Энн машинально перекрестилась, чего не делала уже лет десять. Ее трясло, но причиной этого было отнюдь не полученное в детстве ирландское католическое воспитание: как все моряки, Энн была очень суеверна.
— Я знаю одну колдунью, которая разбирается в таких вещах лучше, чем любая повитуха или аптекарь. Если кто и способен заставить эту голову заговорить, так это только матушка Пейшнз. Но я другого не пойму: какая тебе выгода от разговора с Черной Бородой?
— Я хочу, чтобы он рассказал, где спрятал свое сокровище, — шепотом ответил Константайн.
Энн громко, с облегчением рассмеялась:
— Нет, Тоби, ты точно полоумный! Или, может быть, это твой капитан Джонсон убедил тебя, что пираты обожают зарывать добычу в землю? В таком случае, вы оба глупцы! Морской разбой — не такое уж доходное ремесло, как считают сухопутные крысы. Много лет назад, возможно, кое-кому и удавалось захватить настоящие сокровища у индийских язычников в Красном море или взять на абордаж испанский галеон с золотом и пряностями здесь, в Вест-Индии, но это происходило еще в те времена, когда моя бабушка была сопливой девчонкой. Нам-то все больше доставались штуки материи да бочонки с виски и тому подобные товары, которые мы потом продавали жителям побережья в обеих Каролинах и других местах, где жителям были не по душе королевские налоги.
Константайн посмотрел на нее строго, словно школьный учитель, и Энн заметила, что его обезьянье лицо наконец-то начало приобретать нормальный цвет.
— Настоящие сокровища существовали, и вовсе не так давно, как ты думаешь. Черная Борода никогда не пиратствовал в Красном море, зато он был одним из последних буканьеров. Свое каперское свидетельство он получил еще до того, как Англия заключила мирный договор с Испанией и сделала Генри Моргана губернатором Ямайки за то, что он отправил на виселицу своих бывших сообщников. Мне достоверно известно: прежде чем начать пиратствовать у берегов Северной Америки, Черная Борода захватил один испанский корабль, шедший из Панамы в Барселону. Именно на борту этого корабля он обнаружил самую большую в мире драгоценность.
Энн фыркнула.
— Ну, сейчас ты начнешь рассказывать сказки о сокровищах фей!.. Ладно, допустим, Тич действительно захватил нечто очень ценное. Но, скажи на милость, зачем ему понадобилось прятать свою находку? Вся добыча делится между членами экипажа поровну — таков морской обычай, и только капитан получает две части вместо одной. Как правило, доля каждого члена команды настолько мала, что нет никакого смысла ее прятать. Даже если кому-то очень повезет, и вместо обычной мануфактуры он захватит что-нибудь действительно стоящее, такой человек, скорее всего, очень быстро спустит свое богатство в тавернах и публичных домах.
Константайн кивнул. По всей видимости, ее насмешливо-фамильярный тон нисколько его не задел.
— Ты совершенно права, моя дорогая Энн, но в данном случае Тич захватил нечто такое, что нельзя было ни разделить на всех, ни продать обычному перекупщику или торговцу. Его трофей выглядел как самый обычный железный котел, однако стоило вылить в него хоть каплю вина, бросить хоть крошку хлеба, как котел тотчас наполнялся до краев и оставался полным, сколько бы из него ни черпали. Опустошить его можно было, только перевернув вверх дном. Священник, который был тяжело ранен во время схватки, признался Тичу перед смертью, что этот сосуд — святыня. В Америку его привез сам Святой Брендан, покровитель мореходов. Испанцы нашли его на одном из удаленных островов и отправили Папе.
Энн только головой покачала. Похоже, Константайн был одержим какой-то дурацкой идеей — еще более сумасбродной, чем та, что когда-то заставила ее уйти в море. Быть может, подумалось ей, под этими роскошными бриджами скрывается сифилис или какая-нибудь другая болезнь, которая уже выела этой маленькой обезьянке мозги? Но она постаралась прогнать от себя эту мысль. Во-первых, думать так было нехорошо, а во-вторых, разве последнее время она не погибала от скуки? А фантазии Константайна были какими угодно, только не скучными.
— Откуда тебе это известно? — спросила она так торжественно, как только смогла.
Константайн сделал попытку слегка расправить узенькие плечи:
— Я — инициат Школы Ночи, тайного ордена, основанного сэром Уолтером Рэли. Руководители нашего ордена — самые опытные и умелые Мастера — узнали о сокровище от Израэля Хендза, бывшего подручного Черной Бороды, которого Тич жестоко искалечил мимоходом, почти так же, как ты ранила мистера Снейвли. Разбитая коленная чашечка не позволила Хендзу продолжить занятия морским разбоем, и он стал одним из лондонских нищих. На совете ордена было решено отправить меня и моего бывшего товарища капитана Эдмунда Лава в Новый Свет. Мы должны были вернуть сокровище Черной Бороды в Англию, чтобы там сведущие в научной и естественной магии люди смогли досконально изучить свойства котла и определить его истинную ценность. К сожалению, очень скоро выяснилось, что Эдмунд Лав любит золото больше, чем Британскую Корону, и все это время получал деньги от наших врагов-церковников. Эдмунд был не только моим единомышленником, но и близким другом, однако я так и не смог простить ему предательства. Теперь только от меня зависит, попадет ли чудесный котел в руки иностранцев или нет, и если для этого необходимо, чтобы отрубленная голова заговорила — да будет так!..
Энн вдруг захотелось оказаться в каком-нибудь тихом месте, где она могла бы вытянуться во весь рост и глядеть на потрескивающий в очаге огонь, или — еще лучше — в плетеном гамаке где-нибудь в тени на речном берегу. Там она, пожалуй, смогла бы спокойно обдумать его слова. Странный огонь, горевший в зеленых глазах Константайна, мог быть признаком безумия, тайного знания или же невероятной смеси того и другого.
И снова, сама того не замечая, она осенила себя крестным знамением. Ее рука двигалась медленно, словно застоявшийся воздух таверны вдруг стал плотным, как вода.
В зале внезапно наступила тишина, потом кто-то сказал:
— Давай-давай, перекрестись еще разок. Самое время тебе примириться с Богом, потому что сейчас ты к нему отправишься, шлюха!
Энн подняла глаза и увидела у дверей Вырвиглаза, который целился в нее из пистолета. В колеблющемся свете свечей и масляных ламп его изуродованное лицо выглядело еще страшнее, чем всегда. Рядом с Вырвиглазом скорчился Нат Виски; голова его была забинтована.
— Смотри не промахнись, приятель, — заметил Нед Снейвли, продолжавший тискать свою пучеглазую подружку. — Второго шанса у тебя не будет. Наша старушка Энн проворна, как водяная змея, и так же опасна. Если ты ее только ранишь, не успеешь оглянуться, как она выпустит тебе кишки.
— Я не позволю, чтобы в моей таверне стреляли в женщин, — объявил он громко. — Особенно в таких, как мисс Бонни. Кроме того, ты можешь ранить парня рядом с ней, а он не только платит за выпивку, но и выглядит как джентльмен, так что я не удивлюсь, если его родные водят дружбу с самим губернатором Роджерсом.
(Тут Энн подумала, что на ее памяти владелец таверны чуть ли не впервые произнес больше трех слов кряду и ни разу не испортил воздух.)
Вырвиглаз глубоко задумался, затем сел на верхнюю ступеньку каменной лестницы. Он продолжал целиться в Энн, но для верного выстрела расстояние было, пожалуй, чересчур велико, и она с удовольствием подумала, что Вырвиглаз слишком боится ее, чтобы спуститься в зал.
— Я не стану стрелять! — объявил он. — Пока не стану. Я должен только задержать их обоих до тех пор, пока Черный Том не позовет господина, который нас нанял. Этот парень тоже из джентльменов — во всяком случае, монета у него водится, и он готов щедро заплатить каждому, кто поможет поймать этих двоих.
— Ну, тогда другое дело, — проворчал хозяин, опуская ружье. На Энн он даже не посмотрел, и она в который раз подумала, что все мужчины одинаковы!
Пока продолжался этот разговор, Константайн зажег свои свечи и, взяв одну из них в руку, выводил расплавленным воском на столе окружность.
— От тебя, вижу, толку ждать нечего, — заметила Энн. Обидные слова, но сейчас ей было все равно.
— Толк будет, и даже больше, чем тебе кажется, — отозвался Константайн сквозь зубы. — Если только эта штука сработает… Попробуй заговорить им зубы, нам нужно выиграть время.
С этими словами он отвинтил крышку медного флакончика, который Энн сначала приняла за чернильницу. Но вместо чернил там оказалась какая-то серебристая блестящая жидкость с металлическим запахом. Обмакнув в нее тростниковое перо, Константайн принялся что-то чертить на столе. На мгновение он остановился и, расстегнув застежки на своей книге, начал быстро листать страницы. Наконец он нашел нужное место, положил книгу перед собой и продолжал писать, то и дело в нее заглядывая.
