подходя ближе и рукой приподнимая мой подбородок.
Судорожно сглотнув, я посмотрела в черные глаза.
— Нет.
Мой голос был хриплым и непослушным.
Со вздохом покачав головой, Марк прошелся большим пальцем по моей щеке.
— Глупая, — пробормотал он, задумчиво разглядывая мое окаменевшее лицо. — Рус ведь не способен ни на какие чувства. В отличие от меня.
Я резко отдернула лицо и отступила назад.
— Ты понял это, когда пристегивал меня наручниками к кровати? — облизала я пересохшие губы. — Или когда я умоляла тебя убрать электрошокер?
По телу пробежала дрожь от страшных воспоминаний.
— Или, может, когда ты душил меня, и у тебя встал?!
Мне было так больно, мерзко и страшно, что мои предохранители, дымясь, полетели разом.
Всё. Точка.
Я больше так не могу.
Я была оголенным проводом, несущим смертельный заряд.
— Я ведь действительно думал, что тебе это нравится, — впившись в меня расширенным взглядом, тихо проговорил Марк. Его чернющие пронзительными глаза казались нереальными на фоне лица, слишком они были бездонными, будто кто-то вырезал в полотне отверстия, а за ним — открытый космос.
Я всхлипнула, чувствуя, как меня трясет и бросает в холод. Боже, может, я уже сошла с ума?
— Твой отец хотел, чтобы я стал его зятем, — делая осторожный шаг вперед, прошептал Марк.
Я попятилась назад.
— У нас был общий бизнес, и наше официальное родство значительно упростило бы многие процессы.
Марк не сводил с меня глаз, и это было невыносимо.
— Но твой отец сразу предупредил меня, что у тебя непростой характер и проблемы с психикой.
Я откинула голову, не позволяя слезам пробраться наружу.
А, может, всё это лишь иллюзия моего больного разума, и на самом деле я сижу в одиночке, оббитой матрасами?..
— Он рассказал, что ты любишь насилие и сама себе причиняешь боль…
Я сжала зубы, сходя с ума от нестерпимого зуда под старым выцветшим ремешком от часов.
— И он сказал, что я должен подыграть твоим демонам, чтобы ты подпустила меня к себе.
Я не заметила, как Марк подкрался совсем близко.
— Но я слишком увлекся.
В низком с хрипотцой голосе не было ни капли раскаяния. В нем была одна только похоть.
— Ты была так прекрасна, и так сладко стонала от боли, что мне напрочь снесло крышу.
Горячее дыхание коснулось виска. Моя спина уперлась в нагретый на солнце металл машины, и я поняла, что отступать больше некуда.
— И если бы твой отец не ворвался в номер так рано, поверь, ты бы сама не захотела от меня уходить, — облокотившись одной рукой о машину, склонился надо мной Марк.
Его глаза лихорадочно блестели.
Мне стало страшно.
— Ты ведь понимаешь, что отец всё это подстроил, чтобы снять на тебя компромат и подставить, — я так старалась, чтобы мой голос не дрожал. — Всё, что он говорил, неправда.
Усмехнувшись, Марк медленно провел кончиками пальцев по заживающей ссадине на моем лице.
— Я же не идиот, Вита. Конечно, я всё понял.
Длинные пальцы мягко легли на мою шею.
Я замерла, не в силах отвести глаз от озаренного солнечным светом мужского лица.
Еще при нашей первой встрече я поняла, что Марк был опытным и знал, как не оставлять следы на теле девушки.
Для всех тех пыток, которым он подверг меня, всего лишь несколько синяков и ссадин были рекордом. И если бы не камеры, расставленные в номере работниками отца, никто бы не поверил мне.
— Но ты даже не представляешь, как меня задело то, что ты участвовала в этом обмане, — пальцы легонько сжались, заставляя меня вытянуть шею и привстать на цыпочки.
— Скольким мужикам ты уже продалась? — скользя губами по моему подбородку, прошептал Марк. — Это хотя бы двухзначное число?
Я вздрогнула как от пощечины.
Их было двенадцать. И каждый из них превращался в чудовище, оставаясь со мной наедине.
Все, кроме первого.
— А еще мне интересно, твой папаша всех обламывал на самом интересном? — ослабив хватку на моей шее, оскалился Марк. — Или ты уже в полной мере знаешь, что такое боль?
Пользуясь моментом, я оттолкнула мужчину и рванула в сторону леса.
Ни за что не признаюсь этому больному ублюдку, что я всё еще девственница. Отец врывался в номер за секунды то того, как разгоряченные мужчины, наигравшись в садо-мазо, уже готовы были стянуть с меня белье и трахнуть.
Грязно выругавшись, Марк схватил меня за волосы и резко дернул назад.
— Не спеши, малышка. Я с тобой еще не закончил.
Выгнувшись, я зашипела от боли.
— Отвали, придурок! Отец посадит тебя за решетку, если ты со мной что-то сделаешь!
С силой прижав меня к себе, Марк зло улыбнулся.
— Знаешь, зайка, а мне уже плевать. Твой папаша и так забрал у меня всё. Он отжал мой бизнес и настроил всех против меня. У меня больше нет жизни. А так мне хотя бы будет что вспомнить в тюремной камере.
Я задергалась в мужских руках, пытаясь лягнуть Марка ногой, ударить локтем, укусить за руку — сделать хоть что-то, чтобы оттянуть неизбежное.
Но всё было бесполезно.
Марк был сильнее и тяжелее меня.
И ему не составило особого труда наотмашь ударить меня по лицу и грубо подтолкнуть к бамперу.
Морщась от боли и звона в ушах, я уперлась руками о горячий металл и, как больная кошка, помотала головой из стороны в сторону. Кровь, хлынувшая из носа, текла по губам, в глазах двоилось.
Но мне некогда было думать об этом.
Я должна была спасти себя.
Инстинкты выживания оказались сильнее программы самоуничтожения.
И я превратилась в животное, в котором было заложено только две функции — убивать и властвовать.
И, задрав голову к небу, я закричала.
Закричала так, что кровь застыла в жилах.
Закричала так, что вся моя ёбаная жизнь пронеслась перед глазами, выворачивая меня наизнанку.
Я — тварь. Какая же я тварь…
Марк замер за моей спиной. Его руки, стянувшие мои шорты, дрогнули.
И это было роковой ошибкой.
Монстр внутри меня не мог не воспользоваться ею.
Как в замедленной съемке я присела вниз и, подхватив огромный камень, выпрямилась во весь рост.
Марк сглотнул, окидывая меня потемневшим взглядом.
В этих черных глазах было намешано столько всего — злость, смирение, удивление, преклонение…
Плевать.
Я никогда не забуду звук камня, встретившегося с черепной коробкой.
…
Вы хоть раз слышали, как спелый арбуз роняют на асфальт?
Нет?
А меня этот звук будет преследовать до конца жизни.
Виталина
— Ау, Вита, ты меня
