— Доктор Гото, — сказал он мне тогда, — я мог бы вовсе не отвечать на ваш вопрос, но вижу, что проявляемый к данной теме интерес вполне серьезен.
— Конечно, Када-сан, — подтвердил я.
— Так вот, именно поэтому я отвечу, — продолжил он. — Знаете ли вы препарат «ваерсан»? Нет? Ах, да! Иностранные медикаменты в нашем учебнике фармакологии не упоминаются… Это американское средство, дающее 100-процентное излечение от проволочника за один недельный курс терапии.
— Симаймасита! — выругался я в наиболее приличной форме, но успел уловить укор в глазах преподавателя. — Почему же мы до сих пор мучаемся с метбенизолом?
— Мы не мучаемся, — возразил Када Данзиро, — мы лечим теми средствами, которыми располагаем. Семь ампул «ваерсана» стоят семьсот американских долларов. Семьсот! — подчеркнул он. Я же, ошарашенный этой суммой, впал в ступор, будучи не в силах даже открыть рот. — Статистику заболеваемости проволочником я вам раскрыть не могу, это секретная информация, но могу указать ориентир — скажем, десять тысяч новых случаев в месяц. Дальше подсчитать сами сможете?
Я только открывал рот, словно рыба, выброшенная на песок.
— Вижу, трудно! Впрочем, люди с хорошим знанием математики, как правило, на медицинский факультет не идут… Сто двадцать тысяч первично… ПЕРВИЧНО! — рявкнул вдруг он, отчего я вздрогнул так, что чуть не упал со стула, — первично выявленных за год, это 84 миллиона долларов. Казалось бы, ну не такая уж большая величина даже в масштабах нашего бедного государства. Ну, пусть «Токё Денрёку» откажется от строительства очередной электростанции, не закупит британские генераторы. Так ведь?
Я машинально кивнул.
— Дело в том, доктор Гото, что видимое вами — лишь верхушка айсберга. Сейчас люди напуганы, волей-неволей вынуждены проходить медицинские осмотры… Пусть не каждые четыре недели, как хотели бы этого мы, специалисты-медики, но хотя бы раз в три месяца. И боятся внебрачного секса, поскольку им известно, что тесный телесный контакт является основным путем инвазирования. И выдают санитарным инспекторам заболевших не за вознаграждение — обращу ваше внимание, доктор Гото! — из чувства самосохранения. А теперь представьте ситуацию, когда император Сёва[15]… — ассистент Данзиро повернулся и поклонился в сторону портрета, висящего на стене за кафедрой, — поручает кабинету министров принять на государственный бюджет все расходы по лечению зараженных проволочником. Следствия такого решения не нужно истолковывать? Вам хватит ума понять, что эффективное, быстрое и бесплатное лечение — великолепная возможность разрушить всю систему профилактики заболевания проволочником? Что заболевшие и пролеченные в течение года совершенно беспрепятственно смогут продолжать прежний антиобщественный образ жизни, претендуя при этом на второй, третий, десятый курс лечения, наконец… Вы в своем уме, доктор Гото, или мне придется написать на вас представление ректору Кавамуре?
Я лишь энергично замотал головой, показывая, что нет, не надо обращаться к доктору Кавамуре.
— Я почему-то так и думал, что вы способны понимать очевидные вещи.
— Но ведь…
— Да?
— В начале нашего разговора я предлагал вовсе не «ваерсан» — о нем я даже не слышал. Речь шла об использовании древней китайской методики ручного удаления червей.
— Это еще хуже! — отмахнулся Данзиро-сан.
— Чем же? Денег больших не нужно…
— Потребуется намного больше денег, чем даже на «ваерсан». На слово вы мне не поверите, но и объяснять я ничего не собираюсь. Сколько времени проходит от инвазирования проволочником до достижения им половой зрелости? — перешел ассистент вдруг в атаку.
— От пяти до восьми суток, — тут же ответил я.
— Как долго продолжается репродуктивный период?
— До пятнадцати дней.
— Сколько личинок может отложить одна самка проволочника?
— До полутора тысяч, — продолжал отвечать я, мысленно готовясь к продолжению опроса: вопросам «где происходит откладка?», «каковы основные способы заражения?», «какие выделяют стадии превращения личинки во взрослого червя?». Однако ничего этого не потребовалось.
— Ну, вот! — констатировал ассистент Данзиро. — Теперь сложите все вместе: пятнадцать дней, восемь дней, полторы тысячи личинок (и это в случае единичной инвазии!). Представьте себе количество врачей, которое потребуется для выхаживания одного такого больного по древнекитайской методике даже при том условии, что вам удастся воссоздать лекарственную рецептуру, понуждающую червей именно покидать организм пациента, а не просто парализующую их. Не нужно наивно полагать, что этот способ не применялся в Японии до получения метбенизола — конечно, применялся. Но трудоемкость и длительность подобного лечения таковы, что его можно было использовать для очень узкого круга людей — либо очень богатых, либо очень важных для государства, что, в принципе, одно и то же. И при этом смертельные исходы — чуть не в трети случаев. Даже после этого вы будете отстаивать «свое» предложение? У нас, извините, от аппендицита с дизентерией больше пациентов помрет без медицинской помощи, чем удастся спасти больных проволочником. В противном случае придется создать полумиллионный корпус врачей-полузнаек, предназначенный для лечения одного-единственного заболевания… Вы ведь не хотите этого, не правда ли?
Конечно, я этого не хотел.
— Так что же, ничего нельзя сделать?
— Ну, почему же, — пожевал губы ассистент Данзиро, — работы идут во всех направлениях. Вас же лично могу успокоить: министр здравоохранения еще два месяца назад издал распоряжение о включении во врачебную страховку одного курса лечения «ваерсаном». Так что знайте: станете врачом — можете рассчитывать на положенные вам семь ампул. Естественно, я прошу об этом никому не распространяться. Я достаточно ясно выразился, доктор Гото, или мне придется пожалеть о своей откровенности с коллегой?
— Конечно, Данзиро-сан, я все понял. И жалеть вам ни о чем не придется!
— Тогда до свиданья. И, если попадете ко мне на экзамене, напомните, что за проволочника я уже поставил вам зачет…
Лежать было жарко и неудобно. Я шевельнулся, чтобы сменить положение, и почувствовал, как заныла поясница — пожалуй, даже сильнее, чем ныла стопа, из которой я вчера вытащил своего четырнадцатого по счету червя. Как она, кстати? Я осторожно присел, хрустнув позвоночником, и испуганно прислушался: не слишком ли громким был этот звук, не смог ли он проникнуть за тонкие стены квартиры?
В доме было тихо. В щели между закрытыми оконными экранами начинал просачиваться серый рассвет. Как странно, что я проснулся именно утром. Почти неделю мы взаперти, мало двигаемся и непрерывно пьем. От этого граница между сном и явью стерлась: несколько десятков минут бодрствования незаметно сменяются несколькими минутами дремоты, в продолжение которой ты сохраняешь способность воспринимать все окружающее. Далекие звонки трамваев, залетающие в наш узкий двор-колодец, гудки автомобильных клаксонов, стук быстрых шагов, спускающихся по лестнице, гудение водопроводных кранов соседей — все это скользит по самой границе сознания, словно паук-водомер под мостками деревенского пруда.
Юрико спала на спине, дыша открытым ртом. Едва взглянув на нее, я представил как, должно быть, он пересох, и тут же сам почувствовал жажду. Нога выглядела вполне прилично — отек за ночь почти спал, и я решил сходить по нужде и заодно выпить воды.
В крошечном туалете надолго задержаться было невозможно. От запаха хлорки слезились глаза. Мне вовсе не хотелось, чтобы в сточные воды попали личинки проволочника, поэтому пришлось пойти на использование этого старого дезинфицирующего средства. К тому же оно перебивало фекальное амбре — ночью использование рычащего и клокочущего смывного бачка было невозможным.
Под тонкой, как весенняя прозрачная сосулька, струйкой воды я тщательно помыл руки. Наклонившись к ней и хватая губами ледяную влагу, я продолжал ощущать тяжесть в пояснице, чуть левее позвоночника. «Хондроз, что ли, разыгрался?» — подумал я, выпрямился и покрутил торсом. Раньше подобная разминка неплохо помогала, теперь же не почувствовалось никакого эффекта. Ладно, пройдет, решил я, возвращаясь в комнату.
Юрико открыла глаза.
— Ты как? — спросил я, садясь рядом с матрацем на корточки и снова ощущая боль в спине.
— Я умру? — вместо ответа сказала она.
— Не мели ерунды, Юри-тян! Ты же видишь, все идет строго по плану… — я говорил шепотом, но слух у нас так обострился, что повышать голос не было никакой необходимости. — Полтора десятка мы из тебя уже достали, намного больше подохли сами, так что осталось совсем немного.
