На этот раз манджилджара не пытались скрыться. Сил у них совсем не было.
Через десять дней еле пришедшие в себя люди манджилджара тронулись в долгий путь к городку Уилуна. Там они сейчас и живут в хижинах из картона и фанеры от ящиков. Одним племенем аборигенов, влачащим незавидное существование между двумя мирами и временами, стало больше...
Тут можно было бы поставить точку на истории племени манджилджара. История эта кончилась, и племени скоро тоже не будет. На окраинах Уилуны уже раньше обосновались обломки других племен из пустыни Гибсона. Такие же хижины у них и такие же обноски. Тем же ломаным — слов в двести — английским языком пользуются они, чтобы общаться друг с другом. Вряд ли кто-нибудь из них сумеет когда-нибудь вернуться в пустыню и прожить там.
Грустная истина! Не одно тысячелетие складывался быт и обычаи австралийских племен, но трех лет достаточно, чтобы разрушить его раз и навсегда.
Профессор Песли из Пертского университета знал это как никто — он много лет занимался аборигенами, — поэтому и старался он как можно больше записать у людей манджилджара их легенд, описать их обычаи.
От Муджона, старейшего в племени, и услышал он историю Варри и Ятунгки, нарушителей закона. По словам Муджона выходило, что еще совсем недавно Варри и Ятунгка — последние из манджилджара — бродили неподалеку от своего племени. Варри должно было быть лет шестьдесят, Ятунгке — пятьдесят с небольшим.
После долгих уговоров Муджон согласился принять участие в поисках. Экспедиция — профессор и три студента — вылетела в пустыню Гибсона. Через три недели обнаружены были свежие следы костра. Старик Муджон (оказавшись в родных песках, он сбросил с себя рубашку и брюки — мешали в поисках), внимательно осмотрев окрестность, по каким-то лишь ему одному известным признакам определил: «Следы Варри!»
Но прошла еще неделя, прежде чем экспедиция вышла к совсем почти пересохшему колодцу, где прятались в жидкой тени два изможденных темнокожих человека.
...Последнее время Варри мог передвигаться лишь с трудом и не был в состоянии даже поднять копье. Правда, и бросать копье не в кого — на годы затянувшаяся сушь погубила все живое. Многочисленные раны и ссадины от ушибов на теле старика не заживали из-за истощения. Ятунгка, его жена, более молодая и, как все женщины, более выносливая, еще могла докопаться до жидкой грязи на дне источника. Они сосали эту грязь, чтобы хоть как-то утолить жажду. Последние месяцы супруги далеко не каждый день питались дикими абрикосами с чудом сохранившихся деревьев...
Так закончилась история Варри и Ятунгки, преступивших обычай и изгнанных из племени, сохранивших любовь и выживших в единоборстве с пустыней. Мировая наука обогатилась описанием их жизни, а коллекция Пертского университета — скудной их утварью и фотоснимками коренных жителей континента, чей быт не изменился ни на йоту. Счастливый конец длинного пути!..
Полуживые, на носилках, последние из манджилджара вернулись к своему — совсем другому — народу...
Л. Мартынов
Каменная иллюстрация мифа?
День подходил к концу. Незаметно подкрался мелкий, как сквозь сито, холодный дождик, какой часто бывает в октябре на Днепропетровщине, но ребята из Керновской средней школы упрямо продолжали вгрызаться в землю — звание лучших шефов колхоза обязывало окончить силосную яму сегодня же. Оставалось совсем немного до «проектной глубины», когда лопата одного из школьников уперлась в камень.
— Плита. Не иначе клад.
— Как же... На такой-то глубине...
...И все-таки здесь оказался клад. Дар бесценный — вся испещренная рисунками каменная стела 120 сантиметров в длину.
Едва получив сообщение о находке, сотрудники Днепропетровского исторического музея немедленно отправились на место. Заведующая отделом археологии Л. П. Крылова, увидев камень, забыла про грязь, холод, пронизывающий ветер.
...Эпоха бронзы, второе тысячелетие до нашей эры. До сих пор все открытые здесь каменные изваяния этого периода грубы и примитивны, с едва наметившимися чертами лица. Это же почти скульптура. И трудно отрешиться от мысли, что перед нами конкретный человек, хотя общеизвестно: в то время портретных скульптур не существовало. Причем портретов-повествований...
Прежде всего он воин и охотник: изображена сцена охоты с собаками. Но рядом топорик, кирка, неизвестный инструмент в виде наконечника со втулкой — возможно, приспособление для добывания огня. Значит, перед нами не только воин, но и земледелец. И действительно, на правой грани стелы зерно, падающее в землю. А почему рядом с зерном и землей текущая вода? Не занимался ли уже тогда человек и орошением?
Кто же этот человек, олицетворяющий целый народ — его достижения и верования? Одно из возможных решений дает киевский археолог В. Н. Даниленко. Он предположил, что дошедший до нас сквозь тысячелетия этот богочеловек не кто иной, как Брахма. Да-да, индийский бог Солнца. Известные атрибуты Брахмы совпадают с некоторыми рисунками на стеле — например, изображение священной лягушки и трех следов Брахмы. Если догадка подтвердится, можно будет говорить, что за тысячи километров от Индостана была создана каменная иллюстрация к одному из древнейших мифов человечества.
В. Антонов
Алан Кэйу. За ягуаром через сельву
Продолжение. Начало в № 1
«Бежать. Бежать как можно дальше», — мелькнуло в голове, когда она почувствовала пугающее прикосновение человеческих рук. Биту мчалась так быстро, как только позволяла ее искалеченная лапа. И лишь выбившись из сил, она остановилась с колотящимся сердцем и понюхала воздух, чтобы убедиться, что индеец остался далеко позади.
Бишу заметила прямо над собой склонившееся сучковатое дерево, на которое можно было легко забраться. Она тяжело вспрыгнула на ветку и из последних сил полезла вверх.
Растянувшись на высоком суку, Бишу пыталась сорвать опутывавшую шею веревку острыми когтями здоровой лапы или дотянуться до нее зубами. От веревки пахло человеком; запах этот был настолько сильный, что, казалось, индеец находится совсем рядом.
Бишу долго и злобно сражалась с веревкой, но наконец в полном изнеможении отказалась от своих попыток. Глубоко вонзив в дерево когти задней лапы, она забылась беспокойным сном...
Внезапно Бишу проснулась и насторожилась.
Где-то далеко среди полуденной тишины, когда большинство животных спит и лишь глупые птицы пронзительно кричат, она услышала предупреждающий звук.
Сначала прозвучал крик крошечной ночной обезьянки, которой в дневные часы приходится скрываться в тени из-за своих слишком чувствительных к свету глаз. Бишу знала, что где-то наверху, среди густых зеленых ветвей, обезьянка высовывала из дупла дерева любопытную полосатую мордочку и боязливо поглядывала на то, что привлекло ее внимание. Это было первое предупреждение об опасности.
Потом послышался злобный рык обезьян-ревунов. Бишу знала, что ревуны сейчас перелетают с ветки на ветку, сердито дергают свои длинные бороды, рыча на вторгшегося пришельца. Затем раздался шум крыльев стайки вспорхнувших среди листвы птиц; вскоре послышался шорох игл дикобраза, уже гораздо ближе...
Где-то совсем рядом раздался пронзительный вопль попугая, и Бишу охватил ужас из-за того, что она не могла ни учуять, ни услышать источника угрозы. Ей стало ясно: опасность грозит с той стороны, куда ветер относит ее собственный запах. Только человек мог двигаться так тихо и незаметно; Бишу поняла, что к ней приближается индеец.
Урубелава нагнулся и уставился на пирамидки запекшейся на солнце грязи, покрытые буроватой кровью. Присев на корточки, он потрогал их руками. Потом, ничего не говоря дочери, подошел к куче гниющих листьев, оглянулся на оставшиеся в грязи следы, перевел взгляд вверх, на дерево, и наконец посмотрел на противоположный берег реки. Затем он задумчиво потрогал ногой разбитые скорлупки яиц и провел рукой по длинным шрамам на груди, там, где свирепое животное так злобно полоснуло его... Прищурившись, он наставительно поднял палец и медленно произнес:
— Здесь была драка. Здесь ягуариха дралась с крокодилом.
Урубелава был очень доволен, увидев выражение восторга, появившееся на лице дочери после того, как он столь искусно разгадал природу пятен крови.
Указав на скорлупки, он сказал:
— Животное пришло сюда, чтобы разорить гнездо и съесть яйца. Но где-то рядом, видимо вот здесь, притаился крокодил. Он напал на животное — вот почему там остались пятна крови. — Урубелава надолго задумался и наконец произнес: — Мы пойдем по следам ягуара, и, когда его догоним, я убью его и сниму шкуру.