Мы ждем его на берегу узенького канальчика, идущего к поселку Дохерер. Насосы гонят в него по желобам воду из реки.
— Рыбки половить не хочется? Удочка есть в машине,— предлагает топограф Шапкарин.— А что, здесь хорошая рыбалка: ребята здоровых сомов вытягивают. Леша Корунаев отличился — на донку, на мясо, черепаху подловил.
Спускаемся по глинистому берегу реки к самой кромке мутно-желтой воды. Сразу ощущаешь хрустящий песок на зубах, пыльную, пропотевшую ковбойку — так и хочется окунуться. Но в голове всплывает фраза из какого-то африканского пособия для путешественников по Эфиопии: «Подходить к берегам рек следует с опаской, поскольку повсюду множество крокодилов». Опускаю руку в воду — совсем теплая.
— Мы вот тоже от жары мучаемся, но не купаемся. Местных, особенно ребятишек, крокодилы таскают. Без рук, ног остаются. Знаете, как тут скот поят? Стучат по воде палкой или кидают камни — отпугивают зубастых.
Шапкарин не преувеличивал. Мне запомнился эпизод из любимого мною труда одного из первых русских путешественников по Эфиопии, первопроходца Кэфы в конце XIX века, Александра Ксаверьевича Булатовича «С войсками Менелика II»: «...принесли только что покусанного крокодилом солдата, и раненый был так перепуган, что лицо его казалось зеленоватым. Он купался вместе с товарищами, и крокодил, схватив его пастью поперек всего тела, потащил под воду. При виде этого солдаты подняли крик, и крокодил выпустил свою жертву. На плечах и на груди у солдата было 12 глубоких ран, нанесенных как будто острыми зубцами пилы... Я зашил ему раны и наложил 32 шва. Через несколько дней он выздоровел...»
Но как мы ни всматривались в мутные глубины реки, ничего похожего на крокодила обнаружить не смогли. Разве что бревно-топляк выглядело подозрительно.
С другого берега нам уже махали рукой — приглашали в поселок. Сразу за мостом нас встретил председатель кооператива Юсуф Тесемма. Он хотел показать нам поля. Пока мы шли меж зеленых посевов, он то и дело указывал рукой на делянки и с гордостью пояснял:
— Здесь у нас кукуруза, а тут лук; бананы вы, конечно, знаете, а на этих деревцах, видите, небольшие плоды — это папайя. Выращиваем перец, свеклу — наш кооператив овощеводческий. Вы уж извините, секретаря райкома нет. Он осматривает машину,— в его голосе зазвучала нескрываемая гордость.— Государство нам передало бесплатно трактор. Когда-то он принадлежал крупному землевладельцу, но тот вскоре после революции сбежал. Теперь трактор достался крестьянам. Вы знаете, производственные кооперативы нашей провинции за хорошую работу получают тракторы «Назрет».
Я уже знал, что в городе Назрет построен по советскому проекту тракторосборочный завод, выпускающий близнецов минских «Беларусей».
— Мы уже купили дисковые бороны — у кооператива есть счет в банке,— продолжал председатель.— Теперь есть где хранить овощи и фрукты: в столице советские инженеры помогли построить большой холодильник и еще строят четыре. Рефрижераторы «Этфрут» могут увозить урожай из Харэрге прямо в Аддис-Абебу, в хранилища-холодильники. Это очень хорошо...
Мы вступаем под густую тень улицы-аллеи. Вдоль главной и единственной деревенской улицы выстроились жилые и чуть вдалеке — хозяйственные постройки. У первого дома нас приветствует голосистым кукареканьем петух. Он гулко хлопает крыльями у дверей нового дома. Это не хлипкий травяной шалаш кочевников, а солидное жилище сельского хозяина. Стены из стволов молодых деревьев обмазаны глиной, крыша покрыта рифленым железом.
Наступил полдень — время обеденного перерыва. Женщины хлопочут перед домами у открытых очагов — варят что-то на огне в глиняных горшках. Входы домов прячутся в зелени деревьев, по ветвям которых перепархивают изумрудные абиссинские скворцы. За одним из домов среди листьев банана выделяются красные и желтые кофточки женщин, рубашонки детей. Хозяйки, сидя на корточках, мелко рубят какие-то волокна, превращая их с помощью палок, похожих на скалки, в белую массу.
— Правда, рощица похожа на банановую? — спрашивает лукаво председатель.— Но это — энсет, кормилец наш.
Позже я узнал, что «музу энсете» — это многолетнее растение, называемое еще ложным бананом, которое кормит миллионы эфиопов. Большие листья, напоминающие листья банана, идут на крыши хижин, из них делают также циновки и корзины. Но выращивают энсет не из-за мелких плодов, появляющихся на деревьях всего лишь раз за их жизнь, а ради корней, из которых приготавливают муку для лепешек. Чем больше выдерживают энсет, обернутый в широкие листья, зарытым в ямах, тем выше он ценится.
— Хлеб из муки энсета называется «кочо», а если мука выдерживалась в яме больше года — «булля». Самый вкусный! — причмокивает Юсуф.
Минутку мы ждем, пока ребятишки перегонят через дорогу коз, и переходим на другую сторону улицы, где в центре деревни, на помосте под соломенной круглой крышей, сидят люди. Они разложили перед собой книжки, тетради, что-то пишут карандашами. Эти крестьяне работают целый день на полях, сейчас — в перерыве — готовят уроки, а вечером занимаются в школе, которая стоит неподалеку, на той же самой главной улице.
В Эфиопии — стране древней культуры, где на протяжении двух тысячелетий велись хроники исторических событий,— население было почти поголовно неграмотно.
Борьба с неграмотностью, начавшаяся сразу после революции, не прекращалась ни на день, а с 1979 года стала всенародной кампанией. Во всех провинциях десятки тысяч студентов, школьников, среди них многие — члены АМРЭ, учили людей в школах и на курсах. Только в одной провинции Харэрге было построено за это время сто школ. Стоит сказать, что более половины взрослого населения страны научились читать и писать, а до революции лишь 6,3 процента народа было грамотным. Недаром Эфиопии ЮНЕСКО присудило международную премию имени Н. К. Крупской за успехи в области просвещения.
— Видите, ребята даже в свой обеденный перерыв занимаются,— говорит секретарь Гетачеу Таддесе, подходя к помосту и подсаживаясь к нам в тень.— Совсем другие люди растут, с новым, отношением к труду, к своей земле. Ведь в этой деревне переселенцы все сделали своими руками — построили дома, прорыли канал, вспахали поля. Сами придумывают названия кооперативам, например: «Под руководством пролетариата сделать нашу землю зеленой» или «Светлое будущее».
Сейчас партия послала в новые деревни добровольцев — молодежь, специалистов сельского хозяйства: они помогают переселенцам из засушливых мест. Все работают там не для себя — для спасения людей, для революции. А наши недруги не видят перемен, хотят зачеркнуть все хорошее в Эфиопии. Вы читали выступление Буша перед поездкой по Африке?
Позже я нашел речь, произнесенную вице-президентом США Джорджем Бушем в Национальном клубе печати в Вашингтоне: «Если бы современный эфиопский фермер последовал примеру Иосифа и в урожайные годы делал запасы на неурожайные, его обвинили бы в капиталистическом «накоплении»... И если бы он захотел продать свой урожай кому-нибудь, кроме правительственного агента по закупке зерна, по любой цене, кроме установленной правительством, его обвинили бы в капиталистической «эксплуатации».
Вроде бы беспокоясь о голоде в Эфиопии, Буш, недовольный социалистической ориентацией страны, походя пытается принизить советскую помощь и заодно поучает эфиопов как жить.
— Вашу помощь не заметит только слепой,— продолжает Гетачеу,— хотя бы в сельском хозяйстве, которое мне ближе. У меня специальность — защита растении, я побывал в Амбо и слушал лекции советских фитопатологов. То, что я увидел в этом городке,— просто чудо на нашей земле. Мы теряем чуть не треть урожая из-за болезней растений, вредителей, а ваши ученые исследуют тысячи сортов злаков и овощей — от пшеницы и тэффа до перца и энсета, даже картофель,— чтобы отобрать лучшие, более устойчивые сорта для здешних условий. Оборудование лаборатории полностью привезено из СССР, в том числе единственный в Восточной Африке электронный микроскоп. Мало того, что советские ученые читают лекции в сельскохозяйственном техникуме, готовят эфиопских специалистов, они, имея опытный участок в соседнем кооперативе, наглядно показывают нашему крестьянину силу науки. «Амбо» переводится как «соленая земля», но у этого места есть другое название — «Агэрэ-Хыйуоте», что значит по-амхарски «земля, где цветет жизнь». Это более точное название.
...Большой день уже кончался, но госте при ильные хозяева кооператива не хотели отпускать нас без традиционного эфиопского обеда. Посреди большой комнаты нового дома стояли грибками круглые, плетенные из соломки столики. На каждом лежали толстенными стопками тончайшие блины. Они были такие белые и тонкие, что поначалу мы их приняли за салфетки. Хозяева по обычаю вежливо приглашали нас, мы отказывались, но затем, омыв руки из кувшина, вместе уселись за столики. Прежде чем предложить что-либо из кушаний, хозяева называли, что это такое. Блины-ынджера, несколько рыхловатые, кислые на вкус, пекут из муки тэффа. За обедом они — традиционно для амхарского стола — служат и тарелкой. На них можно было положить проперченный «тыбс» — жареные кусочки мяса, которые обмакивают в «уот» — разные острые соусы: овощной, рыбный, и еще бог знает из чего, но обязательно огненные, с красным перцем. Нас не угощали только сырым мясом, излюбленным в здешних краях, но непривычным для нас. Из уважения к гостям ячменного пива наливали обязательно так, чтобы лилось через край. Когда секретарь или председатель хотели оказать нам честь, они потчевали нас лучшим куском из собственных рук.
