Ломтиков перестал орать и взглянул на левую ногу. На бедре, где шорты уже не прикрывали красиво загоревшую кожу расцветали два багровых цветка величиной с кофейное блюдечко каждый. Кожу в этих местах нестерпимо жгло. Что-то шевельнулось на полу, за креслом. Огромное, страшное. Ломтиков вскрикнул и отпрыгнул к стене. Левую ногу тут же свело судорогой. Он начал массировать ее, стараясь не прикасаться обожженным участкам кожи и поглядывая в сторону кресла. За ним бугрилась Медуза Горгона. Огромная, жирно-зеленая, она тянула в сторону Ломтикова жадные, толстые, блестящие щупальца с хищными розеточками присосок. Так вот кто его! И сразу же: абсурд! Симбиоз наверняка нарушен, все должно было исчезнуть. В лучшем случае — остаться в памяти Геры, ведь он и не успел дать команду на запоминание.
— Гера, все запомни, все запомни. И — полный отбой. Конец работы!
Хорошо, если команда на запоминание пройдет. Надо будет на досуге исследовать феномен. Явление Ломтикова… Ничего звучит. Хотя Гера ведет себя как-то странно.
— Очистить подиум. Подиум очистить!
— Ресурс используется на двести десять процентов, — невпопад отозвалась Гера. Что с нею? Каких двести десять, если и на десять-то никто не может использовать? Даже пси-модельер с философским камнем. Он, кстати, тоже почему-то не исчез. Лежит себе в куче песка на подиуме. А рядом вздыбились щупальца второй Медузы. Медузочки. Ишь ты, выше человеческо роста…
— Гера, отбой! Полный отбой!
— Повторяю: двести десять процентов.
Ломтиков отступил к стене. Все, дальше некуда. Щупальца Горгоны все ближе, ближе… Как это быстро она научилась передвигаться. А два передних скручены, как пожарные рукава. На полу остаются влажные темные пятна. Может, он заболел? Неожиданно, вдруг. Или заснул, упал с кресла и ударился головой. «Головой в детстве не ударялись?» — дважды спрашивал невропатолог на медкомиссии. Теперь можно будет смело отвечать: «Ударялся!»
— Гера, срочная связь с директором Симой.
— Ресурсы системы использованы на двести сорок процентов. Запрашиваю дополнительные.
Гера явно спятила. Или у него самого крыша покосилась.
Двести серок — это значит, и Зевс, и Диана работают сейчас почти целиком на Геру. И на этих сине-зеленых чудищ, вырвавшихся из его воображения и дьявольски похожих на настоящие.
Скрученные улиткой щупальца приблизившейся почти к самым ногам Ломтикова Горгоны резко выпрямились и тяжело ударили в стену. Если бы не многочисленные схватки с Вилькой, у которого черный пояс, вряд ли Ломтикову удалось бы сейчас увернуться. Грамотный уход, весьма грамотный, — похвалил бы его сейчас Вилька. Это значит — на пределе возможного, когда предугадывается не движение, но замысел атакующего за мгновение до его появления. Именно за мгновение, не раньше — чтобы замысел не у успел измениться.
В кабинет хлынул солнечный свет. Плеск волн за окном, запах моря, щебетанье птичек… Конец кошмару! Кот Файл переступил черту, с которой только что соскользнула тяжелая серо-коричневая драпировка, застыл с нерешительно поднятой головой. Кончик хвоста нервно подрагивает.
— Кс-кс-кс, — оглушительно громко позвал его Ломтиков. Кот, зыркнув в его сторону безумными желтыми глазами, изогнул спину дугой и, вздыбив шерсть, зашипел. Медуза Горгона тяжело приподнимаясь на щупальцах, двигалась к окну. Файл прижал уши к спине, и переступив, угрожающе полнил вверх правую лапу.
— Брысь! — крикнул Ломтиков.
Щупальце прихлопнуло кота, как муху. Жалобно взвизгнув, Файл судорожно дернулся несколько раз и замер. Щупальце, изогнувшись, как хобот слона, отправило маленькое безжизненное тельце в чашечку цветка, хищно сверкавшую крупными как орех величиной, прозрачными шариками. Мухоловка тут же двинулась дальше. С грохотом упало «ласкающее» кресло. Приподнявшись на шести «листочках», Медуза запустила оба свободных щупальца в аквариум. Раздался звук всасываемой воды.
Ломтиков, с трудом ступая на пораженную ногу, заковылял к выходу. Медузочка, младшая сестрица чудовища, уничтожавшего рекреатор, попятилась от пси-модельера, как паучиха, невзначай перекрывая путь к двери. Проклятие! У нее же нет глаз! Как она определяет? по электрическому полю, что ли!
Ни одна модель этого не предусматривала…
Под ногами захрустел песок. Припадая на левую ногу, Андрей сделал еще два шага и остановился. Горгоночка, опомнившись, начала готовиться к атаке. От нее волнами исходил густой, тяжелый запах. В малых концентрациях он, конечно, невыразимо приятен, но в таких… У Ломтикова начала кружится голова. Он оглянулся. Чем бы ее шарахнуть? Саблю бы какую-нибудь. Турецкую. С серебряными насечками. Из дамасской стали, чтобы волос на лету резала.
Медузочка приплюхала к подиуму, и пси-модельеру пришлось отступить. Все к той же стене, на заранее приготовленные позиции. Тяжело сходя с подиума, Андрей вдруг вскрикнул и на мгновенье замер. На бледно-оранжевом песке лежала сабля. Турецкая. С еле заметным причудливым узором вдоль всего клинка. А рядом — сиреневая искорка философского камня. Его Ломтиков схватил левой рукой, сунул в нагрудный карман, правой сцапал саблю. Ого, тяжеленькая. Тем лучше. Выпрямился с трудом: левая нога совсем онемела. О том, чтобы, пробежать вдоль стены, прорваться к двери, не могло быть и речи. Да это и не нужно. Теперь он может встретить врага с оружием в руках.
Андрей потрогал митру транслятора. Она сидела на его голове как влитая. Хорошо, что симбиоз сохранился. Теперь помужествуем… Подождав, пока Медузочка вновь приблизится, Ломтиков, на долю секунды опередив звонкий, как щелчок бича, удар щупальца, нырком ушел вправо и сразу же сильно, со всего маха, рубанул. Горгона-младшая треснула, как перезревший арбуз, и развалилась надвое. Внутри у нее было что-то сине-зеленое, мерзкое, мокрое… Засочилось, набухло, закапало на серо-коричневый пол. Остро запахло гниющим болотом, тухлой водою, прелью…
Так, с ней все ясно. А старшая? Ломтиков похолодел. Он не оглядывался уже сорок секунд… Андрей повернулся так резко, как только мог, одновременно пригибаясь. Но удара не последовало. Медузища еще не закончила расправу с рекреатором.
Аквариум, правда, был пуст, и птицы уже не перелетали с ветки на ветку. От пальмы остался голый безжизненный ствол. Кипарис стоял желтый, как лиственница осенью. Горгона — огромная, сытая, довольная — лежала за аквариумом и что-то жадно сосала. Два ее щупальца продолжали шарить по пустому ящику, время от времени натыкаясь друг на друга. Раздался хлюпающий тягучий звук, и Ломтиков понял, почему мухоловка выглядела такой упитанной. Очевидно, она присосалась к распределителю гидропонной системы и втягивала питательный раствор. Теперь жидкость в бачке кончилась, и Горгона собиралась продолжить разбой.
Ну, хватит, навоевались. Надо привести сюда директора Симу — за руку, за руку! — и пусть он сам со всем этим разбирается. Примовая работа… «Надеюсь, вас это не испугает». Ха-ха-ха! Змея она подколодная, а не Очковый Змей. Ломтиков сейчас такое ему скажет, такое…
Андрей повернулся к двери, с трудом сделал два шага и остановился. Разваленная его саблей, что называется, «до седла» мухоловка очень даже неплохо себя чувствовала. Вернее, чувствовали, потому что теперь их было две. Внутренностей уже не было видно — все покрывала молодая светло-сине-зеленая кожица, из которой выпирали, словно острые маленькие руки, молодые щупальца. По четыре у каждой из двух единоутробных сестричек. Они удлинялись прямо на глазах. К тому же дочки были явно подвижнее своей мамаши. Их старые, унаследовавшие от родительницы, длинные и сильные щупальца жадно ширили по пустынному полу.
Стек-ускоритель! Они так и не вышли из него! Для мухоловки время явно течет быстрее, отсюда и такая подвижность.
— Гера, очистить содержимое стек-ускорителя!
— Степень загрузки — двести сорок процентов. Запрашиваю дополнительные ресурсы.
— Зациклилась на своих процентах! Чтоб ты скисла!
— Команды не поняла. Прошу повторить.
Хотя нет, вторую-то в стек-ускоритель никто не посылал. Разве что она сама в него залезла, вслед за улетевшими туда шмелями. Черт-те что творится…
Медузочки сцепились щупальцами, нервно задергали ими, пытаясь затащить друг дружку в сверкающие росинками пасти и разбежались, как закончившие схватку крабы. Следы присосок на обеих сочились бледно-зеленым. Ломтиков взглянул на свое бедро. Лепестки расцветших на нем цветков стали почти черными. Ноги он теперь совершенно не чувствовал, зато начала болеть левая ягодица. Если бы он мог хотя бы идти… Расколоть каждую надвое, и, пока они очухиваются, выскочить за дверь…
— Гера, открой входную дверь!
— Внимание! Идет пси-моделирование! Вход в кабинет номер девять категорически запрещен! — объявила Гера по громкой связи.
