Дональд появился в дверях в рубашке, но еще в пижамных штанах, держа в руках ботинки и носки.
— Я боялся, что у меня не будет времени, и встал пораньше.
— Времени для чего? — Памела старалась говорить спокойно, но это ей давалось с трудом.
— У меня в полдень ланч с новыми боссами, — ответил Дональд. — Поэтому мне надо быть дома к восьми, переодеться и помыться. Если бы мы жили вместе, можно было бы валяться еще целый час.
Памела уже с трудом сдерживала свой гнев:
— И то, что мы живем не вместе, это, конечно, моя вина.
Дональд в изумлении уставился на нее.
— Я не говорил этого, Пэмми.
Ее словно током ударило.
— Не смей меня так называть! Я никому не позволяю называть себя так.
— Хорошо, хорошо, — ответил он, отступая в гостиную.
Памела вскочила с постели и последовала за ним.
— Ты не хочешь сообщить мне, когда ты сегодня вернешься?
Дональд сел на диван и стал натягивать носки.
— Между прочим, это было первое, что я сообщил тебе вчера ночью. По-моему ты была не слишком сонная. Кстати, я хотел взять тебя с собой, но это, вероятно, создаст проблемы, — он надел ботинки и встал. — Между прочим, Пэм, в квартире очень прохладно, чтобы бегать нагишом.
Памела была даже благодарна ему за это замечание — оно давало возможность ретироваться в спальню и не отвечать на дальнейшие вопросы. Надевая розовый фланелевый халат, она размышляла, как отреагировал бы Дональд, если бы это ей посчастливилось найти работу в другом городе и ему надо было бы покинуть Лоуренс.
Когда она вернулась в гостиную, Дональд был уже в пальто и стоял в дверях со своими книгами и своей почтой.
— Извини еще раз, я действительно предупреждал тебя ночью насчет будильника. Ты еще пробормотала что-то вроде «да-да», честное слово.
— Все в порядке, милый.
Он обнял ее, как всегда слишком крепко, пальто было таким жестким, что ей показалось, будто ее обнимает кресло. Хотя уж лучше так, чем когда вообще никто не обнимает.
— Будь осторожна, если пойдешь куда-нибудь, — шепнул он ей на ухо. — На улице скользко.
— Ты тоже.
Он открыл дверь, и холодный ветер ворвался в дом, так что Памела вновь ощутила себя обнаженной. Она глубоко вдохнула.
— Подумай о переезде в Канзас-Сити, — крикнул Дональд на ходу. Памела уже закрыла дверь, когда он добавил:
— И держись подальше от бродяг. Этот городишко не такой тихий, как кажется, а Канзас-Сити…
Его голос потонул в завываниях ветра, и Дон зашагал к стоянке. Памела захлопнула дверь и кинулась в спальню. В постели накрылась с головой и не вылезала, пока не согрелась. Дверь была открыта всего несколько секунд, но она чувствовала себя промерзшей до костей. Только сейчас она подумала, как же холодно должно быть ночью под мостом…
Под свитером и джинсами у нее был тренировочный костюм, но она все равно ощущала холод. Ветер колол нос и щеки миллионами ледяных иголок, и она почти не чувствовала пальцев ног, несмотря на две пары шерстяных носков. Пешеходная дорожка моста Вермонт-стрит была огорожена лишь алюминиевыми перилами. Они были ей по пояс и Памела чувствовала себя канатоходцем на тонкой стальной нити, соединяющей два пика Гималаев. В сорока футах под ней текла серая холодная река, даже отсюда слышался шум водопада на шлюзах за мостом Массачусетс-стрит. Каменистый берег, судя по виду, мог быть населен только пингвинами.
Зачем она это делала? Этот вопрос она задавала себе снова и снова. Какое объяснение можно было подыскать? Почему она покинула теплую квартиру ради этого самого холодного куска бетона в городе? Она была уже на середине моста, когда ее поразила мысль о том, что хорошо было бы прислониться к этим толстым алюминиевым перилам, расслабиться и, мягко перекувыркнувшись, упасть вниз. Каково это — кружиться и кружиться, пока не ударишься об эту мягкую серую гладь? А вода, — вода, которая так мягко обнимает, теплее она или холоднее этого ледяного воздуха?
Памела ухватилась рукой в толстой перчатке за перила, резко отстранилась и пошла дальше чуть быстрее. Впервые в жизни в голову ей пришла мысль о самоубийстве. Наверно, это ветер выстудил не только лицо, но и мозги.
Самое правильное сейчас — это вернуться обратно, сесть в машину, поехать домой и забыть все. А еще правильнее было бы вообще никуда не выходить… но это было невозможно. Дома слишком пусто и мрачно, вот поэтому она здесь, идет, напрягая усталые мышцы, через реку Канзас — так ее называют все, кроме жителей штата Канзас. И во всей этой путанице с названиями не больше смысла, чем в ее собственных поступках.
Наконец она оказалась на северном берегу Кау-ривер и задумалась, куда идти дальше. Здесь, в Северном Лоуренсе, ничего не было, кроме газгольдеров и топливных станций. Так зачем же она здесь?
Она заметила знакомые обноски на скалах за дамбой. Первое побуждение — повернуть обратно, но чертыхнувшись сквозь зубы, пошла вперед. Идя по дамбе, она смогла рассмотреть, что это не просто куча тряпья, что внутри нее кто-то копошится. Когда она спустилась с дамбы на скалы, то увидела выглядывающую из тряпья физиономию Григгса. Он сидел, сгорбившись, словно замерз под невидимыми ударами, и Памеле показалось, что он уже мертв. Теперь надо вызвать полицию, а завтра ее имя появится в газетах… «Секретарша находит замерзшего бродягу»…
Памела остановилась футах в пятнадцати. Ей не хотелось вызывать полицию, ей не хотелось видеть свое имя в газетах, ей вообще ничего не хотелось знать о нем, особенно же не хотелось узнать, что это на ее десять долларов он напился до такой степени, что упал и свернул себе шею.
Но ведь она здесь именно для того, чтобы все это знать, для этого она перешла через реку. Выходя из дому, она еще пыталась убедить себя, что идет просто проветриться и подумать о них с Доном — но в глубине души уже знала, зачем идет сюда. Теперь же вот стоит и пытается найти повод не подходить к нему.
— Мистер Григгс?
Если он откликнется, или хотя бы пошевелится, можно спокойно уходить.
Он не шелохнулся. Ей ничего не оставалось, как спуститься еще ниже. Теперь она находилась под самым мостом Вермонт-стрит; шум падающей воды превратился в рев. Даже если Григгс и откликнется, ей не услышать его. Футах в пятидесяти от нее трое мужчин сидели у костра, не обращая ни на нее, ни на Григгса никакого внимания. Это ее удивило.
Почти ненавидя себя, она тронула его за плечо, легонько тряхнула. Он качнулся, не отвечая, словно тряпичный куль Она потрясла его сильнее.
— Вставайте! — прокричала она сквозь шум воды. — Это не место для спанья, вы, старый болван!
Собственные слова показались настолько нелепыми, что она затрясла его еще сильнее. Уронив сумочку, нагнулась за ней и увидела, что он прижимает к себе пакет, словно пытаясь со греться. Вдруг глаза Григгса открылись, и он улыбнулся ей. За ночь у него еще поубавилось зубов, а лицо было белым как молоко. Памела почувствовала приступ ярости.
— Я думала, вы умерли! — завопила она.
Губы Григгса шевельнулись, но она не расслышала ни звука Не имеет значения. Если его дружки не желают помочь ему это она сделает. Она схватила его за плечи.
— Пошли! — она подняла его на ноги. — Отведу вас в Армию Спасения… или еще куда-нибудь.
Где-то в городе действительно была эта контора; правда Памела понятия не имела, занимаются ли они устройством бродяг. Сейчас это неважно, решила она и потащила его за со бой.
Обратный путь длился целую вечность, и Памела совсем вымоталась. Григгс спотыкался на каждом шагу, не то от холода, не то от того, что был пьян. Ко всему прочему его мусорный мешок был страшно тяжел, едва не тяжелее самого Григгса. Наверху они остановились передохнуть, повернувшись спиной к ветру. Памела устала, и на Григгса ей смотреть совсем не хотелось, однако она чувствовала на себе его взгляд, и невольно обернулась. Он улыбался.
— Я знал, что вы придете, мэм.
Странно, но от него до сих пор пахло вчерашней мятной таблеткой. Неужели он потратил ее деньги на конфеты? Они двинулись дальше.
Григгс был в душе уже давно, а у Памелы едва начали отходить ноги. Только сейчас она стала осознавать, что натворила. Этот бродяга мог быть маньяком или убийцей… или кем угодно.
Зазвонил телефон на столике, она автоматически подняла трубку. Только услышав голос Дона, поняла, что шум льющейся воды прекрасно слышен на том конце провода, хотя дверь в ванную закрыта.
— Салют! И где это ты была? Я звоню уже третий раз за день, автоответчик обещал, что ты скоро вернешься, но он наврал!
Памела прикрыла трубку рукой:
— Я ходила… по магазинам… Правда не купила ничего…
Второе «Я» тихонько подсказывало, что надо все рассказать Дону, но третье «Я» решительно возражало.
— А ты меня хорошо слышишь? Я тебя отвратительно.
