Отпуск он провел в отеле в Шанрозе на опушке леса. В часы аперитива местные жители разглагольствовали об охоте. Он снисходительно прислушивался, сознавая свое превосходство: «Держу пари, они и понятия не имеют, что совсем неподалеку гуляет заяц и стая фазанов. Ах, если бы я оказался здесь к началу охоты, я бы им показал, чего я стою!»
Приближался сентябрь. Охотники в долинах уже стреляли рябчиков и перепелок. Через две недели открытие сезона для леса. Шамфоль с трудом засыпал по ночам. Он пересчитывал в уме всю живность, которую он видел летом в лесу. Каждый заяц, утка, фазан, лиса являлись ему там, где он их повстречал: на опушке, на прогалине, в чаще. И во сне он не мог избавиться от перьев, мордочек, ушей, шелеста листьев.
В последнее воскресенье он снял комнату в отеле в Дурдане. Прежде чем лечь спать, он проверил свое снаряжение, разрешение на охоту, членский билет, патроны. Довольно ходить с палкой, завтра он возьмет ружье! Погасив свет, он закрыл глаза, и ему тотчас представилась вереница зверюшек: фазаны забирались в заросли, стайками семенили куропатки, кролики рыли новые ходы в норках. Забившись между изголовьем и подушкой, Шамфоль воображал себя зайцем в засаде. Дрожа от страха, он прислушивался к шуму ветра в листве, стараясь среди разных звуков различить тяжелые шаги человека или приближение собак. Можно ли сказать, что он проснулся? Было ли это странное забытье сном? Свет проникал сквозь жалюзи. Когда он открыл их, яркое солнце ослепило его. В полном обмундировании он спустился вниз и позавтракал без всякого аппетита. Он не спускал глаз с часов, не решаясь выйти слишком рано, боясь опоздать. Приближаясь к лесу, он услышал выстрел. Он бросился бежать, но сдержался: «Если я запыхаюсь, я буду плохо стрелять». Взлетело несколько голубей. Он углубился в лес по первой попавшейся тропинке.
Какое кошмарное утро! Все его раздражало. Стреляли справа и слева, по течению ручья. При каждом выстреле он вздрагивал от возмущения, от страха: они стреляли по его дичи. Ему хотелось быть одновременно всюду, а он не был нигде, ничего не видел.
Вон заяц перебегает через дорогу! Поздно, его и след простыл.
За его спиной взмах крыльев: голубь, фазан? Но где он, где?
Время шло. Шамфоль с отчаянием глядел на часы: двенадцать часов, два, три, четыре. Он забрался в чащу. Вооружившись палкой, он ворошил кусты, разгребал листья. Каблуком проваливал норы. Вернувшись на тропинку, он встретил охотников с полными сумками. Он всех их ненавидел. Какая-то собака с кроликом в зубах искала своего хозяина, а тот звал ее откуда-то издалека: «Апорт, Рапид, апорт...»
От усталости, что ли? Или от огорченья ружье, казавшееся таким легким, оттягивало ему руку. Ноги ныли, хотелось посидеть. Тогда наверняка появится какой-нибудь зверь, а он даже не сможет выстрелить. Выстрелить хотя бы разочек, как ему этого не хватало! А почему бы не выпустить заряд наугад в какую-нибудь ветку или просто в пространство?
Прислонившись к дереву, Шамфоль терпеливо ждал. То приближавшийся, то удалявшийся лай показывал, что где-то выследили дичь. Продержится ли она до темноты? Выстрелы стали реже. С криком пролетел дрозд — первый предвестник ночи, поднялся ветерок. «Как жарко!» — подумал Шамфоль. Он положил сумку, расстегнул патронташ, распахнул куртку. Собака больше не лаяла. Спасся ли зверь? Или убит?
Есть ему не хотелось, он решил попить водички и вспомнил, что нарочно взял такую бутылку, которую не жалко будет выбросить, чтобы освободить в сумке место для дичи. Прислонив ружье к сгибу правой руки, он жевал бутерброд с сыром и старался утешиться. В следующее воскресенье, в какое-нибудь другое, ему повезет. Целых четырнадцать воскресений оставалось до закрытия охоты. Или бросить все, продать ружье и патроны? А о чем тогда будет он мечтать, сидя за столом перед пустой лестницей?
Фазан опустился на тропинку и замер. Сколько времени глядели они друг на друга? Фазан сделал три шажка, вытянув голову. Одно движение, и он улетит. Шамфоль не мог отвести от него глаз. Хлеб с сыром в руке мешали ему. Фазан подошел ближе, заколебался. Шамфоль затаил дыхание. «Видит ли он меня? Чует?» При движении голова птицы переливалась разными красками: синяя, зеленая, опять синяя. Он осторожно ставил лапки, словно боясь западни.
Все произошло мгновенно, как только Шамфоль шевельнулся. Фазан взлетел. Шамфоль выстрелил, и птица упала. Шамфоль побежал с криком: «Подстрелил! Я подстрелил дичь!»
Фазан упал в заросли. Шамфоль пробирался туда, сначала во весь рост, потом ползком, обдирая лицо и руку. «Ах, если бы у меня была собака!» Он искал лихорадочно, вне себя от возбуждения. Сначала он нашел перья, потом увидел фазана в двух метрах от себя. Он был жив. Он забился к подножью дерева, и тело его пряталось в листьях, но голова высовывалась, и блестящий глаз, окруженный кольцом красных перьев, не мигая глядел на человека. «Если я двинусь, он улетит. Серьезно ли он ранен? Чем сразу спугнуть его, лучше подождать. Он ослабеет, умрет, может быть».
Разве что... Шамфоль представил себе, как он поймает птицу живьем, отнесет к себе, выходит, приручит. Глаз закрылся, голова упала, снова поднялась. Глаз открылся. Фазан умирал.
Какая тишина! Ни шороха вокруг, кроме щебета дроздов. Человек и птица замерли неподвижно. Умереть так глупо после стольких полетов, пения, вылазок на кукурузные поля, купания в пыли, водопоя у ручья. Умереть бескрылым, обескровленным. Шамфоль вспомнил свое ранение. В тот день он тоже боялся людей. Он лежал в изнеможении и ждал, пока противник найдет его и прикончит... он ловил ухом приближение тяжелых шагов... сердце Шамфоля билось в унисон этим шагам, Шамфоль теснее приник к земле, но ветви захрустели под ним, выдавая его... враг обнаружит его, выстрелит в упор.
Раздался выстрел, и он похолодел.
Послышался голос:
— В кого ты стрелял?
— Там кролик в зарослях.
— Ты уверен?
— Пошли собаку.
— Рапид! Ищи! Апорт!
Шамфоль услышал, как бежит собака, приближается, замедляя ход, проявляет беспокойство и недоумение и, пятясь задом, убегает прочь.
И снова голос:
— Ты видишь, там ничего нет.
Шаги удалялись, голоса тоже, голоса, чуждые этой тишине. И наконец лишь шелест ветерка, или это журчание ручья доносится сюда? Где-то далеко прокричал фазан, переживший этот день. Шамфоль не завидовал ему. Ведь впереди еще четырнадцать воскресений.
Темнело. Откуда тьма? С ней вместе пришел холод. Исходя от сердца, он распространился по ногам, рукам, пока они не онемели. Шамфоль не думал о себе. Он беспокоился, умер ли фазан или, так же, как он, ждет, блестя в темноте глазом, не понимая, что с ним произошло.
Перевела с французского Т. В. Иванова
Страна Вичоло была далекой и бедной западной окраиной Ацтекской империи. Вичолы подчинялись верховному вождю лишь номинально, они не платили налогов, не поставляли людей для строительства храмов и не снаряжали военных отрядов в войско Монтесумы. Высокие горы укрывали их от остального мира.
Может быть, эти горы спасли их, когда за короткое время — одну человеческую жизнь — от величественной цивилизации ацтеков остались лишь развалины дворцов и храмов, а гордый народ превратился в толпу обездоленных рабов на плантациях испанских завоевателей.
А может быть, помогло вичолам то, что земля их не обладала ни золотом, ни серебром и ничем другим, что разжигало алчность конкистадоров.
Скорее всего сыграло роль и то и другое. Когда в их страну пришло большое войско, вичолы укрылись в горах и оттуда не давали испанцам покоя беспрестанными нападениями. Стоило же испанским войскам разделиться для удобства действий на меньшие отряды, как вичолы расправлялись с ними поодиночке.
Лишь в 1721 году, когда вице-король Новой Испании, не намеренный впредь терпеть упорных язычников, отрезал вичолов от моря (и тем лишил их единственного источника соли), вичолы подписали договор о перемирии. Согласно договору открыты были в стране Вичоло пять миссий.
Миссионеры обязывались «внушать слово божье кротко и терпеливо, не оскорбляя суеверий и грубых верований вичолов, пока последние, убедившись в преимуществах Христовой веры, сами от них не откажутся». Вичолы же гарантировали безопасность святых отцов из ордена францисканцев.
Договор был составлен в двух экземплярах: по-испански — на бумаге и по-вичольски — на большом квадратном куске шерстяной материи. Причем вичолы потребовали, чтобы командующий отрядом полковник Фернандо Хозе де Магальянос-и-Вильф поставил свою подпись на обоих экземплярах. Из записок полковника мы узнаем, как это выглядело.
