на меня смотрела.
«Зубрила», — оскалилась девочка и закатила глаза.
Ирина Валерьевна что-то уверенно сказала, и все открыли учебник на странице с деревом. Я быстренько подглядела страницу у девочки, пока она не отодвинула учебник, и увидела дерево целиком. Дерево не было похоже на мое: яркое, плоское — одним словом, все у него было не то.
«Сколько листьев на дереве?» — спросила Ирина Валерьевна. Листьев было — до жути. Один листочек, второй, третий…
Тут девочка подняла руку, и я застыла. Как она успела?
«Много», — угодливо улыбаясь, сказала Настя.
«Правильно, Настя, молодец!» — ответила Ирина Валерьевна, и все стали смотреть в учебнике на лягушку в окружении пяти (я быстро сосчитала) комаров, но мне было не до того.
Мы с Настей долго смотрели друг на друга. Настя ловко вертела ручкой. Я посмотрела на свою и покраснела: моя самая обычная ручка была погрызена с конца и чуть подтекала. Настя брезгливо подвинулась к своему краю парты, издалека победно и гадко улыбнулась, опять подняла руку и ответила что-то про комаров.
«Вот так просто? Много листьев? Мама же учила: быть крайне внимательной и быстрой. Отвечать так, как будто выучила этюд и играешь на сцене. Отвечать четко, идеально. И почему у меня не такая ручка?» — думала я.
Еще тоненькое, стекло внутри меня стало расти в толщину. Так прошел первый класс.
Как я ждала тихий, но искренний танец
2 класс, 12 декабря
Наша учительница музыки Галина Ивановна пахла, как писали во всех отзывах на школу в интернете, хересом, но я его не чувствовала, потому что не знала, что такое херес. От Галины Ивановны пахло неудавшейся карьерой, усталостью от детей и да, алкоголизмом. Но только не из-за запаха алкоголя, а из-за запаха болота, в котором Галина Ивановна варилась вперемешку с социальной работой.
«Дорогие дети, не берите в рот это… Хм-м… Нехорошее зелье», — учила нас Галина Ивановна на уроке музыки вместо песен про школу. Школьный план есть школьный план: неважно, что ты принимаешь внутрь между уроками. Дали сверху задание рассказать про вред алкоголя — будь добра, рассказывай.
Класс тихонько гоготал. Галина Ивановна делала вид, что не понимала смеха, и бросалась доказывать точку зрения не свою, но школы, на примере алкаша дяди Андрея, который пил у пятиэтажки напротив.
Дядя Андрей с детьми всегда был добр и иногда даже плакал, когда рассказывал о первой своей любви Тамаре, с которой сидел рядом на уроках немецкого в нашей же школе. Но и от него болотом пахло не так сильно, как от Галины Ивановны: дядя Андрей был открыт и честен, а вот учительницам надо было шифроваться и не показывать себя обычными побитыми жизнью женщинами.
Ты государственный работник? Государственный работник. Тогда прячь, зашивай себя наживую, укрывай дыру внутри стенгазетами и просвещай молодые умы.
После лекции об ужасах этилового спирта Галина Ивановна несколько раз постучала по проигрывателю и таки включила нам «Вальс цветов» Чайковского, самое мое любимое у него.
Мальчики на задней парте фальшиво подпевали вслух. Галина Ивановна носилась между ними, устало грозилась директором и учетом. А, когда все успокоились, сказала: «Вальс — это танец».
«А как же мы не знаем, что вальс — это танец?» — хамовато заорал Паша.
Тогда Галина Ивановна подбрела к нему, отодвинула стул вместе с Пашей и махнула рукой к доске.
«Тогда приглашай девочку на танец», — сказала Галина Ивановна.
Паша на мгновение смущенно замер — и, пока класс не заметил его стеснения, подошел к нашей с Настей парте. Паша стал протягивать руку к нам, Настя улыбнулась и заискрила, но Паша продолжал тянуть руку уже мимо Настиного носа — ко мне.
Рядом с Настей что-то с грохотом упало, но я почти не заметила и пошла танцевать. Щеки стали горячими, ноги обмякли. Паша протянул чуть влажную ладонь, вторую положил куда-то мне на ребра. Мы стали топтаться из стороны в сторону.
Класс замер: как это он — с ней? Когда Паша оказался спиной ко всем, он наклонился ко мне и быстро прошептал: «Ты классная»
Тут моя дурная голова замахала ушами и улетела, и случилось оно. Я споткнулась о собственную ногу и упала так, что задралась юбка и сползли теплые колготы.
На мне красовались трусы со скрипичными ключами. Класс привстал, а потом взревел.
Не помню, кто и что говорил, помню только Настино «Ха, у нас вторая музичка!» и Пашино «Это я так задумал, чтобы она вот так!».
Галина Ивановна молча смотрела на меня, не помогла подняться. Потом молча смотрела на класс. А потом прозвенел звонок.
Так случилась моя точка невозврата, а стекло, которое могло и треснуть в момент танца, только стало толще.
2 класс, 15 января, перед первым уроком
Я смотрела на фонарь. До урока оставалось двадцать минут. Мама еще пять минут назад подтолкнула меня и ушла, подумав, что я сразу побегу в тепло.
Откуда-то из-за фонаря на лицо небо высыпало по чуть-чуть снега. Снег будто порхал наверх, а потом мерно приземлялся на меня, на асфальт у школы и на саму школу, делая ее просто частью пейзажа, а не смыслообразующим предприятием и конечной точкой.
Я стояла посреди дороги и нарушала привычный путь вереницы школьников: сто процентов у каждого из них во рту должно быть по монетке для Харона. У нас роль Харона играла жадная на деньги охранница, которая пораньше выпускала из школы за звон в ученических ладонях, наоборот, в мир живых, тем самым нарушая мировой порядок.
Из школы донесся первый звонок, и я побежала снимать рейтузы.
«Машка, трусы не в ромашках!» — прокричал кто-то в спину. О моих трусах помнила вся школа.
Я уткнулась в стекло, которое выросло в толщину еще чуть-чуть, и стала натягивать на себя туфли. Колготки пузырились, и туфли никак не хотели надеваться. В итоге я надела их через силу и поковыляла к лестнице.
«Машка, ходи не как промокашка!» — заорали сбоку и сразу убежали.
Только в школе оказалось, что хожу я, сильно подпрыгивая. Исправить это никак не получалось. Спустя много лет видео с моей походкой уже стали снимать и выкладывать в школьный паблик «Подслушано ГБОУ СОШ номер N».
«Машка, хватит петь про мышку!» — вдруг прокричал Паша. Откуда он узнал о моей тайне? По нотам? Обычно в процессе я по-своему напевала мелодию: соль, ля диез, соль, фа бемоль.
«Какую мышку»? — подбородок у
