Едва мы поднялись на крыльцо домика, как навстречу нам вышла невысокая женщина.
— Знакомьтесь,— сказал Виктор Борисович,— это заведующая лабораторией сейсмобиомеханики Института сейсмологии АН Казахстана Белла Зияевна Серазетдинова.
Пройдя через кухню, мы оказались в небольшой комнате, посреди которой стояла настоящая русская печка с дымоходом, у стен — две железные кровати, возле окна на столе шуршал осциллограф — шла запись сигналов, идущих, как оказалось, из нор дикобразов. Кроме того, эти данные фиксировались в журнале, над которым склонился сотрудник. Олег Александров — метеоролог, он следит за микроклиматом в ущелье. Кроме него на полигоне находится сейчас Валерий Чувашов, биолог и охотовед, остальные — в Алма-Ате.
Я попросил В. Б. Поле показать свое необычное хозяйство и пояснить, какие исследования проводят ученые.
Мы обогнули дом и через десяток метров остановились у большой вольеры, огороженной металлической сеткой, в центре которой росли два огромных, буйно цветущих куста барбариса с объеденной внизу корой.
Здесь жили дикобразы. Для них смастерили искусственную нору из досок. Самка дикобраза выходит из норы только ночью, а самец — тот посмелее. И вдруг, словно решив нарушить заведенный порядок, ощетинившись, с урчанием дикобразы выскочили из своих нор и заметались вокруг барбариса.
— Теперь они не скоро зайдут,— услышал я спокойный голос Виктора Борисовича.— Очевидно, начались взрывные работы. В горах новую дорогу прокладывают до Фрунзе... Ага, вон смотрите, так и есть.
Я проследил за его взглядом. Узкая полоска шоссе уходила серпантином в поднебесье, растворяясь в густой дымке. И там я с трудом разглядел расплывающееся серое облачко.
Ученые считают, что реакция животных на воздействия окружающей среды носит явно защитный характер и выработана, отточена и проверена длительной эволюцией, когда на земле выживали в бесчисленных катаклизмах лишь те, кто был способен заранее почувствовать приближение стихийного бедствия.
Крутая тропинка уводит нас вверх, на вертолетную площадку. Впереди идет Виктор Борисович с полевым биноклем и фоторужьем, с которыми он не расстается. Шагает легко, не сбивая дыхания. Мы с Беллой Зияевной едва поспеваем за ним. Он ведет нас туда, где живут колонией сурки, которых считают «интеллектуальной элитой» среди грызунов. Их реакция на действие подземной стихии уже не вызывает сомнения. Когда весной 1978 года в десяти километрах от районного центра Джалагаш, что в Казахстане, земля дрогнула от подземных толчков, еще за сутки до этого пастухи обратили внимание на то, что сурки выбрались из своих нор и покинули эпицентр землетрясения...
Мы миновали ложбину, и я сразу обратил внимание, что кругом земля сплошь изрыта. Сурчиные норы. Молодые зверьки появляются только днем и, как правило, далеко не уходят от дома. Ну а взрослые вылезают и в сумерках. Животные весело резвились, гоняясь друг за другом, но под присмотром родителей. Нас они все-таки заметили или скорее почувствовали, потому как беспокойно начали поглядывать в нашу сторону...
— Сейчас мы уже точно определяем, какие физические явления воздействуют на животных,— говорила мне Белла Зияевна.— Это и колебания уровня подземных вод, и выделения гелия, углекислого газа, углерода из земли...
Для исследований здесь набирают животных, которые не боятся людей и — это очень важно — чтобы они были «аборигенами». Цель исследований — описать поведение различных зверьков. И чем больше их будет на полигоне, тем разносторонней будет полученная информация. Поэтому в дальнейшем ученые думают завести сюда красного сурка, ( барсука, суслика, рыжую лисицу, корсака... А из пернатых — сизоворонку, золотистого щурка и зеленую береговую ласточку.
С апреля прошлого года ученые вели только визуальные наблюдения, теперь вот — с помощью чувствительной аппаратуры. В норах и жилых камерах установлены специальные сейсмодатчики, которые регистрируют суточную активность подопытных животных.
Известно, что «живые приборы» улавливают идущие из очага будущего землетрясения инфра- и ультразвуковые излучения, меняющийся диапазон электромагнитных полей и многие другие физические сигналы, которые и заставляют животных волноваться. Сначала это выражается в едва ощутимой тревоге, настороженности, зверьки начинают принюхиваться, прислушиваться к чему-то, но до поры выглядят вполне спокойными. Вот эти-то незаметные глазу «симптомы» более всего и интересуют ученых. Зафиксировать их можно лишь специальными приборами, способными вести многоканальную запись. То есть регистрировать все параметры поведения подопытных зверьков. Полученные данные будут обрабатывать ЭВМ, что позволит ответить более или менее точно на вопрос, когда начнется в данном районе землетрясение. Животные — это установлено — реагируют на близкую катастрофу за несколько часов и даже за месяц до нее в радиусе до 90 километров от эпицентра...
Но вот как именно животные предчувствуют землетрясение, пока точно никто сказать не может. Задача сейчас состоит в том, чтобы выявить среди диких животных наиболее тонких индикаторов подземных бурь. Тогда можно будет доказать сейсмологам, как важно создавать подобные полигоны и в других районах страны.
— Наш научный биосейсмологический полигон еще только начинает действовать,— прощаясь со мной, сказал В. Б. Поле.— Работы такие важны еще и потому, что некоторые виды животных предчувствуют приближение тайфунов, смерчей и извержения вулканов... Человек еще не научился укрощать разрушительные силы природы, поэтому суметь предупредить бедствие — значит, наполовину выиграть сражение со стихией.
Владимир Устинюк, наш спец. корр.
Алма-Ата — Москва
Четвертая профессия Калгари
Кинопроектор в самолете усердно «выдавал» на экран немое изображение — звук шел через наушники — какой-то комедии, а мой сосед Боб Уайт расспрашивал о Советском Союзе и отвечал на мои вопросы.
Геохимик по специальности, Уайт служит в одной из четырехсот нефтяных компаний Калгари. Дела в отрасли идут из рук вон плохо — цены на энергоносители на мировом рынке снизились, объем добычи упал, фирмы сокращают персонал. В городе, по официальным данным, десять процентов трудоспособного населения без работы. По мнению Боба — все двадцать. Ему, правда, пока везло.
Сам Калгари ворвался в наш разговор внезапно — самолет резко наклонился на вираже, и в иллюминаторе показалась горящая пурпурными отражениями заходящего солнца горстка сталагмитов-небоскребов посреди ровной, как подстриженный газон, прерии, упиравшейся в частокол снежных вершин на горизонте.
— Вот я и дома,— улыбнулся Боб.
Сто десять лет назад на этом месте стоял форт Королевской конной полиции, охранявшей склады компании Гудзонова залива. Его скоро окружили домики первых горожан. Комендант форта полковник Мак-Леод и дал городку название Калгари, что в переводе с его родного гэльского языка означает «чистая проточная вода». Речки Боу и Эльбоу, на месте слияния которых возникло поселение, берут свое начало в ледниках Скалистых гор. Вода в них была действительно кристально чистая.
Вскоре город пронзила нитка железной дороги, соединившей Атлантическое и Тихоокеанское побережья Канады. Построили бойни, и Калгари стал одним из центров скотоводства так называемого Степного района. Второе дыхание городу дала нефть, найденная в его окрестностях в 1947 году. Тогда и встал посреди степи «Манхэттен в прерии», так называют канадцы деловую — стекло, бетон, металл — часть города.
Самолет приземлился, и я стал прощаться с Бобом Уайтом. Он задержал на мгновение мою руку и сказал:
— Мы, канадцы, по природе — оптимисты. А нефтяники, в силу специфики профессии,— вдвойне. Я верю, что у Калгари все еще впереди.
В городе ничто, казалось, не напоминало о кризисном состоянии его главной промышленности. Небоскребы в сити сияли сотнями и тысячами огней, несмотря на поздний час: делается это для того, чтобы центр города не выглядел вымершим с окончанием рабочего дня. К тому же энергия в Альберте вполне доступна: бензин, например, дешевле процентов на двадцать, чем в Торонто или Монреале. Может быть, потому в Калгари и встречаешь чаще огромные американские «понтиаки» и «крайслеры», нежели юркие и экономичные малолитражки из Европы, Японии, а в последнее время и из Южной Кореи. Были здесь пять-шесть лет назад популярны наши «Лады» — из-за своей дешевизны. Но выгода съедалась большим расходом топлива, да и не менявшаяся годами модель, видно, приелась покупателям.
Когда машина притормозила у очередного светофора, я глазам не поверил: у подножия уходящего ввысь правления банка стояли... тележки рикш. Молодые крепкие парни в гавайских цветастых рубашках и шортах переговаривались между собой, присев на креслица двухколесных тележек с длинными ручками-оглоблями.
