проронил Горецкий, беря со стола бутылку виски. — Ты опоздал на основную часть цирковой программы.
Если бы мне на голову надели целлофановый пакет и придушили им, мне было бы не так отвратительно тошно.
Вот и всё.
Мыльный пузырь, который я незаметно для самой себя наполнила воздухом, лопнул.
И когда я только успела так проникнуться этим мужчиной?..
Ведь ничего кроме тотального контроля, насмешек и сексуального домогательства я от него не видела.
Наверное, в этом и заключается стокгольмский синдром.
Потерянной девочке уделяют удушающую тонну внимания и постоянно находятся рядом. И ей кажется, что за всем этим кроется нечто большее.
А на самом деле ни хрена там нету!
Только похоть и просчитанная тактика.
Откинув голову, я сглотнула вязкую слюну и медленно закрыла глаза.
Разочарование и боль — лучшие катализаторы. С их помощью выделяется лошадиная доза безразличия. А безразличная девушка способна на многое.
— Но зато, Марк, ты успел на финал циркового представления, — грациозно расправив плечи, медленно приблизилась я к мужчинам.
Повернув голову, Горецкий одарил меня тяжелым взглядом медведя, которого побеспокоила надоедливая белка.
Ты еще ответишь за это…
— Запомни. Никогда. И ни за что. Я. Не стану. Твоей, — приподнявшись на цыпочках, тихо прошептала я Горецкому на ухо.
Широкие плечи напряглись.
— Поэтому можешь засунуть свое фальшивое кольцо себе в задницу и больше никогда не смей подходить ко мне ближе, чем на метр, — каждое слово давалось мне с диким трудом, будто я вручную высекала их на граните, но вместе с тем я чувствовала невероятное освобождение.
— А ты уверена, что не пожалеешь об этом, Аронова? — взглядом Горецкого можно было плавить металл. Серая обжигающая лава.
Облизав губы, я рассмеялась.
Громко, звонко, от души.
Да вся моя гребаная жизнь состоит из поступков, о которых я жалею до спазмов в горле!
— Иди на хуй, — четко выговаривая каждую букву, с широкой улыбкой ответила я.
Это был крик души.
Мне хотелось сжаться в комок и реветь от бессилия, но я не могла позволить себе такую роскошь.
Не среди этих людей.
— Ох, ёбушки-воробушки! Вот это, я понимаю, страсть! — запричитал Олег, хватаясь за бутылку и разливая крепкий напиток по бокалам. — Пойдемте-ка лучше к столу, немного остынем и выпьем за мир во всем мире!
Все присутствующие, сделав вид, что ничего из ряда вон не произошло, переговариваясь, дружно потянулись к столу.
А мы с Горецким так и продолжали стоять, сверля друг друга ненавидящими взглядами.
— Хочешь свалить? — прищурившись, процедил мужчина. — Как обычно сбежать от проблемы, задрав свой очаровательный курносый носик?
Казалось, его выводит из себя мое присутствие, взгляд, запах — вся я.
— А в чем проблема? — усмехнулась я, чувствуя, как болезненно натягивается пересохшая на губах кожа. — Планируешь продолжить цирковое представление? Поверь мне, интереснее уже не будет. Самое время объявлять конец и опускать занавес.
А мне пора возвращаться в свой личный ад…
Челюсть Горецкого напряглась.
— Это он оставил следы на твоем теле?
Я сразу поняла, о ком речь.
Марк стоял у стола и, щурясь от солнца, задумчиво смотрел на нас. Ветер трепал его черные волосы и ворот расстегнутой рубашки.
И я поймала себя на мысли, что этот мужчина причинил мне гораздо меньше боли, чем Руслан.
Хотя душил и избивал меня именно он.
— Даже если и так, тебе не все равно? — пожала я плечами.
Это показное равнодушие давалось мне нелегко.
— ЭТО ОН? — Руслан даже не повысил голоса, но я вздрогнула всем телом.
— Да, — цепенея, выдохнула я. — И что дальше? Ты набьешь ему морду? Перестанешь с ним общаться? Что?!
Глаза щипало от слез, горло саднило. Но я держалась.
Держалась ровно до тех пор, пока не услышала ровное и уверенное:
— Нет, детка, я просто покажу тебе, где выход, и продолжу веселиться.
Виталина
На нашем лице более пятидесяти мышц, отвечающих за мимику. И очень сложно удержаться и не дрогнуть ни одной из них, когда тебя с размаху пинают ногой в живот и плюют сверху.
А именно так я себя и чувствовала, когда Горецкий сказал то, что сказал.
— Можешь начинать. Выход я найду сама, — с трудом шевеля одеревеневшими губами, хмыкнула я.
Внутренности жгло и выкручивало от злости на саму себя, подпустившую Горецкого слишком близко.
Но это даже хорошо.
В злости гораздо больше силы, чем в отчаянии и тоске.
Только злость вытягивала меня из таких депрессий, после которых люди оказываются в ванной, полной собственной крови.
Отвернувшись от Горецкого, я схватила со стола чью-то пачку сигарет с зажигалкой и направилась к перилам.
Я не курила ни разу в жизни.
Но именно сейчас мне нужно было ощутить тошнотворный вкус никотина во рту, чтобы перебить горечь разочарования и послевкусие поцелуев Горецкого.
Щелкнув зажигалкой, я несколько секунд, как завороженная, следила за синеватым огоньком, а потом медленно затянулась, чувствуя, как приятно кружится голова.
— Поделишься сигареткой? — раздался за спиной голос Сергея.
Не глядя на мужчину, я протянула ему пачку.
— Не ожидал, что такая молоденькая спортивная девушка увлекается курением, — усмехнулся Сергей, делая жадную затяжку.
В его голосе не было ни капли осуждения.
Я расслабленно выдохнула дым наверх, кайфуя от того, как туманится реальность вокруг.
— К сожалению, картинка очень часто не совпадает с содержанием, — тихо проговорила я, разглядывая серое рассеивающееся облачко.
На короткий промежуток мне удалось освободить голову от мыслей, и это было охуительно.
Уперевшись локтями о перила, Сергей медленно повернул голову и исподлобья посмотрел на меня.
— Что происходит между тобой и Русом? — вполголоса спросил он, глядя мне в глаза.
Сглотнув, я перевела взгляд на дымящуюся сигарету, зажатую в мужских пальцах.
Если бы я сама знала…
— Ничего, — пожала я плечами, откидывая волосы и делая очередную затяжку. — Я просто подыграла ему. Между нами ничего нет.
«Какая же ты врунишка, Аронова», — зловеще ласковый голос Горецкого прозвучал в моей голове как наяву.
Черт!
Вздрогнув, я покосилась на компанию, громко переговаривавшуюся за столом. Горецкий сидел в дальнем конце и над чем-то беззаботно смеялся, хлопая Марка по плечу. Открыто и искренне. Не так, как со мной.
Что ж, хоть раз в жизни Горецкий сдержал свое обещание. И веселился от души.
Я отвернулась, чувствуя, как в сердце впивается маленькая, но острая колючка. Та, от которой так сложно избавиться.
— До тебя Рус ни разу не знакомил нас со своими девушками, — стряхивая пепел с сигареты, медленно проговорил Сергей. — И еще никогда я не видел его таким… воодушевленным. Он изменился в лучшую сторону с тех
