хочешь сказать, что моя сила заключается в том, чтобы разжигать в мужиках тайные похотливые желания, чтобы потом крепко держать их за яйца и шантажировать? — после каждого слова внутри меня что-то отмирало.
— Я знал, что ты умница и схватываешь всё на лету, — искренне улыбнувшись, просиял отец.
Мне хотелось блевануть. Года два назад он точно таким же тоном хвалил меня за равномерно поджаренные оладушки и хорошо сделанную домашку по математике.
— И чем же ты отличаешься от сутенера? — прошептала я, чувствуя, как стремительно нарастает пульс. — А, папочка?!
Мои розовые очки уже давно сменила серая тугая удавка на шее. Но даже с ней я еще пыталась брыкаться.
В два шага отец оказался рядом. Его мощная фигура нависла надо мной, перекрывая солнечный свет и лишая воли.
— Какая ты еще маленькая и глупая, Лина, — с разочарованием протянул мужчина с лицом близкого мне человека. — Ты не видишь сути и цепляешься за мораль из детских сказок. Если хочешь стать великой, забудь про рамки.
Тяжелые ладони легли мне на плечи, придавливая к земле.
— Просто разреши себе быть неправильной, малышка, — прошептал мне на самое ухо отец, будто кто-то мог нас подслушать. — И тогда у тебя вырастут крылья, и ты взлетишь.
Грудь отца колыхнулась от судорожного вздоха.
— Поверь мне, за одно только ощущение этого полета можно, не думая, отдать всю жизнь…
Никогда я не забуду этого разговора и этого лихорадочного шепота, полного горечи, восторга и затаенной боли.
А еще я никогда не забуду своего первого мужчину, которого подослал мне отец.
Наши дни
Виталина
— Мы приехали, — бросил Марк, останавливая машину и разворачиваясь ко мне всем телом.
Я скользнула равнодушным взглядом по пейзажу за окном.
Небольшая поляна, покрытая нетронутой сочной травой, была окружена густой чащей из кустарников и деревьев. Ярко светило солнце. Птицы и насекомые выводили рулады так громко, будто ни разу не видели человека.
Прекрасное место.
Прекрасное место для свершения чего-то темного и ужасного.
Твою мать.
Мозг будто заклинило от шока.
Я же должна что-то делать — кричать, бежать, драться, умолять, но не могла заставить себя даже моргнуть.
Мне было так… всё равно.
— Здесь красиво, — облокотилась я виском о прохладное стекло.
Мне хотелось свернуться клубочком, закрыть глаза и уснуть.
Уснуть так надолго, чтобы при пробуждении почувствовать себя новорожденной, свободной от груза воспоминаний и давящих чувств.
Какая же эта роскошь — быть чистым листом.
— Вылезай, — процедил Марк, выбираясь наружу.
От воздуха, пропитанного травами и дикими цветами, закружилась голова.
Я медленно повернула голову.
Марк стоял перед машиной. Глядя на меня через лобовое стекло, он неторопливо закатывал рукава черной рубашки.
Ему чертовски шел черный цвет. Он так подчеркивал его аристократическую бледную кожу и душу.
— Если хочешь отомстить моему отцу, то зря стараешься, — выйдя из машины, подставила я лицо солнцу. — Ему плевать на меня.
Даже если сегодня меня убьют и закопают в лесу, он лишь досадливо поморщится — ведь ему придется искать новую куклу и заново обучать ее всей той дичи, которую он скармливал мне на протяжении года. А отец ненавидел терять время.
— Это я уже понял, — криво усмехнулся Марк, скрещивая руки на груди и изучая меня тяжелым взглядом опытного мясника. — Но сегодня я хочу просто поразвлечься и завершить начатое. Тебе ведь понравилось тогда, а зайка?!
Я вздрогнула.
То, что происходило несколько дней назад в гостиничном люксе между мной и Марком, больше напоминало изощренные пытки.
— Не хочу тебя разочаровывать, но мне не нравится, когда меня избивают и душат, — сделала я осторожный шаг назад.
Сердце забилось сильнее, апатия сменилась паникой.
Он ведь не остановится.
— Не обманывай себя, малышка, — хищно улыбнулся Марк. — Я видел, как ты возбудилась. Твой отец был прав — чтобы обуздать такую породистую сучку, как ты, нужно вначале хорошенько отхлестать ее, а потом отыметь до потери сознания.
Желчь подступила к горлу. Я резко вздохнула, ощущая, как тошнотворная субстанция молниеносно всасывается в вены, отравляя ядом весь организм.
Какие же они ублюдки!
Я повторила это вслух, раскатывая слова на языке и пробуя их на вкус.
— Ты ублюдок. Даже не смей прикасаться ко мне.
Приподняв брови, Марк снисходительно улыбнулся.
Надеюсь, он не воспринял это как комплимент.
Не выпуская мужчину из вида, я плавно присела и подняла с земли камень.
Я готова была обороняться, а если нужно — и нападать.
Марк замер, выжидающе глядя на меня. Кажется, ему понравилась моя решимость.
— Я думал о нас все эти дни, малышка, — прошептал он, делая шаг вперед.
Я задрала подбородок и сжала камень посильнее. Острые края впились в ладонь.
— Твой друг сделал мне предложение, — напомнила я, игнорируя тянущую боль внутри.
О том, как Горецкий отмахнулся от меня, я старалась даже не вспоминать. Сейчас у меня были дела поважнее — например, как остаться целой и невредимой…
— Ты ведь ему отказала, — снова улыбнулся Марк. — Ты умница и всё сделала правильно. С Русланом ты подохнешь от скуки.
Я сжала челюсть.
Если бы я и подохла с Горецким, то точно не от скуки.
— Мы любим друг друга! — вскинула я подбородок. — И Рус не простит тебе, если ты что-то со мной сделаешь.
Я лгала так вдохновенно, что у меня даже навернулись слезы и задрожал голос. Поверить в собственную ложь оказалось несложно.
Какое-то время Марк смотрел на меня. И на секунду мне даже показалось, что сейчас он даст заднюю. Но я ошиблась.
Издав приглушенный звук, Марк откинул голову и, не сдержавшись, громко расхохотался.
Ветер разносил его смех по всей поляне, путаясь в деревьях и нетерпеливо дергая нашу одежду и волосы.
Мне хотелось зажать уши ладонями и закричать во весь голос, лишь бы не слышать этого издевательского хохота.
— Господи, малыш, ты серьезно поверила в то, что Горецкий способен влюбиться в тебя? — отсмеявшись, простонал Марк. — Да он просто хочет подобраться к твоему папаше, дурочка! И спектакль с предложением руки и сердца устроил специально для нас. Чтобы все знали, что дочь мэра — теперь его.
Тело сковал жуткий холод.
Я медленно опустила глаза и уставилась на камень, выпавший из моей руки.
Горецкий всё знал?
Про моего отца.
Про двойную жизнь, которую я вела.
Про всех мужчин, с которыми я запиралась в гостиничных номерах.
Сердце сжалось.
Он знал всё.
И использовал меня.
Так чем он лучше Марка?
Ничем.
Тот хотя бы не скрывал свою сущность.
— Ты что действительно втюрилась в Горецкого? — удивленно присвистнул Марк,
