — Гневно выругалась Жанна. Грисельд, в свою очередь, осторожно толкнул стекло кончиком сапога, и наконец-то расслабил мышцы рук. Спустившись с подоконника, он поднес указательный палец к вырезу у рта. Девушка испугалась, но не подав виду, тут же взяла себя в руки:
— Явился. — Съязвила она. — Черный кот в моем кабинете. Вот так встреча. Пришел с поличным?
Помещение благоухало приятными ароматами, и выглядело крайне ухоженным. Глиняные горшки с пальмами до потолка наталкивали на размышление, что оно выполняло функцию палисадника, нежели действительно являлось рабочим пространством заместителя начальника стражи. Суждение, по первому впечатлению, однако являлось ошибочным, поскольку было в кабинете и не мало рабочих принадлежностей. Взять хотя бы массивный стол с мягким креслом, обитым сиреневым бархатом, или шкаф с избытком книг на полках. На каменных стенах, однако, у крепкой двери с резными узорами, несложно было заметить несколько картин, олицетворяющих любовь их владельца к искусству. Живопись, написанная в едином художественном стиле, представлялась ни чем иным как актом утонченности, желанием сбросить оковы серых будней. Художники приоткрывали окно в другой мир, заглядывали через призму творчества за самые потаенные участки вселенной. Замки, скалистые горы, хвойные леса, причудливые рощи, и невероятные пустыни — все было подчинено одной мысли. Мысли — созерцать.
И во всем этом великолепии, вальяжно развалившись в кресле, сидела она. Когда Грисельд впервые увидел эту девушку, его сердце сковало желание немедленно приблизиться к ней, обнять
