Пришлось забрать из дома все деньги — я еще не представлял, сколько и в каких количествах мне предстоит приобрести, — и даже забраться в сумочку к Юрико. Впрочем, там оказалось не больше тридцати или сорока иен, так что совесть моя возмущалась недолго.
За всеми этими мелкими хлопотами я очень удачно протянул время до прихода почтальона. Расписавшись в получении телеграммы, я сунул ее в свой саквояж не читая — кому как не мне знать ее содержание. Если бы не квартальный санитарный инспектор Васэда, заступивший мне дорогу на выходе из нашего дворика, можно было бы считать, что план осуществляется без сучка и без задоринки. Но и от обладателя славной фамилии[6] мне вскоре удалось отделаться: на все расспросы о посещающей мою квартиру Юрико я продолжал твердить, что медицинские осмотры она проходит регулярно по месту своего официального проживания, а регистрировать ее в собственном жилище до заключения брака, согласно законодательству, я не имею права. Впрочем, и эту вовсе нежелательную встречу я повернул к своей выгоде, вскользь упомянув о скором отъезде вместе с Юрико на представление ее своей семье и возможной женитьбе. Кажется, господин Васэда остался не слишком довольным перспективой появления еще одной молодой жилички в своем квартале, но тут уж я ничего не мог поделать.
В гардеробе для сотрудников госпиталя я переоделся и поднялся в свое отделение, не встретив никого из знакомых. Постучав в дверь начальника, услышал раскатистое приглашение войти.
Танака-сан был не один — на жестком стуле у стены сидел Такэо Сато, наш интерн. Судя по картонной папке с историей болезни, пришел он за консультацией по наблюдаемым пациентам или же с регулярным отчетом. Вторая такая же папка лежала раскрытой перед самим господином Танакой.
— Прошу прощения, Танака-сан, что отрываю вас от важного дела, — начал я, поздоровавшись и останавливаясь у дверей в ожидании разрешения пройти дальше, — но я вынужден обратиться с личной просьбой…
— Ба! — воскликнул господин Танака. — Каи, я уж обрадовался, подумал, что ты не стал использовать второй выходной и завтра выйдешь на работу! А ты наверняка приготовил мне неприятный сюрприз… Ну, проходи, садись, рассказывай!
Я занял предложенный стул напротив Такэо-кун[7], раскрыл саквояж, одновременно начав говорить.
— В общем, что тут долго объяснять, господин Танака… Отец прислал сегодня телеграмму, сообщив, что неважно себя чувствует и требует моего приезда к нему с невестой… — я протянул начальнику бланк с вертикально наклеенными полосками текста. — Как вы знаете, отпуск в этом году я не использовал, а в прошлом году отдыхал всего лишь неделю. Плюс за весну и первую половину лета у меня накопилось восемь отработанных выходных…
Пока я бормотал, Танака-сан успел пробежать глазами телеграфное сообщение, которое, по всей видимости, его нисколько не насторожило. Во всяком случае, он аккуратно его свернул и вернул мне.
— Ну-ну, доктор Гото! Все мы знаем вас как добросовестного работника, так что незачем лишний раз извиняться и уговаривать меня пойти навстречу. Вы хотите отпуск? Сколько? Неделю? Десять дней?
— Я бы хотел три недели, Танака-сан, — пришлось ответить мне.
Начальник в замешательстве снял свои круглые очки, подышал на стекла, похлопал по карманам в поисках носового платка. Я видел, что он всего лишь пытается выиграть время.
— Доктор Гото, вы должны понимать, что Хадзуки[8] — горячая пора для нашего отделения! Сезон отпусков, многие нарушают диету, большое количество обострений хронических заболеваний… Вот вчера снова привезли пациента с панкреатитом! — Он постепенно повышал голос, считая, что овладел ситуацией и борьба со мной разовьется в пределах уже определенных им границ. — О каких трех неделях может вообще идти речь? Кто будет вместо вас работать? Доктор Миямото тоже не был в отпуске, однако не жалуется!
— Миямото Мито в прошлом году отдыхал две недели, а в Кисараги пять дней проболел ангиной! — вставил я.
— А Кэндзабуро Оичи? Работает, как крестьянин в рисовом поле — не разгибая спины! — возмутился Танака-сан. — Или он тоже болел ангиной?
— Нет, — пришлось признать мне. — Доктор Оичи так же ежедневно работает в отделении, как и вы сами, сэнсей! — Но, не успел господин Танака насладиться победой, как я скромно добавил: — Но Кэндзабуро, в отличие от меня, не собирается жениться. Как вы помните, Танака-сан, у него уже двое взрослых детей. А мне скоро тридцать четыре, и я возымел смелость полагать, что заслужил право на создание семьи.
На Такэо было жалко смотреть. Застыв, словно мраморное изваяние, он, кажется, и дышать перестал, боясь обнаружить свое присутствие во время спора подчиненного, каким являюсь я, и непререкаемого авторитета клиники в области болезней желчевыводящих путей доктора Танаки.
Начальник крякнул, осознав свою ошибку, но единственное, что он смог позволить для демонстрации превосходства своего положения над моим, это назвать по имени, опустив неизменное «доктор».
— Любезный мой Каи, — сказал он, продолжая сверлить меня взглядом сквозь возвращенные на переносицу очки, — я уже начинаю сомневаться, не совершил ли в свое время серьезную ошибку, взяв к себе вас ординатором. Мне бы не хотелось думать, что добившись от меня одной уступки, вы способны в дальнейшем использовать эту мою слабость…
— Вы не разочаруетесь во мне, Танака-сан, — ответил я, чуть поклонившись. — Ваш авторитет только вырастет в моих глазах. А узнав о проявленных вами доброте и участии, персонал отделения будет с еще большим прилежанием выполнять обязанности!
— Хотелось бы верить! — буркнул Танака, заметно, впрочем, смягчаясь. — Хорошо! Давайте ваше прошение об отпуске, я подпишу!
У выхода из кабинета я снова поклонился, услышав теплое «иттэирассяй» вместо безликого «саёнара»[9] и следующую фразу, уже обращенную к Такэо: «Да! И не забудьте на каждые четыре грамма вливаемой глюкозы назначить единицу инсулина!..» Я тихо прикрыл дверь. Еще одно важное дело было сделано.
Помимо аудиенции у Танаки, мне также было необходимо повидать Накано Табито — моего старого университетского товарища, и Ватабе Аико. Поколебавшись, я начал с медицинской сестры, благо, ее пост располагался на этом же этаже, лишь чуть дальше по коридору. На месте Аико не оказалось, я решил подождать и некоторое время провел у ее стола, от нечего делать рассматривая разграфленный лист, в который сестры переносили врачебные назначения из историй болезней. Состав пациентов почти не изменился — я обнаружил лишь три или четыре новые фамилии. Зато бросилось в глаза, что некоторые пациенты получают одновременно чуть не по десятку препаратов, большинство из которых хоть и безвредны, но притом и бесполезны. Впрочем, объяснение этому я нашел быстро: палаты этих больных вел интерн Такэо Сато, а полипрагмазия — лечение множеством лекарств — извечное свойство начинающих врачей, стремящихся ничего не упустить и все предупредить.
— О, доктор Гото! — сзади раздался радостный женский голос.
Я обернулся.
— Как поживаете, Аико?
— Лучше всех! — маленькая медсестра просто лучилась счастьем. — Вы уже вышли? А почему на утреннем обходе вас не было?
— Нет, — я покачал головой. — Танака-сан только что подписал мне трехнедельный отпуск, так что, в лучшем случае, выйду в Кикудзуки.
— Да? — оживление в ее глазах пропало. — А я уж обрадовалась… И почему в лучшем случае? А в худшем?
— Да нет, — теперь уже я смешался, — случайно оговорился. Конечно, в месяц хризантем я обязательно буду на работе — можете не волноваться!
— Хорошо, Гото-сан, — слабо улыбнулась Аико, и я впервые заметил, что не такая уж она и молоденькая — вон и у наружных уголков глаз проявились тонкие морщинки. — Мы будем ждать вас, с вами работать намного проще, чем с Миямото, или, тем более, с Оичи…
Мне вдруг почему-то захотелось пожать ей руку по-европейски, но я, конечно, не стал этого делать и лишь кивнул.
— До свиданья, Аико!
— До свиданья, доктор Гото!
Спускаясь в пульмонологию, я успокоился окончательно, если понятие «спокойствие» вообще применимо к описанию моего состояния. Но, как бы то ни было, Аико-тян[10] совершенно здорова и продолжает работать. Медосмотр мы проходили всем отделением в начале месяца, менее двух недель назад. Отводов никто не получил, следовательно, и симптоматики ни у кого не обнаруживалось. Тогда что же произошло? Не найдя готового решения, я остановился на межэтажной лестничной площадке, извлек из саквояжа перекидной блокнот и авторучку. Небрежной скорописью я стал заполнять лист, занося в него все запланированные к исполнению мероприятия.
«Табито. Договориться об оставлении вещей».
«Банк. Снять деньги, внести квартплату, вода, электричество».
