сильно, только непонятно для чего. После этого артикля уроки кончились. Но Буратино уходить не торопился, ему было очень жаль, что занятия закончились, и он продолжал сидеть в классе, пока его оттуда не выгнала техничка. Делать было нечего, и он вышел на школьный двор и обмер со страха. Во дворе его ждали. И ждали его хулиганы.
— Ну, вешайся, козёл, — произнёс хитрюга, увидев Пиноккио.
— Заточка на этот раз тебе не поможет, — сообщил беззубый, помахивая хорошей дубинкой.
— И учитель тоже, — заверил Поджеро, он уже ушёл, мы проверили.
«Да, действительно, дело плохо», — думал Буратино. Но на этот раз его не посетил страх, от которого подкашиваются ноги. На ногах парень стоял твёрдо.
— Господа хулиганы, — начал Пиноккио достаточно твёрдо, — а может, мы решим все вопросы без эксцессов? По-хорошему.
— Мы тебя убьём — и никаких эксцессов, — заявил Поджеро, — чтобы другим было неповадно нормальным пацанам руки резать.
Делать было нечего, и Буратино решился: «Будь что будет, но не дам забить себя, как барана». Он достал заточку и кинулся на Поджеро.
— У-х, ты, — воскликнул хулиган, отскакивая, а беззубый в это время врезал палкой Буратино по спине, очень сильно и очень больно. Хитрюга же попытался подножкой сбить Пиноккио с ног, но ловкий деревянный человечек перепрыгнул ногу противника и вдруг понял, что между ним и воротами школы никаких препятствий нет, как говорится, тут Бог дал ему ноги, и он полетел, как птица.
— Что стали! — орал Поджеро своим дружкам. — Догоняйте козла.
Хулиганы бросились за Пиноккио с воплями, улюлюканьем и свистом, как какие-нибудь индейцы. Буратино на секунду обернулся и увидел, как огромными шагами за ним бежит долговязый зубоненавистник. Следом семенит маленький хитрюга, а замыкает погоню самый главный хулиган Поджеро.
— Ловите его, что у вас ноги поотсыхали?
Но ноги у хулиганов не поотсыхали, ноги у них что надо, быстрые. И маленький Буратино понял, что если ему не повезёт, то долговязый его скоро схватит.
«Боже, что будет с моими бедными зубками», — думал Пиноккио, сворачивая к рынку, полагая, что сможет там затеряться в толпе. Но народу на рынке оказалось немного. И когда паренёк был готов заплакать и сдаться, он увидел полицейского. Это был полицейский из полицейских: рост у него был как у трёх Буратин, поставленных друг на друга, а живот такой, что и не описать.
Эта громадина возвышалась в тени навеса с огромным ситом, наполненным сливами. Всё вокруг было усеяно косточками этих прекрасных плодов. В момент появления Буратино полицейский положил в рот очередную сливу и с омерзительным причмокиванием стал её потреблять.
— Синьор полицейский, — заголосил мальчишка ещё издали, — синьор полицейский, спасите меня, за мной гонятся страшные и свирепые хулиганы.
Полицейский даже не взглянул в его сторону. Он спокойно выплюнул косточку и достал из сита очередную жертву.
— Синьор полицейский, — Буратино думал, что полицейский его не расслышал, — спасите меня, хулиганы хотят выбить мои зубки.
Сначала полицейский поморщился, а потом, плюнув в Буратино косточкой, ласково произнёс:
— У меня обед. Скажи своим хулиганам, пусть подождут до двух часов пополудни, тогда я с ними разберусь.
Он достал очередную сливу и отправил её по привычному маршруту. А хулиганы тем временем остановились на безопасном расстоянии и стали наблюдать, чем закончатся переговоры.
— Синьор полицейский, — захныкал мальчик, — но у них нет времени ждать, они очень занятые люди. Может быть, у них в планах ещё кого-нибудь убить сегодня или ограбить.
— А от меня тебе что надо? — начал раздражаться полицейский.
— Проводите меня домой, пожалуйста.
— Каков наглец, — и очередная слива скрылась за толстыми губами, — оборванец оборванцем, а туда же. Ведёт себя как знатный синьор, упившийся вермута.
А тем временем хулиганы собрали камни и, пряча их за спину, стали приближаться, и хитрюга заорал:
— Синьор полицейский, этот носатый — вор и жулик. У него в кармане заточка, а синьор учитель попросил нас его изловить и привести в школу. Он хочет с ним разобраться.
— Вот видишь, братец, — засмеялся полицейский, — правду, её не утаишь. А ну-ка выверни карманы.
Впрочем, Пиноккио не пришлось этого делать, толстяк сам залез к нему в карман и, действительно, достал оттуда заточку.
— А ты мне врал, что они хулиганы, — назидательно произнёс он, — а они, напротив, хорошие, добрые ребята, и я считаю свои долгом передать тебя в руки этих добрых пареньков и твоего учителя.
С этими словами полицейский засунул заточку обратно Пиноккио в карман и слегка подтолкнул его в сторону хулиганов:
— Берите его, ребята, он ваш.
Хулиганам не надо было повторять дважды, они накинулись на Буратино и тут же надавали ему пинков и оплеух. И тут в голову Пиноккио пришла мысль:
— Синьор полицейский, — закричал он, — я дам вам два сольдо.
Эта фраза решила исход дела. Полицейский сразу отставил сито и двинулся к хулиганам, приговаривая:
— Ты что, скотина, ребёнку руки отламываешь, — при этом он проворно схватил Поджеро и врезал ему по спине дубинкой, — я не потерплю издевательств над детьми на своём участке.
— У-я, — только и смог произнести хулиган, выгибаясь от боли.
Второй удар пришёлся по руке хитрюги.
— У-й, мамочки, — взвизгнул он и отпустил Пиноккио, — как мне больно руку.
Третий удар был и вовсе хорош. Не знаю, хотел ли этого полицейский или у него это вышло случайно, но удар пришёлся прямо в физиономию долговязого.
— Ой, — сказал тот, прикрывая ладонью разбитые губы, а потом добавил сдержанно: — зачем же зубы выбивать, господин полицейский, — и выплюнул на ладонь зуб.
— Скажи спасибо, что не глаз, — так же спокойно ответил ему полицейский и, уже обращаясь к Буратино, спросил: — ну, как ты, у тебя всё в порядке?
— Да, синьор полицейский.
— Сейчас отведу тебя домой к папе и маме, мальчик.
— Я буду вам очень признателен.
— Надеюсь, — сказал полицейский, и Пиноккио понял, что ему действительно лучше быть признательным.
— А вы, — полицейский обратился к хулиганам, — передайте своему негодяю-учителю, что на моём участке ещё есть закон и никто, кроме меня, не имеет право выкручивать руки детям.
И под конвоем этого великолепного человека в форме Буратино проследовал домой, где его с удивлением встречали
