Вот с каким разнообразием приходится иметь дело: что ни порода, что ни география места, то свои особенности.
Главное все-таки сделано. Доказано: нарушенную землю можно восстановить. Не всюду еще ясно как, но можно. Из голого, пылящего, безобразного удается создавать свои Лебеди, где и зелень, и тихие озера — хоть лебедей пускай. В этом есть своя поэзия, не правда ли?
Новость. Исследованиями, проводимыми по инициативе лаборатории рекультивации, о которой я уже писал, установлено, что травы лучше всего растут на смеси пород, лежащих в надрудной толще КМА. При умелой укладке пород вскрыши в отвалы, оказывается, можно в иных случаях создать почвы плодороднее тех, что были до разработки карьера (исключая черноземные участки, конечно).
Приятная новость, замечательная новость! Но ведь это что значит: хочешь иметь луга, леса, поля взамен уничтоженных — снимай породы с разбором, заботься о них, чуть не аптекарски соблюдай пропорции, укладывай, да планируй, да сажай, да... стоит ли результат хлопот?
Можно и подсчитать. В районе КМА гектар пахотной земли за год приносит до тысячи рублей прибыли. Самое дорогое восстановление гектара нарушенной земли обходится в 8,5 тысячи рублей. В ряде случаев цена снижается до двух тысяч. Итого, средний срок окупаемости трат на восстановление земли — шесть лет и меньше. Меньше, конечно, меньше! Ведь в этом расчете не учтены косвенные убытки, которые причиняет нарушенная земля, — санитарно-гигиенические, эстетические, моральные.
Рекультивация и их устраняет.
А в перспективе есть кое-что и получше.
Казалось бы, карьер без отвалов — это вызов здравому смыслу. Не совсем так, однако. Если рядом или неподалеку есть старый, выработанный карьер, то ведь его можно просто засыпать отвалами молодого соседа и убить сразу двух зайцев: закрыть давнишнюю рану и не занимать землю под новые отвалы. Тогда надо будет думать лишь о ране свежей, новейшей. Избыть ее можно, устроив, например, водоем.
Но две искусственные, разного возраста чаши по соседству — это, в общем, редкость. Не редкость зато другое.
Что они, собственно, такое — отвалы?
Руды и кварциты КМА прикрыты толщей мешающих добыче осадочных пород. Их мощность порой больше ста метров. Но ведь они не что иное, как различные суглинки, супеси, глины, пески, мела и прочее и прочее. Да это же сырье для керамической, гипсовой, стекольной, известковой, невесть еще какой промышленности! Попутные минеральные богатства. Железо железом, но из здешних отходов уже делают или собираются делать краски, цемент, технический мел.
Минерального добра тут походя поднимают из недр так много, что два-три цементных завода, к примеру, не смогли бы его сколько-нибудь заметно убавить. Ну хорошо, а нужны ли, выгодны ли в этом районе десять таких заводов? Надо считать. На то мы и хозяева. Комплексное, безотходное использование минеральных богатств в недалеком будущем может стать вторым и, кто его знает, может быть, главным путем решения проблемы сохранения земли.
Третья забота
Три заботы стоят перед человеком, когда он вмешивается в дела природы: найти богатство, взять богатство, сохранить богатство. Вот так мы и живем — как бы в трех измерениях. Мы неплохо научились находить богатства земли. Мы, в общем, умеем ими пользоваться. Но, расходуя, возобновлять их — этим умением мы еще как следует не овладели.
Потому что заботы такой раньше особенно не было. Потребности малы, возможности невелики — богатства земли казались беспредельными.
Сейчас не то. Быстро надвинулась необходимость считать, сколько еще в земле нефти, сколько на ней пресной воды, сколько над ней кислорода воздуха и сколько ее самой на поверхности. Времени для раскачки не осталось.
В Северо-Чешском угольном бассейне в 1975—1980 годах площадь рекультивируемых и используемых земель вдвое превысит территорию, которая будет нарушена за эти же годы горными работами. Прирост, который перекрывает трату! В этом суть: не только восстанавливать равновесие, но и увеличивать земельные ресурсы. Возрождение природного ландшафта должно стать вторым смыслом технологического процесса добычи, — без этого нам уже не обойтись. Благо не в противостоянии техники природе, а в установлении гармонической связи между ними.
На отвалах рудников КМА я видел молодые посадки и молодую траву. Первые всходы нового... Они не возникли бы здесь, если бы мы не думали о завтрашнем дне, о пользе и убытках так, как должны думать. Не наш это принцип — извлекать прибыль из чего угодно, как угодно, а там хоть трава не расти.
Сталь минус хлеб. Так было. Сталь плюс хлеб — вот уравнение, которое мы решаем, которое неизбежно надо решить.
М. Черток
Некоторое время назад В. П. Зенкович, специалист по морской геологии, доктор географических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий, был приглашен в Мексику. Его попросили прокорректировать прогнозы и проекты, касающиеся побережья Калифорнийского залива. Дело в том, что в последние годы многие реки, впадающие в залив, были перегорожены плотинами для целей ирригации и энергетики. Сток в море резко упал. В лагунах, соединенных с морем проливами, увеличилась соленость. Результат — вчетверо сократился важный для страны промысел креветок. Его решено было восстановить. Для этого надо не только изучить биологию креветок, но и исследовать водный режим лагун. Его придется менять — и здесь не обойтись без знания морской геологии, без понимания взаимодействия таких факторов, как берег и море. Специалистов данной области в Мексике нет, и потому задачей ученого, кроме прочего, было подготовить двух молодых мексиканцев, научить их вести практические и теоретические исследования. После этой поездки В. П. Зенкович написал книгу о Мексике и ее берегах (книга готовится к печати в издательстве «Мысль»). Главу из нее (в журнальном варианте) мы предлагаем читателям.
1. Уатабампо. Завтра — лагуна Яварос
В пыльный одноэтажный Уата-бампо мы прибыли утром. Управление Рекурсос Идрауликос (водных ресурсов) искали, как водится, долго. На одном из перекрестков Марио Гутьеррос, мой спутник, коллега и ученик, увидел второго моего ученика — студента Мальпику, который приехал в Уатабампо на два дня раньше. Оказалось, что помещение для экспедиции еще не готово. Любезный молодой инженер-ирригатор Рубен Урболехо долго выражал сожаление и утешал тем, что нам уже заказаны комнаты «в лучшем отеле».
За первые полчаса я успел составить беглое впечатление о городе. В районах ирригации все городочки или только что родились, или были перестроены и расширены. И маленькие они или большие, все созданы по определенному стандарту.
Центр Уатабампо украшен двухбашенным собором. Перед ним сквер. Под пальмами красуются одинаковые каменные скамьи. Тут же поблизости расположен клуб католической партии. У дверей всегда дремлет страж, который никого, кроме членов клуба, не пропускает.
В стандартный городской набор входят: здание городского управления, два-четыре отельчика и столько же универмагов, отделения банков и большой крытый рынок, кинотеатры и игорный дом с автоматами для искателей счастья. Опустишь монетку в двадцать или пятьдесят сентаво, автомат начнет вибрировать, и покатится по желобкам шарик — у вас на виду, за стеклянной стенкой. Обычно он кончает свой путь в «мертвом» отсеке. Тогда, если хотите, можете бросить следующую монетку. Однако счастливец — один, наверно, из сотни посетителей — вдруг от восторга начинает кричать. Шарик на очередном разветвлении покатился по цветному желобку, и автомат выбросил пять, а то и десять монет. Вера в судьбу у мексиканцев очень сильна. Иначе не объяснишь, почему в этих игорных домах всегда полным-полно мужчин любого возраста.
Скромно выглядят лавки ювелиров с крестиками и кольцами на витринах и мастерские, изготавливающие сомбреро, седла, высокие сапоги, чтобы ездить по колючим зарослям чаппараля, и разную сбрую, часто в серебре, для верховых. В оживленных кварталах «дель пуэбло» можно видеть, как работают кузнецы, ткут накидки — серапи, тачают сандалии и мокасины.
Я подолгу любовался изделиями кузнецов, особенно ножами — от небольших, вроде финки, и до мачете величиной с саблю. Второй приманкой для меня были мастерские сомбреро. Цена сомбреро от шести до шестидесяти песо в зависимости от материала, выделки и фасона. Тип головного убора до известной степени характеризует социальное положение мексиканца. Особенно хороши (и дороги) негнущиеся сомбреро с двумя продольными складками на тулье. Их носят владельцы плантаций и чиновники муниципальных учреждений. Молодежь предпочитает залихватские «техаски» с полями, загнутыми по бокам вверх. Мне же полюбилось обычное пеонское сомбреро, которое можно скатать и сунуть за пазуху, чтобы не сорвал ветер.
